– Это знаменитое французское вино от Жан-Поля Шене.
– А почему же горлышко кривое? Надо бы заменить.
– Ха-ха-ха! Вы спрашиваете, как французский король, уважаемый Евдоким.
– Отчего же? – обиделся Ануфриев.
– А вот послушайте историю этого напитка… Когда Людовику XIV подали на обед вино от его любимого винодела Жан-Поля Шене, он увидел, что бутылка кривовата. Король рассердился и велел доставить винодела в Лувр. «Что такое, господин Шене? Почему бутылка кривая?» – спросил Людовик, ткнув пальцем в кривую бутылку. «Она не кривая. Она прямая, но склоняется перед блеском Вашего Величества», – ответил находчивый винодел. Людовик рассмеялся и велел наградить винодела. С тех пор все вина от Жан-Поля Шене разливают в бутылки со слегка искривленным горлышком. Вот так-то, молодой человек.
– Этот винодел настоящий хитрец, наверняка у него коммерция хороша шла.
– Вне всякого сомнения. Он был одним из главных поставщиков вина его королевского величества.
Ловко, не пролив и капли, официант разлил вино в высокие бокалы.
Выдохнув, Евдоким одним глотком выпил содержимое.
– Что вы скажете? – заинтересованно спросил граф Демидов.
– Кисленькое и не пьянит, – без особого почтения отозвался купец.
– Ха-ха-ха! Тонко замечено. А что еще можете сказать?
– За такую цену, сколь стоит эта бутыль, так можно было бы целую телегу водки купить, и еще осталось бы.
– Вижу, что вы слегка разочарованы. Только такой напиток полагается сначала оценить: взболтав его содержимое в бокале, нужно понюхать. И только после того, как вы оцените его букет, нужно поглощать крохотными глотками… Вот что, милейший, принесите нам «Шардонне». Похоже, наша дегустация затянется до самого вечера, против чего я, собственно, не возражаю, – вновь рассмеялся слегка охмелевший граф.
После третьей рюмки сделалось и вовсе хорошо. Мир выглядел не столь убого, как поначалу, да и «Шардонне» не казалось уж таким кислым. Хотя красная цена за такое вино – рубль за полдюжины бутылок. В деревнях иные умельцы такую настойку из красной смородины делают, что она будет крепче всякого «Шардонне». А этот самый букет не хуже, чем у французских или итальянских вин.
Благодушному настроению способствовала солнечная погода и деревенские виды, растянувшиеся за окном: поля, убегающие за горизонт; буренки, пасущиеся на склонах; радовали глаз даже бабы, полощущие белье на длинных шатких мостках, убегающих к середине реки. Благолепие и безмятежность царили во всем. Живи и радуйся!
Своими неуемными разговорами Евдокима не раздражала даже Каваллини. А Мальцева временами бросала на него долгие взгляды и томно вздыхала. Щеки у нее раскраснелись, и было понятно, что от выпитого вина она малость опьянела. Даже генералы, прохаживающиеся по палубе, не казались ему столь суровыми, а один из них, тот, что был постарше, как-то залихватски подмигнул ему, показав красноречивым взглядом на раскрасневшуюся Анастасию Мальцеву. Отчего и вовсе сделалось неловко.
Лишь архиепископ, сидевший неподалеку на лавочке, чуток прикрыв глаза, молчком провожал взглядом менявшиеся пейзажи. Видно, размышлял о благостном.
На душе было безмятежно, и не только от выпитого вина.
– Ох, молодой человек, – мягкая ладонь Ангелы Каваллини коснулась руки Евдокима. – Вы даже не представляете, как я утомилась за последние полгода, как мне наскучила эта толпа поклонников, что волочится за мной по всему миру… Я даю концерт в Лондоне, и они туда! Я переправляюсь через океан в Америку, а они уже там меня поджидают. А один из моих преданных поклонников подарил мне диадему с изумрудами. Вы представляете, каждый камень величиной с грецкий орех! – Ее пальцы скользнули слегка по его ладони, отчего Евдокиму сделалось малость щекотно. – А мне просто хочется какого-то человеческого участия, чтобы рядом со мной был человек, который меня понимает и во всем поддерживает. А вы как считаете? – заглянула певица в глаза охмелевшего купца.
Евдоким посмотрел на оперную диву. Физиономия у нее явно не удалась: нос толстоват, рот с тонкими губами и великоват, а на шее отчетливо видна глубокая складка – и явно не от золотых украшений. Певичка напоминала ему тетку Дуню, торговавшую на базаре малосольными огурчиками.
Следовало что-то сказать, но продолжить разговор мешали две глубокие морщины у самого носа.
– Ну-у, так-то оно, конечно, так…
Ангела Каваллини слегка подвинулась вперед, заглянула в его глаза совсем интимно, как если бы сроду не встречала более содержательного собеседника, чем купец второй гильдии Евдоким Филиппович Ануфриев. При этом ее острое колено воткнулось ему в ногу, причинив некоторое неудобство. Следовало бы отодвинуться, но как это сделать, Евдоким не знал, – неудобно как-то получится.
Неожиданно в спор вмешалась мадам Анастасия Мальцева.
– Что же мы все сидим? А давайте немного прогуляемся по палубе.
– С превеликим, как говорится, удовольствием, – с облегчением поднялся Евдоким.
– Вы идите, а меня что-то после обеда разморило малость, я, пожалуй, пойду посплю часок, – сказал граф.
– Я тоже пойду к себе, – обиженно проговорила мадам Каваллини.
Подхватив Евдокима под руку, Анастасия Мальцева вывела его из столовой.
Уже поднимаясь из-за стола, Евдоким почувствовал, как его слегка помутило, не иначе как от выпитого вина. Кто бы мог подумать, что от этого компота может дурно стать! Хотя ежели его литрами хлебать, то тогда конечно…
Подошли к самому борту. Пароход стремительно рассекал водную гладь, обдувая ветром разгоряченные лица. Мальцева взирала вдаль, приподняв острый подбородок.
– Вы посмотрите, красота-то какая, – взмахнула худенькой ручкой певица. – Вон там наверху, будто бы невеста в фате, церквушка возвышается.
– Так-то оно, конечно, так… Вон и коровы стоят… Как животы у них от еды раздуло. Скоро им на водопой. Бабы уже заждалися, – не посмел возражать Евдоким Филиппович, почувствовав, как его изрядно тряхнуло. – Только что-то духота к самому горлу подступила. Вы бы пока того… шли бы вперед, да только не оглядывайтесь, а уж я вас догоню!
– Ах вы какой баловник, – рассмеялась Анастасия Дмитриевна, погрозив пальчиком, – решили на меня сзади посмотреть. Только я вам хочу сразу сказать, что всюду хороша.
Распрямив спину, она гордо потопала вдоль борта, притягивая к себе взгляды мужчин.
Тошнота становилась нестерпимой, голова закружилась от вольного воздуха, желудок выворачивало наизнанку. И когда сдержаться уже не было сил, Ануфриев перегнулся через борт и изрыгнул из себя «Шардонне» – двести пятьдесят рублей за бутылку. Утерев рот рукавом и вытерев слезинки, проступившие от усердия, Ануфриев свободно вздохнул: кажись, полегчало! Вот теперь можно и за дамой отправиться.
Повернувшись, он увидел прямо перед собой сидящих у распахнутого окна генерала от кавалерии и посуровевшего архиепископа, разговаривающих о чем-то негромко.
Покачав головой, генерал произнес, явно сочувствуя:
– Эко вас развезло, молодой человек. Наверняка от свежего воздуха. Так бывает.
Архиепископ еще более нахмурился. Смущению не было предела. Смиренно сложив ладони в покорности, Евдоким Филиппович произнес, обращаясь к владыке.
– Подурнело малость… Благословите, святой отец.
– Ступай, ступай отсюда, – рассерженно махнул на него дланью архиепископ, – свиноподобный отрок.
– Ха-ха! – рассмеялся генерал вслед сгорбившемуся от стыда Евдокиму. – Как вы его ловко-то, святой отец. Ха-ха! Надолго он ваше благословение запомнит!
Настроение было испорчено: самое время, чтобы запереться в каюте и заглушить остатками вина навалившуюся тоску.
– Что же вы меня заставляете ждать, молодой человек, – укорила Мальцева, когда Евдоким подошел. – Так с дамами не поступают, тем более с такими, как я. Неужели вы хотите со мной поссориться? Ведь от расстройства я могу и голоса лишиться. Тогда из граммофона вы никогда не услышите мою «Гайда, тройку».
Мадам Мальцева ласково прижалась к нему плечом. В нос шибануло острыми духами, отчего тотчас перехватило дыхание, и Евдоким приложил ладонь ко рту, чтобы не опростоволоситься перед великой певицей. Вот будет пассаж!
Подавив в себе рвотный рефлекс, он произнес:
– Только у меня настроение испорчено.
– Отчего же, милый друг?
– Я к архиепископу со всей душой, подошел к нему благословение просить, а он меня свиноподобным назвал, как же тут не оскорбиться.
– Бедный мой мальчик, какая у вас все-таки чуткая и ранимая душа… Вам нужно именно такую же чуткую и ранимую женщину, как вы сами, которая всегда могла бы вас утешить, успокоить, посоветовать что-то дельное. А хотите, возьмите меня замуж! Я как раз сейчас свободная, из нас получилась бы очень замечательная пара… Ладно, ладно, ну чего вы так напряглись, я пошутила. Вам обязательно нужно какую-нибудь княжну или княгиню, а что вам до какой-то там мещанки Анастасии Мальцевой, пусть даже с большим приданым и с хорошим голосом… Вы как-то побледнели, неужто у вас опять закружилась головушка? Какой же вы все-таки чувствительный. Давайте я вас отведу в каюту… Пойдемте в мою каюту, она поближе будет.
