– Кто?
Голос за дверью потребовал:
– Откройте, милиция. Майор Туманов. Мне необходимо задать вам несколько вопросов.
Когда телохранитель Алик проговорил это, Барков улыбнулся. Вот какого молодца он воспитал. И тихонько шепнул своему охраннику:
– Молодец. Говоришь, как заправский мент.
Хоть и с недовольством, но дверь Ирина открыла, и даже не успела вскрикнуть, как голова ее очутилась в мешке. Чапа попытался вцепиться в ногу телохранителю Алику, но Бык ловко поймал его за шею и так сдавил ее, что послышался хруст сломанных позвонков.
Эдуард Юрьевич входил последним. Закрыв дверь, он предусмотрительно запер ее на все имеющиеся замки. Хотя можно было не опасаться появления ментов. На этот случай в белой «семерке» сидело четверо вооруженных парней. Они будут прикрывать отход Баркова, если возникнет такая необходимость.
Покончив с собакой, Бык переключился на сопротивлявшуюся женщину. Она пыталась дотянуться своими ноготками до лица Алика. Бык довольно профессионально завел ей руки за спину и защелкнул наручники. Так она не сумеет карябаться.
– Мне больно, – взвизгнула Ирина, принимая ворвавшихся за обыкновенных грабителей. Теперь придется распрощаться со всей наличностью. Но это пустяки, лишь бы в живых оставили, мерзавцы. Однако один из них назвался майором Тумановым.
Ирину усадили на диван и как показалось, на какое-то время об ней забыли. Чуть приглушенные голоса налетчиков доносились то из одной, то из другой комнат. И она поняла, налетчики обыскивают квартиру. Она не знала, сколько это продолжалось по времени. Показалось немного. Хотелось, чтобы этот кошмар побыстрее прекратился. Но скоро она поняла, это еще не кошмар, а только его начало.
Барков сел в кресло напротив сидящей на диване Ирины. Края халата разошлись, и старик увидел то, что женщины обычно скрывают под трусиками. Но теперь все это представлено к всеобщему обозрению и она, даже не стесняется своей наготы, потому что озабочена другим. Она озабочена той гранью, которая отделяет жизнь от смерти.
Барков предпочитал не вмешиваться. Заранее проинструктировал Алика, о чем тот должен был спросить Зотову. Заметив повелительный взгляд Баркова, телохранитель воспринял его, как команду к действию. Видя, что женщина здорово напугана, сказал для начала:
– Мы не сделаем тебе ничего плохого, если ты будешь с нами откровенна.
Стоявший рядом Бык, пренебрежительно хмыкнул. Если бы Барков предоставил ему возможность, он бы сумел развязать язык этой бабешке. И нечего с ней минжоваться, как Алик. В таких делах, деликатность только мешает. И Бык отвернулся, посчитав, что Алик только тратит драгоценное время впустую.
– Так мы можем надеяться на твою откровенность? – спросил Алик.
Женщина съежилась и тихо ответила:
– Да.
Барков улыбнулся, удовлетворенно кивнув Алику, чтобы продолжал. Сейчас Алик выполнял главную роль, и это особенно не нравилось Быку. Он завидовал этому выскочке, подхалиму. Этот гад умеет красиво выражаться, что очень нравится хозяину. А Быку достается вся грязная, черная работа. Тому же Алику еще никого не приходилось убивать, чего не скажешь про Быка.
– Нас интересует золото?
– Выражайся точнее, – прошевелил губами Барков. Алик его понял, и сказал дрожащей от страха, сидевшей на диване Зотовой:
– Незадолго до смерти, Романовский принял партию ювелирных изделий. Но в торговлю они не пошли. Ты, как заместитель Романовского, должна знать, куда они делись.
– Но я не знаю, – дрогнувшим голосом ответила Ирина.
Барков нахмурился. Такой ответ не удовлетворял его.
– У него в сейфе стоят коробки. Но они пустые. А на ту партию не было никаких документов, – осмелилась сказать Ирина. А Барков поморщился, на его взгляд эта женщина прикидывается дурой. Уж ей ли не знать, что партия левая, так какие же на нее могут быть документы. Теперь старому вору стало ясно, что по-хорошему поговорить с этой женщиной не удастся. На дух не мог переносить, когда бьют женщин. Но видно без этого никак не обойтись. Только он предпочел бы не видеть подобных издевательств. И кивнув Алику, вор отвернулся.
Сначала услышал рявканье Быка, которое выражалось в единственной фразе:
– Ах ты, сука рваная, не хочешь отвечать по-хорошему!
Потом послышались чуть приглушенные удары, и стоны женщины. Она не кричала, не визжала, как это должно быть, а стонала, глубоко, протяжно, как умирающая лошадь загнанная безжалостным наездником. Время от времени ее стоны прерывались короткими ответами, когда в очередной раз Алик или Бык спрашивали об исчезнувших ювелирных изделиях. И ответы ее были однообразными. Женщина клялась, что не знает, где находится партия ювелирных изделий. Похоже, что она говорила правду, потому что вытерпеть мучения причиняемые Аликом и Быком было не так-то просто. Эти хлопцы могли вынудить на откровенность кого угодно, и если уж их старания не увенчались успехом, значит, и в самом деле эта бабешка не при делах. Примерно так рассуждал старый вор, поэтому, взглянув на потные лица своих парней, сжалился.
– Ладно. Хватит, – сказал он, рассматривая голое женское тело, на котором вспыхнули красные пятна от побоев. Пока они еще не сделались темными синяками, скорее, наоборот, придавали телу женщины некий шарм, и на их фоне ярко выделялся пучок черных пушистых волос внизу живота. Он показался таким заманчивым, желанным, что Баркову страстно захотелось эту истерзанную, побитую женщину. Когда-то слышал, что в такой момент в женщине что-то точно раскрывается, вместе с чувствами обостряется и возбудимость и она готова одарить мужчину небывалым сексом.
– Тащите ее на постель, – сказал вор, проходя в спальню, где стояла широкая кровать, застланная одеялом.
Ирина не сопротивлялась. В данной ситуации, это было бесполезно. Пусть ее насилуют, пусть делают, что хотят, но оставят в живых. Ведь она не видела их лиц, значит, не может описать милиционерам. А унижение, потом забудется. Раны перестанут болеть. А сейчас, главное остаться живой.
Ее положили на постель, и тот, кто навалился на нее, небрежно раздвинул ей ноги. Им был Эдуард Юрьевич Барков. Старому вору не пришлось даже прикладывать усилий, чтобы войти в лоно женщины. Ее разгоряченное тело забилось мелкой дрожью, когда Барков лег на нее, чувствуя влагу между ее ног. Она облегчила ему вхождение в самое сокровенное, где дается жизнь новому человеку. И это, Эдуард Юрьевич, проделал с такой осторожностью, словно под ним лежала не женщина, повидавшая на своем веку всякое, а юное создание еще не имевшее близости с мужчиной. И очень не хотелось, чтобы она разочаровалась от этой близости.
Потом он сидел в кресле и молча наблюдал, как тоже самое делали Алик и Бык. Сначала по очереди, потом вместе. В их действиях не было романтики. Они давали выход необузданной молодецкой энергии, трепали женщину, как куклу. И глядя, как эта кукла стонет и визжит от похоти молодцов, Эдуард Юрьевич завидовал им. С его больным сердцем, он не мог себе позволить такое. Оставалось только наблюдать за процессом, что вор и делал. Нужно было унизить эту бабешку, чтобы это унижение осталось в ее душе. И его молодцы постарались.
Немного с завистью, глядя на три тела бесновавшихся на постели, вор сказал:
– Ребятки, нам пора. Скажите тете, до свидания.
В ответ тетя что-то простонала. Кажется,«бутерброд», который сделали на прощанье Алик с Быком, оказался ей по вкусу.
Когда выходили из подъезда, мент все еще сидел в машине, а вот Лины с ним уже не было. Получалось, девчонка не выполнила задание до конца. Ведь сказано было, чтобы находилась в машине с ментом до тех пор, пока ей не позвонят на сотовый.
Стоило подъехать «Мерсу», как Барков озабоченно спросил у водителя:
– А, где эта зассыха? Ей велено было развлекать мента.
Водитель, парень с богатырскими плечами, в которые вросла огромная наголо обритая голова, указал в сторону перекрестка.
– Вон туда убежала. Мент вышел из машины, побежал за угол дома. А она в противоположную сторону с бутылками пива.
– Чего? – не понял Барков. – Откуда у нее пиво?
Парень повел богатырскими плечами. Габариты у него были огромные, но вместе с тем, он был отличным водителем. Если не сказать больше: он был водитель – ас.
– Заработала, наверное, – сказал ас. – Бутылок шесть. Или семь.
Всем показалось, что их босс расстроился. И вряд ли тут присутствовала ревность. Женщины всегда для него были навроде вещи, которую можно купить, можно и продать. Можно подарить и отдать даром. Но ни того, ни другого вор не сделал. А самовольство он не любит прощать.
– Дешевка, – сказал он про девушку и велел водителю трогать.
* * *
На усатого раздолбая Грека Федор здорово обиделся.
– Видеть его цыганскую рожу не могу, – сказал он Ваняшину.
– Так ведь он вроде не цыган, а грек. Так, во всяком случаи, говорит он сам, – осторожно заметил лейтенант, видя, как враждебно настроен майор. И раздражать его еще больше, значит навлечь на себя гнев. Еще подумает, что Лешка взялся заступаться за проштрафившегося товарища. А если разобраться, Грек сам виноват.
