— Ну, что ты хочешь? — спокойно отреагировал он. — Наркомания задавила. Плати деньги, всё—таки милиционер на вахте дежурить будет, это хорошо, но проблему, к сожалению, этим не решить. Дети выйдут из школы и где—нибудь за углом будут делать то же самое.
— Может, наших детей перевести в другую школу?
— В какую? Везде одно и то же творится. Следить нужно за детьми, объяснять вред наркотиков. Ты почему сама не ешь?
— Да не хочу я, устала, — отмахнулась она, — столько за день дел переделала, что уже ничего не хочу. Слышишь, Рогожин, давай, с твоих отпускных машинку стиральную, автомат, купим?
— Я тебе сказал, что ещё не знаю, сколько и когда получу. Что загадывать, если на руках ни гроша?
— Понятно. — Надюша в который раз помыла посуду, прибрала на кухне, почистила всем обувь, погладила высохшее бельё, наконец к двенадцати часам ночи она освободилась. Зашла в спальную и, услышав размеренное, спокойное дыхание мужа, осторожно легла с краю, чтобы не разбудить его.
Махонин, уволившись с работы под предлогом срочного отъезда к больному родственнику, отсиживался в пригородном поселке Митино, у своей двоюродной сестры Антонины. Они вместе росли и в детстве были дружны между собой. Антонина испытывала к кузену пожизненную благодарность, навсегда запомнив, как он её, почти бесчувственную, вдоволь нахлебавшуюся воды и простившуюся с белым светом, тонувшую в речке Караулке, вытащил на берег и привёл в чувство. Было это давно, но в памяти сохранилось на всю жизнь. Антонина рано вышла замуж, но жизнь замужняя не сложилась, детей у неё не было, муж много пил. Часто, уходя в запои, пропадал из дома на несколько дней, а то и на неделю.
Возвращался, точнее, приползал, весь обросший, грязный, разутый и почти раздетый. Она из жалости приводила его в божеский вид, он клялся, что это в последний раз, и она, имея доброе, отходчивое сердце, наивно верила и оставляла его в доме. Через некоторое время всё повторялось, как по сценарию. Её ангельское терпение лопнуло, когда она обнаружила, что в доме стали пропадать вещи. Выпивоха—муж тащил и продавал всё, что попадало под руку. Она обратила внимание на воровство тогда, когда со стены исчез ковёр. Воспользовавшись отсутствием жены, муж—алкоголик вынес его и продал на барахолке первому попавшемуся покупателю за бесценок. Антонина, обнаружив пропажу ковра, немедленно провела ревизию имущества.
Оказалось, что муж воровал давно и регулярно. Пропала её зимняя одежда: меховая шапка, пуховая теплая шаль, доставшаяся ей в наследство от матери, две вязанных из ангорки кофты. Исчезли несколько комплектов нового постельного белья, посуда из обеденного и чайного сервиза, которой она не пользовалась, а только любовалась; набор столовых приборов из мельхиора (покупала на отпускные и не успела ещё применить на деле). Ножи, вилки, ложки лежали в одной большой коробке — и она пропала. Вдоволь наплакавшись над горькой судьбой, Антонина решила раз и навсегда порвать с мужем. Но жизнь сама расставила всё по местам. Пропив ковер, муж три дня не появлялся дома, а на четвертый ей сообщили, что он умер от отравления неизвестным суррогатом и лежит в больничном морге. Он успел перед смертью сказать своё имя и фамилию и просил передать о нём жене. Она пришла, забрала мёртвое тело, похоронила и зажила одинокой, но спокойной жизнью, по которой так истосковалась за время замужества.
О двоюродном брате Артуре она почти ничего не знала. Слышала от родственников, что он сидел не то за воровство, не то за убийство, что был амнистирован, по возвращении из тюрьмы как будто бы взялся за ум, устроился на работу, женился, но через некоторое время опять сошел с пути истинного, что—то натворил и снова был арестован. Каково же было её удивление, когда в один из осенних вечеров он появился на даче! Кто—то тихо постучал в окно веранды, она вышла на стук, вначале испугалась, увидев стоявшего под окном человека, но, узнав брата, впустила в дом.
— Здравствуй, Антонина, — сказал Артур, — не бойся, побуду у тебя недельки две — три, потом уйду, мешать жить тебе не стану.
Антонина хотела спросить у него: зачем пришёл, почему не живёт дома, но прикусила язык. «Зачем выяснять? Меньше знаешь, крепче спишь. Пусть остаётся, раз просит, — решила она. — Приглядит за дачей, а то от бичей нет никакого спасенья, все дома вокруг обчистили». Действительно, оставлять без присмотра флигелёк было рискованно. В дачном посёлке не проходило ночи и дня, чтобы у кого—то из дачников не побывали воры. Что только не придумывали люди, спасая свои владения от нашествия бичей и бомжей! Недавно она услышала, что один хозяин дачи изобрел самодельное взрывное устройство, которое сработало, когда вор открыл дверь садового домика, решив в отсутствие хозяев поживиться чужим добром. Бич пострадал, ему оторвало руку, а хозяина дачи привлекли к уголовной ответственности за незаконное изготовление и применение самодельного взрывного устройства. Антонина хранила для дачных воров и наркоманов, которые не раз устраивали в соседских домиках кутежи и разбои, а потом поджигали их, в бутылке из—под водки раствор концентрированной серной кислоты. Каждый раз, уезжая по делам в город, она не забывала выставлять бутылку из подполья в шкафчик над печкой: пусть гости попробуют зелья. Прожив с непутевым мужем — алкоголиком, она всей душой ненавидела алкашей, бичей, наркоманов и воров, а на помощь милиции никогда не надеялась.
Государство с ворами не боролось, и Антонина сама придумала коварный способ мщения нехорошим людям, позарившимся на чужое добро. Делала она, чтобы не попасться под подозрение в злом умысле, как полагала сама, продумано, не оставляя на бутылке отпечатков пальцев. В последний момент перед уходом, когда остается закрыть домик на ключ, она не забывала тщательно вытереть влажной тряпкой бутылку с «химическим оружием». Если придут грабители, обязательно наткнутся на неё с этикеткой «водка особая» и, ни о чём не подозревая, выпьют по глотку, а этого глотка хватит на всю оставшуюся жизнь. Если останутся в живых, доказать ничего не смогут, попробуй, докажи, что это её бутылка! А, может, они её где—нибудь в другом месте нашли и принесли распить в дом. Память у алкашей пропита, они ничего не помнят. Дело тёмное и недоказуемое, да и кто будет разбираться со всяким сбродом. У таких людей, слоняющихся по чужим дачам и документов, поди, никаких нет. Вот, к примеру, напился её муж где—то сивухи, от которой отравился и умер, она не слышала, чтобы кто—то ответил за то, что продал ему отраву.
Посмотрев на внезапно объявившегося кузена, отягощенного криминальным прошлым, Антонина ничего не стала выяснять. Почему—то вдруг вспомнила, как тонула в детстве, а он её спас.
— Ладно, живи, — сказала, накрывая на стол. — Будешь за сторожа, а то у нас много бродячего люда объявилось, потрошат дачников. Каждый защищается, как может. Мне в неделю обязательно хоть раз нужно съездить в город, проверить квартиру да продуктов купить. Так что ты карауль дачу. Гляди только, в подполье у меня отрава стоит, ты к ней не прикасайся.
— Что за отрава? — поинтересовался Махонин.
Усмехнувшись, она рассказала о бутылке со смертельно опасной жидкостью.
— Круто ты с ними обходишься, хорошо, что предупредила.
— Что остаётся делать? Мне самой от того, что я таскаюсь с этой бутылкой, тошно. Грех на душу беру. Но каким образом одинокой женщине постоять за себя? Хорошие люди в чужой домик не войдут без хозяев, а ворье нужно наказывать строго. В Китае за воровство руки отрубали, а у нас попугают и на этом всё. Вот люди и наглеют.
— И когда это ты такой жестокой стала? — спросил Махонин.
— Это не я жестокая, а сама жизнь жестокая и злая, — ответила Антонина. — Сейчас многие так делают, не я одна.
Он стал жить на втором этаже. Днем отсыпался, а под вечер ходил прогуливаться по живописным окрестностям, размышляя о своей судьбе. Он опять попал в переплет. В то утро он шёл к ювелиру по его просьбе — сменить в сейфе замок. Пришел рано — хотел быстрее сделать дело и уехать отдохнуть на природе. Когда увидел на площадке убитого директора — растерялся. Подобрал валявшиеся на полу ключи и хотел позвонить в его квартиру — сообщить супруге. Но в этот момент в подъезде хлопнула входная дверь, он испугался и стремглав выбежал из дома. По пути чуть не сбил с ног какую—то женщину. Он бежал и думал только о том, чтобы поскорее скрыться. Кто знает, сколько времени лежит в подъезде убитый директор? Кто его убил? Пусть обнаружит убитого кто—нибудь другой, ему не хочется давать в милиции объяснения. Он очень хорошо знает, как там разговаривают с такими, как он. Пришлось срочно уволиться с работы. Надо где—то отсидеться. Одна надежда — получить от Князева обещанные деньги, а потом махнуть в другие края, где о нём никто ничего не знает. Но Князев не спешит выполнять обещание. Появляться в городе нельзя: его видела женщина, которую он чуть не сбил с ног. Через Антонину, регулярно ездившую в город, он передавал на пейджер Князеву послания, назначал время и место встречи. Но дни шли, а Князев не появлялся. Однажды ему показалось, что мимо него на большой скорости в джипе проехал Князев. Джип въехал в дачный поселок и скрылся за домами. Махонин просидел полдня, но ожидания оказались напрасными. Джип не появился. В другой раз, сидя на поляне вблизи остановки автобуса, он увидел милицейский «бобик», проехавший вниз по дороге в поселок Митино.
