– Кто? Хрен?
– Нет, вертухай. Он отзвонился шефу и сказал, что Костин интересовался этим Востриковым.
– А зачем он ему отзванивался?
– Вертухай при делах. Ему Тимур задание дал после херни с Пастором. Видишь, выстрелило. Тимур мужик башковитый, знает, где концы искать.
Приттман почесал ручкой переносицу. Благодаря неторопливому разговору и своим профессиональным навыкам он успевал записывать все дословно, но без переводчика эта работа превращалась в банальное стенографирование.
– Ну и что теперь Тимуру будем говорить? Он, в натуре, нам головы открутит.
– Так и скажем, хату нашли, а Костина с Востриковым в ней не было. Про то, что он ушел из-под носа, молчок. Как хаты обзванивали – тоже. Не нашли, и все. Мы, блин, виноваты, что ли?!
– А зачем Тимуру этот судья? Пристукнул бы его, и точка.
– Ты, Фора, делай, что тебе велят, а не рассуждай. Если бы твои мозги чего-нибудь стоили, то ты не зубы бы барыгам вырывал по распоряжению Тимура, а при нем консильере бы трудился.
– Кем?
– Консильере. Советником. Как в «Крестном отце». Слушай, Мурена, чего это от тебя несет как от параши?!
– В темноте, должно быть, в дерьмо собачье наступил.
По движению своего тела в просторном багажнике и по тому, что автомобиль выполнил несколько поворотов и после этого сбросил скорость, Приттман догадался, что поездка окончена.
Подтверждением этому стала фраза, в которой журналист понял только первое слово:
– Приехали. Снимаем портки и шуруем к Тимуру задницей наперед. Он будет иметь нас одновременно.
«Господи!.. – пронеслось в похолодевшей голове журналиста. – Куда меня привезли?»
Прежде чем действовать, нужно было первым делом убрать Вострикова подальше от посторонних взглядов. Туда, где его никто не сможет найти, лишить возможности передвигаться и передавать какую-либо информацию. Из всех вариантов, которые Антон перебрал, стоя у окна, оставался один – кладовая в подвале дома Шкаликова. Уже утром, заранее продумав ход не самого приятного разговора со своим спасителем, Антон убеждал его в необходимости того, чтобы Востриков некоторое время посидел, пристегнутый наручниками, в кладовке.
– Ты уже спас мне жизнь. – Костин как лиса вкрадывался в душу Шкаликова. – Поэтому теперь отвечаешь за нее до конца своей собственной. Так принято.
– Скажите, кем принято? – вопрошал его возмущенный Шкаликов. – Вы хоть знаете, Антон Павлович, что со мной случится, если кто-то из блатных прознает, что я тут с судьей якшаюсь? Они же не станут разбираться, кто за кого до какой поры отвечает! Сукой объявят – и все дела!
– Никто не узнает, если сам не проболтаешься, – настаивал Антон. – И потом, это всего на несколько дней. А продукты ему я куплю.
– Ой, только не надо из меня страдальца делать, я вас умоляю! – Шкаликов брезгливо поморщился. – Продукты вы купите!.. Это я вам могу покушать подать. Хрен с ним, пусть сидит. Буду считать, что собаку завел. Фантик, иди за мной.
Через пять минут хозяин роскошной квартиры поднялся из подвала и сообщил служителю Фемиды:
– Там свет у меня есть, диванчик. Переморщится. А жратвы я ему вечером снесу.
– А не убежит? – поинтересовался Костин.
– Ну, если трубу или наручники перекусит, тогда, конечно, убежит. – Шкаликов прикурил сигарету и подошел к окну.
«Незаконное лишение свободы. Похищение человека, – констатировал Антон, спускаясь по лестнице. – Смягчающее обстоятельство – похититель действовал, желая спасти жизнь этому человеку. Разошлись по нулям».
До лесополосы он добрался достаточно быстро даже по меркам военного времени, заплатив частнику вдвое больше положенного. Испачкав в лужах, не высохших с позавчерашнего дождя, брюки и ботинки, Антон выбрался на небольшую поляну.
В другой ситуации вид собственной одежды просто взбесил бы чистоплотного педанта Костина, но сейчас, казалось, он даже не замечал грязи. После разгромленной квартиры и ночевок в малопригодных для представителя закона местах это выглядело безобидной мелочью. Гораздо серьезнее дело обстояло с погребами, обваленными стихией и временем. Вострикову, привыкшему к данному месту, было сущим пустяком объяснить, где находятся деньги. Ведь любой дурак запросто сориентируется среди сотни-другой таких вот ям!
На третьем часу поисков Антон спрыгнул в очередной погреб и сразу почувствовал, как замерло сердце. Только пульс в висках напоминал о том, что, кажется, он нашел то, что искал, – кусок рубероида, придавленный камнем.
Антон сжал угол покрытия, отдернул его в сторону, увидел сумку и улыбнулся. Один конец ремня был обрезан ножом и завязан узлом на металлическом кольце. Костин вынул из кармана кусочек материи. Он полностью совпадал с местом обрыва.
Сумку открывать ему не хотелось. Он даже не знал, что воспримет с большей радостью – наличие денег или их отсутствие. Ведь если они здесь, то и Пастор, и Тимур будут правы. Земцов тоже. Сомневаться в этом уже, к сожалению, не приходилось. Воровской общак теперь и на самом деле находился у судьи.
Вид банковских упаковок не поразил его воображения. В руках Костина оказалась сумка, содержимое которой ему не принадлежало. Из-за этой вещицы он теперь и в последующем будет находиться под стволами тех, кто жаждет этих денег и его смерти.
«Что, Костин, нашел сокровища?.. – С этой мыслью Антон выбросил сумку из ямы, легко подпрыгнул и оперся на край обвала. – Если бы кто-нибудь еще несколько дней назад сказал мне, что я буду шагать по грязи в никуда, по размытой проселочной дороге. На моем плече будет висеть сумка с целой кучей долларов, а я при этом стану клясть свою судьбу. Да уж, тогда я только посмеялся бы над таким предсказанием!»
Сейчас, с сумкой на плече, ему было не смешно. Если он через несколько минут попадет, как было все эти дни, под наблюдение, то не найдется повода не только для смеха, но и для кривой улыбки. Антон уже не обходил участки дороги, явно непригодные для движения. Он шел прямо, как по тротуару, полностью утапливая ботинки в густой желтоватой глинистой жиже. Она отвратительно хлюпала, с чмокающим звуком отсасываясь от подошв.
Уже почти выйдя на более-менее сухое место, Костин почувствовал, как ему в лицо попали бисеринки грязи. У него не было сил даже ругаться. Антон опустил сумку на землю и полез в карман за платком. Он совсем позабыл о том, что тот сейчас находится в урне у кафе «Ландыш».
Взрыв разорвал тишину ночного города, согнал с крыш соседних домов стаи голубей. Они разбились на десятки мелких групп и стали безумно метаться в поисках безопасного места. Вразнобой запищали, завыли сигнализации иномарок, припаркованных неподалеку. Как по команде в окнах стал зажигаться свет. К стеклам прижимались и лица людей, пытавшихся если не понять причину взрыва, то хотя бы определить марку машины, лежащей вверх колесами.
Ее разорвало словно жестяную консервную банку, доверху наполненную порохом и брошенную в костер. Даже стоя рядом, уже невозможно было определить ни цвета машины, ни ее номерных знаков. Огонь и взрывная волна превратили красавец «Мерседес» в груду искореженного металла.
Уже выли, подъезжая, пожарные машины. Этот звук резал слух всех проснувшихся жителей микрорайона. Его слышали все, за исключением двух пассажиров «Мерседеса». Собственно, они не успели услышать и сам взрыв. Ударная волна, опережая звук, разметала их в клочья внутри салона.
«Не навоюются никак», – единодушно решили мужики в окнах. Они поглазели на то, как пожарище окружали машины полиции, а брандмейстеры заваливали густой пеной пылающий остов, и разошлись по спальным комнатам.
Единственным, кто не торопился в эту ночь домой, был Земцов. Информацию о том, что два авторитетных вора прибыли в область, соседнюю со Смоленской, он получил еще три дня назад. Мальчики ездили на встречу с думским законодателем. За день до пропажи пасторовского общака они были и в самом Смоленске. И вот сейчас ребятки засветились в третий раз, да еще как лихо!
Земцов знал о гастролях Салеха и Горца в соседней области, а также о том, что они появлялись в Смоленске. Обходя машину, он желал лишь удостовериться в своей правоте, и даже не стал присаживаться над останками, когда увидел на шее жертвы огромный шрам, не тронутый огнем. Горцу в юном возрасте делали операцию на гортани. С годами аккуратный послеоперационный шрам растягивался, придавая угрожающий вид особе Горца, и без того не утомленной интеллигентностью.
Сейчас, глядя на остов «Мерседеса», пахнущий погребальным костром, опер не сомневался в том, что это дело рук Тимура. Пастор не мог выступить организатором этого двойного убийства, так как имел авторитет преступника умного, презирающего радикализм в действиях. Это во-первых. Во-вторых, и это главное, зачем ему убивать людей, поддерживающих его корону и одобряющих каждый шаг? Нонсенс. Ерунда. Пусть о причастности Пастора к гибели Горца и Салеха думает этот полковник из ГУВД. Умертвить приезжих авторитетов, перевести стрелки в сторону Пастора мог лишь Тимур. Ему как никому другому было выгодно это событие, вполне обыкновенное для российского криминала. У Пастора все плохо, и пусть братва это видит. Сначала пропадает общак, потом в его городе погибают уважаемые люди. Смотрите, братва!
