— А зачем ему звонить… Он в зале сидит.
— Здесь?! В заложниках?!
— Потому и танки медлят, — улыбнулся Цернциц. — Потому и вертолеты без дела в воздухе болтаются.
— А прокурор?
— Тоже здесь.
— И начальник милиции?
— Главный тюремщик здесь был, но ты его отпустил, — Цернциц усмехнулся.
— Думаешь, напрасно?
— Тебе виднее, — опять уклонился Цернциц. — Мне кажется, он здесь не помешал бы.
— А для чего?
— Для комплекта.
— Не понял? Ты что несешь, Ванька?!
— Ну, как… Для полного комплекта Суковатого явно не хватает. Чтобы отсюда шло все управление, все распоряжения и указы, чтобы вся власть в городе находилась здесь, в кулаке. В твоем кулаке. Чтобы даже тюрьма была под твоим контролем, а? — Цернциц явно потешался над растерянностью Пыёлдина, которому, видимо, такие мысли не приходили в голову.
Неожиданные слова старого подельника заставили задуматься, что-то в них, похоже, насторожило Пыёлдина.
— Лукавишь, Ванька, — сказал он.
— Конечно, — легко согласился Цернциц. — Как и все мы.
— Да? — переспросил Пыёлдин. — Ну, хорошо… Ты звонил Биллу-Шмиллу?
— Поговорили.
— И что он?
— А! — сказал Цернциц с легкой досадой.
— Я так и знал… Но наш человек, а?
— Да. Проворовался, заметает следы, боится лишнее слово произнести.
— Я так же веду себя у следователя, — вздохнул Пыёлдин. — Что это за экраны? — Он показал на ряд небольших окошек, в которых были вставлены телевизоры.
— Обзор, это все, Каша, обзор, — Цернциц поднялся, подошел к своему столу и нажал несколько кнопок на небольшом пульте. Экраны замелькали, налились светом, и вот уж на них можно было различить четкие фигурки мечущихся людей. — Вестибюль первого этажа, — пояснил Цернциц. — Носятся, не знают, что предпринять… Ничего они не предпримут. Слабаки.
— А другие экраны что показывают?
— Вот подъезд Дома… Видишь… Танки, бронетранспортеры, подтянули даже установку «град»… На фига она им здесь понадобилась, ума не приложу… Вот ближайшая улица… Тоже вся забита техникой…
— Неужели все это против меня? — ужаснулся Пыёлдин.
— Нет, — усмехнулся Цернциц. — Все это брошено на то, чтобы защитить меня.
— От кого?
— От тебя, Каша… От кого же еще…
— А этот экран?
— Его можно переключать, и он будет показывать поочередно все этажи Дома… Лифтовые площадки, коридоры, холлы.
— Но передающие трубки можно посшибать? — спросил Пыёлдин. — И тогда экраны погаснут?
— Нет, передающие камеры замаскированы, и никто не знает, где они находятся. Могу открыть секрет… Никто не знает, что эти камеры вообще существуют.
— Иван! — потрясенно произнес Пыёлдин. — Какой ты умный!
— Немного есть, — равнодушно согласился Цернциц. — Сейчас многие так поступают.
— Похоже, нас все-таки собираются штурмовать, а, Ванька?
— Штурма не будет, — Цернциц насмешливо взглянул на экраны. — Это все так… Суета. Чтобы потом никто никого не мог упрекнуть в бездеятельности. В отчете они перечислят, сколько было задействовано техники, и это создаст впечатление решительных действий. Так всегда делается, ты что, еще не привык?
— Привыкаю.
— Это хорошо, это хорошо, это хорошо, — зачастил Цернциц, думая о чем-то своем и нажимая кнопки экрана, показывающего этажи Дома. — Знаешь, Каша, на этажах-то спокойно… Я ожидал, что они уже заполнены ребятами с разрисованными физиономиями. Оказывается, на этажах только мои хлопцы следят за порядком.
— Ты вот что, Ванька… Зови сюда представителей силовых министерств или видов спорта — как скажешь…
— Кого ты имеешь в виду?
— Начальник гарнизона, начальник управления внутренних дел или внутренних войск — тоже, как скажешь… Ну и этого, как его… представителя президента… Скажи, а правду на нарах рассказывали, что представитель президента обязательно должен быть внешне похожим на самого президента?
— Наш похож, — кивнул Цернциц.
— И вроде это самое главное условие, чтобы его назначили?
— Может быть, и не главное, но обязательное.
— Представляю зрелище, когда они все соберутся на какое-нибудь совещание, — неожиданно расхохотался Пыёлдин.
— Собираются. Как-то довелось присутствовать.
— И что?
— Смешно.
— И о чем говорили?
— Гудели, — Цернциц неопределенно провел рукой по воздуху. — Хорошо гудели, — добавил он, помолчав. — Так что, звать этих охламонов?
— Зови.
— Как скажешь… Послушай, Каша… Если ты прилетел за деньгами… Бери деньги, садись в свой вертолет и дуй на нем в ночную темноту.
— Думаешь, не поздно? — прищурился с подозрением Пыёлдин.
— Утром наверняка будет поздно. А сейчас… Может быть, и прорвешься. Границы открыты, демократы позаботились. Во всяком случае, для себя коридоры оставили, пользуются.
— Для чего коридоры?
— Чего привезти, чего увезти, туда-сюда смотаться… Живые люди. Понимают опять же, что не навсегда этот бардак, спохватятся люди, назовут вещи своими именами… А у них уж и домик на испанском побережье, и счет в хорошем банке… Все расползутся при первом дуновении ветерка. Через три года забудешь, как кого звали, какие посты кто занимал… Но я не об этом. Коридор-то есть, Каша. Могу показать.
— А не сшибут меня ракетой «земля — воздух»?
— Не сшибут, Каша. Твой перелет оплачен.
— А откуда они знали, что я полечу?
— Они заранее, оптом оплатили все возможные пересечения границы.
— Платил ты?
— Конечно, — кивнул Цернциц. — Кто же еще… Платит тот, у кого есть деньги.
— А у кого их нет?
— Тот расплачивается, — улыбнулся Цернциц. — Ну что, летишь?
Пыёлдин долго смотрел в светлеющее на востоке небо, и лицо его в этот момент едва ли не впервые с момента побега из тюрьмы потеряло куражливое выражение. Цернциц, взглянув на подельника, поразился — Пыёлдин был печален, и во всем облике его, несмотря на шутовской наряд, появилась даже скорбность. Впрочем, точнее будет сказать — обреченность. Но так бывает всегда, обреченный невольно делается скорбно-значительным — он уже знает нечто такое, что другим пока еще недоступно.
— Светает, — наконец произнес Пыёлдин. — Опоздал я с отлетом. Сшибут… Наверняка сшибут. До твоего коридора мне не дотянуть.
— Похоже на то, — согласился Цернциц. И, не добавив ни слова, вышел из кабинета. Он вернулся минут через десять. Вслед за ним не столько вошли, сколько просочились трое весьма представительных мужчин. Они остановились у дверей, старательно прижав руки к бокам. Пыёлдин, никогда их до этого не видевший, сразу догадался, кто из них кто. Представитель президента действительно неотличимо походил на самого президента и даже был поддат примерно в той степени, в какой обычно пребывал сам президент. Начальник местного гарнизона так втянул живот, так выпятил грудь, так выпучил глаза, будто пришел в кабинет министра обороны. А глава милицейских служб был откровенно и безудержно толст, лежавшие на плечах щеки выдавали большого любителя выпить, поесть и похватать проходящих мимо баб за ягодицы. На большее он, похоже, не тянул, ему хватало и этого сомнительного удовольствия — на секунду ощутить в руке кусок живого тела.
Пыёлдин встретил их, сидя в низком кресле и помахивая ногой, обутой в тапочку.
— Который час? — спросил он.
Все трое дружно вскинули левые руки, на запястьях блеснули желтоватые браслеты. Но ответить никто не успел.
— Почему не сдали часы? — спросил Пыёлдин, и ствол его автомата уставился на перепуганную троицу.
— Ваш приказ, уважаемый Аркадий Константинович, касался в основном драгоценностей, денег… Поэтому мы подумали, что…
— Немедленно сдать часы! — крикнул Пыёлдин. — По солнцу будете жить, по звездам, по луне! Вопросы есть? Вопросов нет! — Пыёлдин вдруг почувствовал, что даже такое невинное ущемление, как лишение часов, остро действует на людей, привыкших постоянно находиться в жестком потоке времени.
Пощелкав браслетами, все трое молча приблизились к столу и осторожно положили на дубовую поверхность часы, причем осторожность их была вызвана вовсе не заботой о часах, нет, они опасались слишком громко стукнуть, слишком уж приблизиться к столу, сделать еще что-либо, что могло не понравиться Пыёлдину.
— У меня вопрос, — проговорил он. — Посмотрите на эти экраны, — он показал на ряд телевизоров. — Кто скажет — что там происходит?
— Суета какая-то, — неуверенно пробасил представитель президента Бельниц. — Бегут, бегут, а куда… Кто ж их знает…
— Я знаю, куда они бегут! — прервал его Пыёлдин. — Готовится штурм Дома. Предупреждаю — как только начнется штурм, вы, все трое, немедленно присоединяетесь к штурмующим. Кратчайшим путем. Вопросы есть?