– Мне тоже подумалось… Есть такая фишка: Кипяток с Махором насчет Городового разговаривал, типа, разобраться с ним надо. Махор сказал, что не надо. Кипяток мог обидеться. Ну и Махора замочить…
Радилов даже бровью не повел, хотя внутренне встрепенулся. Действительно, смерть Махора могла взорвать город изнутри. Банды, им контролируемые, могли начать междоусобные войны, и в этой мутной водице Лев мог бы поймать жирную рыбешку. Бригада у него есть, убивать он может, да и любит. Голова соображает как надо. А ум, сила и внушаемый ею страх – это те самые три кита, на которых держится мир.
– Мы бы с тобой могли такое замутить! – продолжал Рыбник. – Давай, я со своими пацанами, ты со своими. Будешь моим бригадиром, будем дела вместе делать…
Радилов усмехнулся. Во-первых, он вообще не собирался кооперироваться с этим типом. Во-вторых, хоть и понравилось ему его предложение, но поддаваться на провокацию он не хотел. Мало ли, вдруг менты пытаются развести его на откровенный разговор?
– Чего молчишь? – недовольно спросил Рыбник.
– Да так…
– Может, ты не хочешь отойти под меня?
– Давай завтра поговорим, – Радилов повернулся к нему спиной.
– Не, я серьезно. Давай мы сами по себе, вы сами по себе… Но ты нам стволов подкинь. Нам без стволов это дело не вытянуть…
– Спокойной ночи.
Спасибо, конечно, Рыбнику за идею, но дальше он сам. Если, конечно, менты не загонят его в угол железобетонными доказательствами.
Яркое летнее утро, теплый ветерок озорно шуршит в лиственных одеждах стройных липок; заигрывает он и с девушками, лезет к ним под юбки. Отличная погодка сегодня на улице, и даже тополиный пух не раздражает. Спать охота, но и это не беда. К такому состоянию Богдан давно привык; более того, для рабочего утра это его естественное состояние. Сейчас главное – добраться до своего кабинета, сесть на стул, закрыть глаза и впустить сон в сознание, чтобы затем прогнать его, встряхнув себя изнутри. Тогда синдром сонной мухи улетучится вместе с остатками дремы.
Пляцков был уже на месте. Он стоял посреди кабинета напротив зеркала с пистолетом в руке. Тренируется быстро выхватывать оружие. Заметив Богдана, смутился.
– Нормально все, я сам этим балуюсь.
Лучше всего лечь на диван, но Городовой переборол искушение. Сел на стул, закрыл глаза.
– Через десять минут совещание, – тихо сказал Пляцков.
Богдан кивнул, погружаясь в сон.
Он уже собирался выдернуть себя из дремы, когда открылась дверь.
– Можно?
В кабинет входил господин Юшкевич собственной персоной. Ухоженный с ног до головы, лощеный, как обложка глянцевого журнала, в дорогом костюме.
– Почему не можно? Можно.
Богдан не стал подниматься ему навстречу. Обозначил приветствие благодушным кивком головы.
– Что-то случилось? – ладонью прикрыв широкий зевок, спросил он и показал на стул сбоку от своего стола.
– Да, случилось… Вы, товарищ старший лейтенант, обещали мне защиту, – без вызова, но все-таки с претензией сказал Юшкевич.
– От бандитов?
– От бандитов.
– И что?
– Первые два месяца, врать не буду, все было хорошо. Никто не тревожил.
– А сейчас?
– А вчера на меня наехали.
– Кто?
– Бандиты…
– Что ж, будем работать, – кивнул Богдан. – Пишите заявление.
Он достал из ящика стола два серых листа, подал их Юшкевичу и вместе с Пляцковым вышел из кабинета. Их собирал Шумов. На улице Октябрьской вчера ночью человека ограбили и убили, преступников пока не нашли, но работа идет. Да и зацепки есть. Надо просто объединить и скоординировать усилия всего уголовного розыска, Шумов по этим делам большой мастер.
Освободились они с Пляцковым минут через сорок; под бременем свежих задач и проблем вернулись в кабинет. Юшкевич сидел в той же позе, боком к столу, в каком-то замороженном состоянии. Похоже, этой ночью он тоже плохо спал.
Богдан глянул на предложенный лист: ну точно, ни строчки.
– Я же сказал, пишите заявление.
– Зачем заявление? – растормошился Юшкевич.
– Как это зачем? Вы пишете заявление, мы принимаем меры. Обычная практика.
– Но в прошлый раз обошлось без заявлений.
– Что обошлось?
Пляцков понял, о чем идет речь. Он решил, что вопрос деликатный, поднялся, чтобы выйти из кабинета, но Богдан удержал его движением руки. Ему совершенно нечего скрывать, пусть Эдик все слышит.
– Вы поговорили с бандитами, они от меня отстали…
– Да, я поговорил с бандитами, – кивнул Богдан. – Допросил, подготовил материалы, передал их следователю. Берулов и Горшков скоро предстанут перед судом. За незаконное хранение и ношение оружия…
Увы, эти ребята оказались крепкими орешками. Полосов показал на Берулова, сказал, что тот знает про оружие Радилова, но, увы, как ни пытался Городовой расколоть его, ничего из этого не вышло. И Горшков твердо стоял на своем – ничего не видел, ничего не знаю. И дело тут вовсе не в приверженности Радилову, его-то они как раз и предали. Просто они не хотели для себя осложнений. Они знают, что за свое оружие им светит по паре лет общего режима; за решеткой они смогли правильно себя поставить, поэтому проблемы, какие возникли в тюрьме у Полосова, их не напрягали. Отстоят срок на одной ноге – и вернутся к своим уважаемыми людьми. В бригаде Кипятка уголовная романтика цветет пышным махровым цветом, и те, кто с достоинством отмотал срок, значительно прибавляют в авторитете…
Крепким орешком оказалось и окружение Радилова. Один только Полосов был паршивой овцой в этом стаде. Остальные на допросах держались стойко, и алиби Радилова не удалось разрушить. Экспертиза установила, что Янцова сначала была задушена, и уже потом ее выбросили из окна. Но ведь это мог сделать клиент, который пришел к ней после того, как ушел Радилов. Адвокат у этого околоспортивного деятеля оказался мастером своего дела. Ревякин быстро сообразил, что дело против тренера развалится еще до суда, поэтому поставил на нем крест и переквалифицировал убийство в суицид. Точно так же поступил в отношении Улехова и Шумов, когда стало ясно, что Радилова к его убийству привязать будет очень проблематично.
И сам тренер держался стойко. Богдан даже подсадного в камеру к нему отправлял. Гоша Сокол когда-то был мелким бандитом, но взялся за ум, занялся бизнесом, сейчас у него свой автосервис в Закамском районе. Но с прошлых лихих времен за ним остался один грешок, на котором Богдан его и держал, как рыбку на кукане. Сокол согласился разыграть перед Радиловым спектакль, но то ли актерского мастерства не хватило, то ли отсебятину какую-то спорол, на чем и прокололся. В общем, раскусил его Радилов. Или просто не захотел иметь с ним дела. Так или иначе, про оружие Богдан ничего не узнал.
Радилов сейчас на свободе. И Полосова тоже выпустили. Он по-прежнему занимается в подвальном спортзале на Полевой улице. Обстановка там вроде бы спокойная, никаких криминальных движений не наблюдается. Похоже, Радилов понял, что с законом шутки плохи… Во всяком случае, хотелось бы на это надеяться.
– Ваших обидчиков, Илья Георгиевич, привлекли за незаконное ношение оружия, – повторил Богдан. – А могли бы осудить еще и за вымогательство. Но вы же отказались писать заявление…
– Но мы же договорились.
– О чем?
– Ну вы сказали, что решите мою участь. И вы ее решили… Я знаю, вы разговаривали с Кипятком, вы сказали, чтобы он меня не трогал…
– Правильно, сказал. Потому что Берулов и Горшков на вас, как вы говорите, наехали. Я разбирался с бандитами, заодно решил проблему с вами. Чтобы вы не думали, что милиция не способна вас защитить…
– Да, спасибо, вы действительно в состоянии были меня защитить. Я это понял. Только время прошло, и бандиты считают, что вы уже не можете мне помочь…
– Давайте расставим точки над «i», – пристально глядя на Юшкевича, сказал Богдан. – Не я вам помогал, а закон в моем лице. По закону вы не обязаны платить бандитам дань, поэтому нам пришлось принять меры…
– Но мне теперь снова придется платить дань, – ноющим голосом, со страдальческим выражением лица сказал Юшкевич.
– И ты хочешь, чтобы я поехал и разобрался с бандитами? – перешел на «ты» Богдан.
– Да.
– Ты считаешь, что по закону мы обязаны принять меры?
– Ну да.
– В этом мы с тобой, Илья, солидарны. И я приму меры. Но после того, как ты напишешь заявление, подробно опишешь, кто и в какой мере требует с тебя деньги, потребуешь принять меры…
– Но я бы не хотел… – промямлил Юшкевич.
– Не хочешь писать заявление?
– Хочу. Но боюсь.
Богдан посмотрел на Пляцкова с иронией по адресу хитрозадого бизнесмена. Он, конечно, не претендовал на процент за свою «крышу», которая продержалась почти два месяца. Но Юшкевич мог бы хотя бы предложить плату за риск, которому Богдан себя подвергал, когда брал Кипятка за жабры. Хотя бы из вежливости мог намекнуть, что не прочь оказать материальную помощь, ремонт, например, в кабинете сделать или мебель обновить, а лучше и то и другое. Но нет, не поворачивается у него язык, и законопослушность здесь вовсе ни при чем. Жалко Юшкевичу денег, вот в чем причина.
