Они с Глебом старались не попадаться под горячую руку капитана и молча жались на диване. Заходил майор. Накричал на Дамира за самоуправство и сказал, что, если что-то пойдет не так, заставит его взять ответственность на себя.
Влада знала, что Громов блефует, но для порядка начальник был обязан поругаться. Все-таки никаких прямых доказательств у них не было. Как и письменного отчета с описанием хотя бы косвенных. Дамир велел привезти отца Сони без всякого ордера, причем для этого воспользовался группой захвата. Если они ничего не докажут и нагрянет проверка – кто-то рискует лишиться должности. Но Дамиру, внутри которого мешались ярость и слепая надежда, было плевать.
Когда им, наконец, сообщили, что Ладышев в участке, Миронов сорвался с места.
Владе удалось настигнуть его только в коридоре. Девушка перехватила напарника за рукав и вынудила остановиться и обернуться.
– Не натвори дел, – тихо попросила, обеспокоенно заглядывая в глаза капитана. – Пожалуйста, Дамир…
Она искренне переживала за него. А он с поразительной проницательностью читал её эмоции. Понимал её просьбу, но обещать ничего не мог.
Сжал зубы, высвободил руку и молча пошел дальше. Чуть медленнее, уже не бегом, но у Влады внутри все равно бушевало дурное предчувствие. Оно мешало дышать, и девушка лишь молилась, чтобы оно оказалось лишь плодом её встревоженного воображения.
Когда Влада зашла в комнату допросов, напарник уже был там. Как и подозреваемый.
Капитан, который пару минут назад источал холодную ярость, теперь был привычно спокойным и равнодушным. Более того, его губы то и дело трогала снисходительная усмешка. Он показывал противнику свое превосходство. Он давил, хотя еще не сказал ни слова.
Влада мотнула головой и отвела взгляд от напарника, чтобы попытаться рассмотреть Александра в полутьме допросной. Мужчина выглядел не лучшим образом, и в девушке проснулась странная жалость. Он казался испуганным и усталым. И совсем не похожим на маньяка. Все их догадки неожиданно показались Исаевой глупыми, но девушка мысленно пыталась убедить себя перестать делать выводы эмоциями и начать думать головой.
– Объяснитесь. Зачем вы привезли меня сюда? – голос Ладышева подрагивал.
Он пытался скрывать испуг и выглядеть равнодушно, но ничего не выходило. Морщинистые руки, скованные наручниками на столе, мелко подрагивали, а иссохшие губы кровоточили, будто до этого их долго и нервно кусали.
Дамир прищурился. Его молчание являлось пугающей манипуляцией, и она работала.
– Дело в том, Александр, – медленно произнес он, складывая на груди руки: – Что мы подозреваем вас в убийстве.
Казалось, он специально не называет его отчества, чтобы выказать свое неуважение в полной мере.
Но Ладышев не испугался его слов. Он удивился. И снова очень искренне.
– В убийстве кого? – даже руки дрожать перестали.
– В убийстве Софьи Ладышевой. Вашей дочери. – Дамир не тянул.
Произнес спокойно, но от этого стало еще более жутко. Влада вздрогнула, подозреваемый побелел, а Миронов добил окончательно:
– И еще более двадцати человек.
Несколько минут молчания. Влада кусала губы и переминалась с ноги на ногу. Дамир буравил взглядом Александра, а тот неожиданно устало спросил:
– Вы издеваетесь? – на уши обрушился громкий стук: Ладышев нервно задел костыли и повалил их на пол.
Девушка сглотнула, а Дамир усмехнулся:
– Не нужно прибедняться. Мы знаем, что у вас есть отличный европейский протез. И, если вы пользуетесь им, то отказываетесь от костылей и можете жить почти как обычный человек.
Эту информацию пару минут назад нашел Глеб, а Миронов теперь с удовольствием воспользовался.
Отец Сони какое-то время молчал, пытаясь переварить слова капитана, а потом сжал зубы. Его руки задрожали сильнее, а голос осип.
– Как вы можете? – с отвращением выплюнул он: – Как вы так можете?!
Дыхание сбилось. В выцветших глазах появились искренний ужас и ненависть.
– Где вы были в ночь с пятого на шестое апреля четыре года назад? – Дамир не страдал эмпатией, и на эмоции подозреваемого не отреагировал: – В тот день, когда ваша дочь исчезла из дома?
Миронов не повышал голос. Не истерил. Он словно говорил на непринужденную тему с соседом, а ярость, что исходила от собеседника, отскакивала от него, не причиняя никаких неудобств.
Мужчина же начал тяжело заглатывать воздух. Влада нахмурилась. Метнулась к столу, налила ему стакан воды и протянула, стараясь не замечать недовольный взгляд напарника.
– Успокойтесь, – тихо произнесла девушка. Её голос тоже подрагивал, а пальцы тряслись, сжимая холодное стекло: – Мы просто зададим вам пару вопросов. Ответьте, пожалуйста, где вы были, когда Соня пропала?
Но Ладышев помощь не принял. В ярости он размахнулся и ударил Владу по рукам. Та дернулась. Стакан полетел в стену и разлетелся на осколки. Некоторые из них больно резанули девушку по коже, из-за чего та непроизвольно охнула.
Со стороны Дамира послышался странный хмык, а Ладышев вдруг окончательно вышел из себя.
– Не смейте! – его голос рычал, будто у зверя: – Не смейте упоминать имя моей дочери своими грязными ртами! Она была единственной, слышите, единственной радостью в наших жизнях!! А теперь её нет!! Теперь мы с женой не живем – мы существуем!! Доживаем!! И при этом вы пытаетесь сказать, что в смерти Сонечки виноват я?!
31
– Прошу вас, успокойтесь. – очередная попытка Влады провалилась.
Александр будто и не слышал никого и ничего вокруг. Мужчину захлестывали эмоции и, не будь он скован наручниками, без драки в допросной вряд ли бы смогли обойтись.
– Вы можете посадить меня, – продолжал подозреваемый. Голос его хрипел от недостатка воздуха, а в глазах лопались капилляры: – Мне плевать! Моя жизнь уже давно разрушена, и мне все равно, где подыхать – на воле, и за решеткой. Или, думаете, я не знаю, что вам все равно на справедливость!? Главная цель – избавиться от висяка! Да плевать! На здоровье! Всё, что я скажу – будет бесполезно, для таких, как Вы! Жалки, продажные, бездушные! Вы даже не достойны зваться людьми, не то, что полицейскими!
Влада слушала гневную речь Ладышева, и никак не могла понять, что за чувства сопротивляются внутри. С одной стороны, девушка сильно сомневалась в причастности Александра к убийствам. С другой, понимала, что все её сомнения – результат сочувствия к жалкому, сломанному человеку. И проявляется это сочувствие, только, когда она видит его перед собой. Стоит выйти за дверь и снова вчитаться в дело, как подозрения вернуться. И не без оснований.
Нельзя дать себя обмануть.
Девушка на автомате сжала неожиданно взмокшую ладонь и посмотрела на Дамира. Того ядовитые фразы задержанного ничуть не смущали. Он уже привычно пропускал мимо ушей жестокие слова и оставался спокойным.
Это и подействовало на Александра больше всего. В конце концов, он понял, что не может никого задеть и сипло закончил:
– Я больше не скажу ни слова. Я буду молиться, чтобы вы сдохли в муках совести. Просто за то, что посмели предположить подобное…
Он поднял скованные руки к лицу, для чего ему пришлось наклониться немного вперед. Из глаз по сухой смуглой коже текли слезы.
Дамир сложил на груди руки, выпрямился и достал коротко завибрировавший телефон. Прочитал что-то на экране, хмыкнул. Протянул его Владе, а сам уставился на подозреваемого.
Ладышев отнял лицо от ладоней, поймал взгляд капитана и испуганно замер, а Миронов, казалось, даже не мигал.
Исаева вернула телефон напарнику, но так не смогла стереть с лица выражение глубокого шока. Информацию, которую прислал Глеб, сложно было переварить так быстро. Особенно учитывая, что несколько минут назад она была почти уверена, что они задержали не того человека.
– Вы же не будете отрицать, что были военным хирургом? – голос Дамира неожиданно показался Владе слишком мягким для такого вопроса.
