Я ее прикрыл. Прошел на цыпочках в гостиную. Бриони сидела в кресле, вся в крови. Я чуть не задохнулся, пока не понял, что это была кровь собаки, тело которой она держала на руках.
Бриони отрешенно смотрела перед собой. Я позвал:
— Бри?
— О, привет.
Я зашел в комнату, подошел к Бри и спросил:
— Ты в порядке, детка?
— Посмотри, что они сделали с моим крохой.
— Кто сделал?
— Я не знаю. Я пришла домой и нашла его в своей кровати. Где же его голова, Митч?
В комнату вошел Джордан. Я сказал:
— Бри, это мой друг Джордан.
— О, привет, Джордан, хотите чаю?
Он покачал головой. Я сказал:
— Бри, давай я возьму Бартли-Джека.
— О'кей.
Я взял у нее из рук окровавленное тельце щенка. Оно было еще теплым. У меня крыша начала съезжать.
Джордан сказал:
— Я приведу в порядок твою сестру.
Он помог ей встать из кресла, взял ее за руку. Зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал истерическое хихиканье.
Я бросился к двери, Джордан перехватил меня, спросил:
— Ты куда?
— Это Гант.
— И что?
— Я убью этого ублюдка.
Он повернул меня лицом к себе, сказал:
— Подумай хорошенько. Тебе нужно застать его врасплох. У него есть семья?
— Дочь, школьница.
— Мы нанесем удар во время завтрака.
— После того как дочь уйдет в школу?
— Это как ты пожелаешь.
— Как Бриони?
— Спит. Я дал ей успокоительное.
— Кто ты, на хрен, такой, мобильная аптека?
Он улыбнулся:
— В том числе.
Джордан вышел на полчаса, вернулся с пакетом, сказал:
— Это поможет переждать ночь.
— Надо же. Ты быстрее, чем пуля.
Он криво усмехнулся. Достал упаковку «Бада», багет, ветчину, помидоры, соленые огурцы, банку майонеза.
Я спросил:
— Где ты достал это дерьмо?
— Это же Пэкхем.
Нет комментариев.
После нескольких банок пива я изрек:
— Мэтт Скаддер у Лоуренса Блока сказал: «Мало ли что зима — оденься потеплее и иди».
Доедая французскую булку, Джордан спросил:
— И что это значит?
— Не знаю, но мне нравится.
Мы разработали план удара по Ганту. Точнее сказать, мы рассмотрели различные варианты.
Отвергали
меняли
сходились на чем-то.
Джордан сказал:
— О'кей. Это хорошо. Надо сделать так, чтобы это выглядело, как будто сорвалась крупная сделка с наркотиками.
— Как?
Он порылся в пакете, выложил
шприцы
герыч
и другие причиндалы
на стол.
Я сказал:
— Это же моя походная аптечка!
— Я знаю, — кивнул Джордан.
Я встал:
— Ты копался в моей комнате?
— Каждый день.
— Урод, ты во что играешь?
Он спросил:
— Слышал когда-нибудь про Энтони де Мелло?[40] Конечно нет. Ты прочел кучу дрянных детективов — и уверен, что знаешь жизнь.
Он не сказал: «Ты идиот!»
Но в воздухе это висело.
О да!
Он продолжил:
— Де Мелло сказал, что девяносто процентов людей спят. И никогда не просыпаются. Когда было Венгерское восстание?
— Это что, телевикторина? На хрена мне сдалось Венгерское восстание?
Voilà. Ты даже не знаешь, что лежит в основе любого детектива. Cherchez la femme.[41] Я вырос в окружении мужчин, которые были порядочными, сострадательными людьми. Они должны были выслеживать и уничтожать детоубийц. И занимаясь этим, они постепенно превращались в зверей, оборачивались камнем. Они никогда не улыбались.
Я понятия не имел, где такое могло происходить, сказал:
— Понятия не имею, где такое могло происходить.
Он достал из сумки несколько таблеток, положил их на ручку кресла, сказал:
— Де Мелло рассказал испанскую историю о цыплятах. Орлиное яйцо попало в курятник. Куры высидели его и оставили птенца как своего. Орленок научился копаться в земле в поисках пищи и рос как все. Однажды он увидел пролетавшую мимо величественную птицу. Ему объяснили, что это самое великолепное из всех земных созданий. Он продолжил копаться в земле в поисках пищи, дожил до старости и умер, веруя в то, что он курица.
Я пожал плечами:
— Очень глубоко.
Он промолчал, поэтому я сказал:
— Давай расскажу тебе историю из одного дрянного детектива, который я прочитал. Гарри Крюз![42] Такая комичная южная готика…
Джордан поднял руку, сказал:
— Не сомневаюсь, ты никогда не слышал притчу о свинье.
— О чем… о какой, мать ее, свинье?
— Как говорилось в одной… не пытайтесь научить свинью петь. Это будет пустой тратой вашего времени и только рассердит свинью. Приношу свои извинения за то, что поверил, будто ты можешь петь.
Бриони вскрикнула, отвлекая нас от того, к чему этот разговор мог нас привести.
Сестра спала, но неспокойно. Я покачал ее на руках, и она затихла. Я сам немного вздремнул, и мне снились
безголовые свиньи
летающие цыплята
и
бессловесные трупы.
Проснулся, когда Джордан тронул меня за руку и сказал:
— Нам пора идти.
Протянул мне кофе и таблетку. Я взял то и другое. Бриони крепко спала, и я поцеловал ее в лоб. Джордан наблюдал за нами, выражение его лица понять было невозможно.
Я сказал:
— Только мертвые знают Бруклин.
Так назывался роман Томаса Бойла. Возможно, Джордан и не хотел ничего знать о криминальном чтиве, но это совсем не значило, что он о нем не услышит.
Мы надели дождевики, тихо обсуждая наш план. В пальцах на ногах и руках у меня стало покалывать. Адреналин закрутил рукоятку. Я спросил:
— Что, черт возьми, со мной творится?
— Ты сейчас воспрянешь.
— Что?
— Скажем так: я переключил твою скорость.
— Амфетамин?
— Что-то вроде.
Занялся рассвет. Джордан сказал:
— Я не знал, что у твоей сестры есть ребенок.
— У нее нет ребенка.
— Там целый гардероб забит детской одеждой.
— Что? Ты и ее комнату обшмонал?
— Сила привычки.
Ускоритель щипал мне глаза и расширял зрачки. Джордан проверил «зиг-зауэр». Я спросил:
— Нравится этот калибр?
— Девять миллиметров? Конечно.
Мы вышли из дома. Стену подпирал дворник.
Перекур.
На его тележке висел радиоприемник, «АББА» исполняла песню «У меня есть мечта».
Дворник сказал:
— Привет, мужики.
Ирландец.
Я сказал ему:
— Ничего себе погодка.
Он кивнул:
— Если небеса не подпортят.
Джордан дал по газам, и мы уехали. Я думал о Гарри Крюзе и его интервью, которое он взял у Чарли Бронсона.
Бронсон тогда сказал:
Нет никаких причин, чтобы не иметь друзей.
Скорее наоборот. Но я думаю, что друзей не следует заводить до тех пор, пока не захочешь делиться с ними временем.
А свое время я не отдаю никому.
До дома Ганта доехали минут за двадцать. Если можно так сказать, я был на последней скорости. Было почти восемь. Моя система начала испытывать перегрузку. Ноги и руки зудели, множество готовых взорваться мыслей прыгали в моей голове, как резиновые шарики.
Вдоль улицы стояли деревья.
Джордан сказал:
— Это бульвар.
— Гребаный лондонский бульвар, — уточнил я.
По улице медленно ехал школьный автобус.
Джордан спросил:
— Читал когда-нибудь «Встречи с замечательными людьми»?
— С отчаявшимися людьми… да.
Он пропустил мое замечание мимо ушей, следя за автобусом, продолжил:
— Наслаждаться творениями
Гурджиева
Успенского
Шиванды
Йоганды
Блаватской
Бэйли…
…а потом оставить божественный свет и вернуться во мрак.
Меня так и подмывало добавить к списку ливерпульскую четверку, но я побоялся, что он меня пристрелит. В доме Ганта открылась парадная дверь, на крыльце появилась женщина, державшая за руку девочку. Она поправила ранец, оправила на девочке пальто, наконец, обняла ее. Женщина наблюдала за отъезжающим автобусом с отсутствующим выражением на лице. Потом зашла обратно в дом. Джордан сказал:
— Идем.
Пока шли, он спросил:
— Через переднюю дверь или через заднюю?
Я угрюмо ухмыльнулся и сглотнул.
ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ САУНДТРЕКОМ к убийству? В моей голове звучал голос Леонарда Коэна, его «Знаменитый синий плащ». Когда я подошел к двери, пробормотал про музыку на Клинтон-стрит. Эта строчка мне нравилась.
Позвонил в дверной звонок.
Колокола зазвонили!
И что еще хуже, они зазвонили мелодию… «Палома бланка»! Богом клянусь. Сколько времени прошло, когда у них был праздник?
