— Доставай свою чачу, Вано. Надо поболтать.
— Входите, таварыщ капитан, — улыбаясь, тот распахнул дверь. — На этот раз вы приехали напрасно. Нет ни одного наркомана, ни единого вора, прастытутки, ни одного пьяницы, кроме меня.
Двое громил кавказского разлива в прихожей смерили вошедших пронизывающими взорами, но промолчали. Ермилину их взгляды сразу не понравились и он потребовал их документы. Барский решил подыграть, он велел им поднять руки и обыскал. Взгляды громил сразу стали робкими и боязливыми, как у кроликов.
— Срок регистрации кончается, — отрывисто пролаял Олег одному из вышибал. — Послезавтра приедешь ко мне в горотдел.
Вано суетливо пригласил их в апартаменты. Путь их лежал через игорный зал, где при виде их поднялись и по струнке встали двое мальчиков во фраках и хорошенькая девушка в вечернем платье.
— Вольно, — махнул рукой Барский.
Привольная, ничем себя не стесняющая роскошь била в глаза со всех стен. Казалось, только титанические усилия над собой не позволили хозяину позолотить даже каминную кочергу. В кабинете Гоготишвили смахнул с дивана бумаги, принес большую бутылку мутноватой жидкости и три стакана.
Ермилин представил Барского. Следуя неписаному протоколу, они не приступали к разговору, пока не выпили по первому кругу и снова не наполнили стаканы.
Осушив стакан, Вано вытер губы.
— А теперь, господин Барский, — обратился к нему Олег, — расскажите мне, что вам нужно узнать.
Барский достал из кармана записную книжку и сделал вид, что перелистывает ее.
— Некоторое время назад от вас звонил один человек. По сотовому телефону. Телефон был оформлен на имя Ефима Лифшица. Правильно?
Гоготишвили подался вперед, и его темное лицо сделалось суровым.
— Точно. А в чем дело? Он звонил какому‑то нехорошему человеку?
— Нет, нет, — успокоил его Барский. — С этим все в порядке. Нас интересует, как он к вам попал?
— Как он ко мне попал? — повысил голос Гоготишвили. — Черт возьми, этот Лифшиц приперся сюда и купил у меня машину. Дурак чертов!
— Дурак? — переспросил Ермилин.
— Конечно! Я годами ждал, когда же кто‑нибудь оттащит эту рухлядь. Ездить она не могла, да и передние колеса были разодраны в клочья. На кой черт она могла понадобиться?
— Что это был за автомобиль, Вано‑джан? — спросил Барский.
Гоготишвили опять разлил чачу.
— Обычный старый чехардак. Немецкий. За это время я кое‑что от него приспособил по хозяйству.
— Я имею в виду марку.
— Ах, это. Теперь таких больше не делают. Он еще с довоенных времен у меня. Эта марка «Хорьх», и вначале он был сделан по заказу самого Гитлера. Потом его привезли Сталину. Но ему машина не понравилась, брони на ней не было. И он отдал его Берия. А тот ее переправил в Абхазию, чтобы она его возила, когда он наезжал. А когда его шлёпнули, ее купил мой дядя…
Барский задержал дыхание и потом медленно выдохнул. Все сходилось. Правда, он боялся, что картина, которая в конце концов сложится, может оказаться очень простой и вполне невинной. Он знал, что и раньше Лифшицу доводилось разбирать старые машины на запчасти. Если уж человеку так не повезло, что он стал владельцем «хорьха», то кое‑какие запчасти ему явно не помешают.
— Хорошо, — сказал он, — еще один вопрос напоследок. Лифшиц поставил на эту машину новые покрышки, прежде чем отбуксировал ее?
— Никто ее никуда не буксировал, — серьезно сказал Гоготишвили. — Он просто сел на эту штуку и поехал. Я ему говорил, что она не поедет, а он только ухмыльнулся и говорит: «Она сделана для того, чтобы ездить», — поковырялся в ней, и она‑таки поехала!
Хотя Гоготишвили настаивал, чтобы они выпили с ним еще по стаканчику, они уехали.
— Спасибо. Заеду как‑нибудь на чачу, Вано. — Попрощался с ним Ермилин.
Тот расхохотался.
— Идите к черту, капитан!
* * *
Местный «Мулен Руж» располагался на окраине соседнего поселка — дискотека с баром и казино. Вокруг стояли с полсотни мотоциклов и машин, группки молодежи стекались к монументальному зданию бывшего Дворца Культуры местного пивзавода. При мысли о том, что внутри его может встретить еще и местный стриптиз, Барского передернуло. Однако пронесло.
Внутри в кромешней тьме, изредка прорезаемой сполохами прожекторов и мигалок, содрогалось в конвульсиях поколение, избравших пепси. Походя поймав одного из эпилептиков за раскрашенный гребень на бритой голове, Ермилин притянул его к себе и проорал что‑то на ухо. Тот ткнул пальцем в угол и, отпущенный на свободу, вновь принялся исполнять ритуальную пляску команчей, вышедших на тропу войны.
Спица оказался тощим блондином с сухими узкими губами, весь затянутый в черную кожу с металлическими заклепками. Примерно так же были выряжены трое его друзей и четверо девушек, которые, сидя на лавках поодаль от танцплощадки, уси‑ленно накачивались портвейном «Казачья пристань» и джин‑тониками из банок.
Ермилин тихонько свистнул и, когда блондин поднял глаза, поманил его пальцем.
Парень выбрался из‑за лавки, подмигивая и ухмыляясь своим друзьям. Засунув большие пальцы за пояс брюк, он вразвалочку направился к ним. Несмотря на худобу, это был крепкий, жилистый малый, и Барский подумал, что приличная встряска пошла бы ему на пользу.
Они вышли на улицу и подошли к «форду».
— Садись сзади, Санёк, — спокойно сказал Ермилин.
Спица нагло ухмыльнулся и поскреб свой щетинистый подбородок.
— Я бы предпочел что‑нибудь поинтереснее, командир.
— Шевелись, или я тебе глаз на джинсы натяну, — сказал Ермилин, не повышая голоса. — Итак, скучно тебе жить на белом свете без нас, — констатировал он, потянувшись и открывая заднюю дверцу.
Парень посмотрел на него, пожал плечами и подмигнул своим, которые сгрудились на ступенях Дворца.
— Об чем речь на этот раз?
— Делай, что тебе говорят, и все будет в порядке, — сказал Ермилин, выезжая на улицу. — Думаю, самое время заглянуть к тебе и сверить кое‑какие номера.
— У меня на всё есть бумаги, — тупо сказал Спица. Он сунул сигарету в рот. Руки его дрожали.
— И на то, что ты Митричу на той неделе крыло ровнял, тоже есть? — ухмыльнулся Ермилин. — Может, у тебя и квиточек есть на те поллимона, которые ты с него содрал? Налоговая ну очень тобой интересуется, юноша.
— Поллимона, говорите? — переспросил Барский. — За одно крыло? Ну, бизнесмен… — Он пристально взглянул на Спицу и понял, что тот, что называется, готов.
— Ладно, говорите, что надо, — сдавленно пролепетал он.
Машина медленно двигалась к центру города.
— Вот и расскажи нам о своей дружбе с Фимой, владельцем роскошного трофейного «хорьха». Мы знаем, что пару недель назад ты с ним снюхался и провернул одно дело… Мы хотим знать, чем вы с ним занимались и что стало с автомобилем.
— И это все?
— Все, Санька. Да не трясись ты, машина его, не угонная, тут все в порядке. Пока, вроде, все по закону. Нас пока просто интересует что это за птица и чем промышляет.
Спица затянулся и выкинул сигарету в окно.
— А я ничего и не знаю, начальник.
— Ты не представляешь себе, сколько всего можно вспомнить, посидев пару недель в СИЗО, Санёк.
— Это‑то я знаю, — поспешно ответил парень. — Я ведь не вру. Я даже не знал, как его звали. Вы говорите Фима, значит, Фима. Он подкатился ко мне и сказал, что у нас общие знакомые по Байк‑клабу. Я кое‑кого из байкеров московских знаю. Он предложил мне три сотни баксов только за то, что он на сутки арендует мою мастерскую с инструментами и пикап. Он заплатил деньги вперед, а раз у меня нет пока работы, на остальное мне наплевать.
— И это все? — резко спросил Барский. — Он просто арендовал на денек твою мастерскую? И ты не подглядывал в окно, чтобы посмотреть, чем он там занимается?
Спица рассмеялся.
— Да нет у меня в мастерской окон.
— Давай все‑таки взглянем, — предложил Барский.
Ермилин заехал в проход между домами и остановился у обшарпанного дома с облупившейся штукатуркой. В стене были ворота, а рядом маленькая дверь.
— Открывай, Санька, — распорядился Ермилин.
Выключатель был рядом с дверью. Спица зажег свет, и они вошли в мастерскую. В помещении примерно десять на десять метров стояли верстаки, токарный и сверлильный станки, на стелажах лежали инструменты и различные приспособления, на цепях висел мотор. На балках висели дверцы, бамперы, крышки капотов.
— Значит, он пришел вот сюда, сделал свое дело и ушел, — констатировал Барский. — У него было две тачки. Два «хорьха». Так?
— Да. У него их было два, и один этот гад оставил здесь. По крайней мере, он бросил здесь достаточно деталей, чтобы собрать его, если это, конечно, кому‑то понадобится, — Спица показал на кучу деталей в дальнем углу. — Что мне теперь с этим металлоломом делать — ума не приложу.
