Идея понравилась, и Михаил Ланской получил то, чего хотел: доступ к роскоши и всяческим удовольствиям, в том числе к туристическим поездкам по всему миру, а не только в Болгарию и Румынию, и очень большие деньги. Его начальники по институту, конечно, узнали обо всем, и Ланского от работы над Программой отстранили. Были предприняты попытки как-то исправить положение, кураторы долгосрочной общесоюзной программы, не раскрывая истинных целей, вступили в контакт с теми, кто купил разработку Ланского, но не нашлось в то время силы, которая оказалась бы влиятельнее наркоденег. Пробиться к новому генсеку не удалось, и в мае 1985 года вышел указ о борьбе с пьянством и алкоголизмом. Производство алкогольной продукции сократить, продажу ограничить, виноградники вырубить, и так далее.
С этого момента Евгений Леонардович раз и навсегда вычеркнул Михаила Ланского из своей жизни. Ему было очень больно, ведь десять лет, целых десять лет они работали рядом, загорались новыми идеями, придумывали методы исследований, разрабатывали технологии моделирования и прогнозирования, и Ионов считал Михаила, наряду с Димой Шепелем, одним из лучших своих учеников и последователей. Дима был талантливым математиком, Миша - криминологом.
А вот теперь Миша умер, ему только-только исполнилось шестьдесят два, совсем еще молодой. Идти на похороны не хотелось, но и не пойти нельзя, ведь провожать Михаила придет научная общественность, и отсутствие профессора Ионова сразу заметят. Никто не знает об их конфликте, так же как не знают и о Программе. И рассказать нельзя…
Еще только четыре утра, а сна ни в одном глазу. Ворочается в постели Евгений Леонардович, кряхтит, постанывает не то от боли в ноге, не то от душевной боли и ругает сам себя за то, что двадцать лет прошло, а он все не может простить Михаила… и все равно, хоть и ругает себя, а простить не может. Скорее бы прошел последний час перед подъемом. В пять утра он, как обычно, встанет и будет варить себе овсянку на воде. В Фонд он сегодня не поедет, вызвал машину на десять, чтобы сразу отправляться на панихиду. Но в девять он все-таки позвонит Диме Шепелю, Дима - активный и общительный, он все знает, может быть, ему известно, кто придет на похороны, и если представителей старой когорты ученых будет немного, то отсутствия Ионова никто и не заметит. Ведь людей, знавших Ионова и Ланского во время их совместной работы, осталось совсем мало, двадцать лет прошло, кто-то давно ушел из науки и связей с бывшими коллегами не поддерживает, кто-то умер, кто-то состарился или болен настолько, что на подобные мероприятия уже не выезжает.
Дима Шепель. Тоже проблема. Он сам-то на похороны поедет или нет? Когда-то Ланской увел у него жену, давно, еще до Программы. Правда, очень скоро она вернулась к законному мужу, всего через полгода. Но вернулась, будучи беременной от Ланского. Она хотела этого ребенка, а когда поняла, что с Михаилом жить не может и не хочет, делать аборт было поздно. Дима принял ее и парня вырастил как своего, он очень любил жену и был счастлив, когда она вернулась. И вот сейчас сыну Вадиму двадцать четыре года, он закончил Московскую академию МВД, три года поработал в уголовном розыске и теперь хочет заниматься наукой. Жена Димы просит устроить его к ним в Фонд. А Ионов все не может простить Мишу и свое непрощение распространяет и на его сына. И жену Шепеля он простить не может, хотя лично ему, Евгению Леонардовичу, она ничего плохого не сделала. Но Миша - предатель, и все, кто его любил, недостойны уважения. О том, что он и сам любил когда-то Мишу Ланского, Ионов благополучно забыл. Лукава память человеческая, ох лукава!
Ну вот и пять часов, можно вставать. Каша, обязательная прогулка, яйцо с сыром и кофе, а там и Диме можно звонить.
Без пяти девять хлопнула входная дверь, пришла домработница Роза, соседка по дому, мать многочисленного семейства, добропорядочная и надежная сорокалетняя женщина, которая была счастлива найти работу поближе к собственной квартире, чтобы по мере возможности приглядывать за детьми.
- Евгений Леонардович, вы дома? - громко спросила она прямо от порога.
- Дома, Розушка, дома, - откликнулся Ионов.
- Не заболели? Или вы сегодня попозже?
- Пока не знаю. Или через час уеду, или вообще дома останусь.
- Если вы дома будете, тогда говорите, что на обед готовить, я сейчас в магазин пойду.
- Погоди, Розушка, я сейчас позвоню, тогда и решим. Ты пойди пока кофейку выпей.
Роза благодарно улыбнулась и скрылась в кухне. Она очень любила хороший кофе, но для скромного бюджета ее семьи такое удовольствие было неподъемным, она покупала дешевый растворимый и позволяла себе пить его только один раз в день, утром. Евгений Леонардович знал о ее пристрастии и при каждом удобном случае угощал. Он твердо знал, что Роза придерживается собственных правил и без прямо высказанного предложения хозяина не то что кофе хозяйского себе не заварит - кусочка хлеба не отрежет.
Ионов дозвонился до Шепеля и огорчился, Оказывается, на похоронах собирается быть один из заместителей министра внутренних дел, который когда-то учился вместе с Ланским в адъюнктуре и в те времена крепко дружил с ним. Узнав об этом, научная и педагогическая общественность зашевелилась, во всяком случае, та ее часть, которая до сих пор служила и, стало быть, помнила и Ионова, и Шепеля. Ну как же, быть на одном мероприятии с замминистра! Иметь возможность, если повезет, быть лично представленным высокому руководителю или напомнить о себе - это дорогого стоит.
- Я вас понимаю, Евгений Леонардович, но придется ехать.
- А ты сам-то как?
- Куда ж мне деваться, - вздохнул Шепель. - Это как раз тот редкий случай, когда между вами и мной нет никакой разницы. Все вместе работали.
- Один поедешь? Или с Кирой?
- Один. Мне еще хуже, чем вам. Те, кто нас помнит, знают и про то, что она уходила к Мише. Могу себе представить, как они будут на меня смотреть и судачить шепотом. Да ладно, Евгений Леонардович, что я, мальчик? Мне уже пятьдесят пять стукнуло. Переживу. Вам легче, в силу вашего почтенного возраста вы можете прямо с кладбища домой возвращаться, а мне еще на поминках сидеть.
Ионов улыбнулся.
- Ну что ты, Дима, разве я тебя брошу? Вместе посидим, помянем Мишу Ланского. Кто из наших будет?
Шепель назвал несколько фамилий. Ну что ж, вот и ладно. Конечно, Дима прав, восьмидесятилетний профессор Ионов вполне может не ехать на поминки, все отнесутся к этому с пониманием, но не надо, нельзя отрываться от молодежи. Упустил что-то Евгений Леонардович, упустил, позволил трещине сначала возникнуть, потом расшириться, но, может быть, еще не поздно, еще есть возможность сделать так, чтобы трещина не превратилась в непреодолимую пропасть. Или уже нет?
***
С момента обнаружения трупа Милены Погодиной прошло двое суток, и пора бы уже докладываться начальнику о ходе работы, но почему-то Большаков Настю не вызывал и ни о чем не спрашивал. Забыл, что ли? Или считает это дело не таким уж важным? Вполне возможно. Будь на месте начальника отдела прежний шеф, Афанасьев, ход его рассуждений можно было бы просчитать, все-таки за несколько лет совместной работы Настя Каменская кое-как приноровилась к его стилю руководства и могла заранее предсказывать, как он себя поведет, о новом же начальнике она не знала пока совсем ничего. Кроме того, что он ведет себя более чем странно.
Три вечера подряд, приходя домой после работы, она не давала покоя мужу, снова и снова проговаривая вслух все события последнего времени и требуя от Леши, чтобы он ответил: что это значит. Так маленькие дети, полностью полагаясь на всезнание и всемогущество взрослых, требуют у них ответы на самые разные вопросы, даже такие, которые ответов не имеют по определению. Почему небо голубое, а не зеленое и не коричневое? Почему у зайчика два уха? Почему у собачки четыре лапки, а не восемь? Почему Константин Георгиевич Большаков такой, каких не бывает?
Чистяков добросовестно и внимательно выслушивал Настины стенания, вникал в каждое слово, в каждый нюанс, что-то уточнял, высказывал предположения, большинство из которых Настя отметала с ходу, остальные же они подробно обсуждали до глубокой ночи, не приходили ни к какому результату и ложились спать, чтобы потом долго еще, лежа в постели, продолжать полушепотом разговаривать. Все о том же Большакове.
В четверг утром Константин Георгиевич наконец попросил Настю зайти к нему.
- Что у нас с Павлом Седовым? - спросил он. - Есть какое-нибудь движение?
- А я уж думала, что вы забыли, - усмехнулась Настя.
- Я не забыл, - очень серьезно ответил начальник и без улыбки посмотрел на нее. - Но я не считал возможным требовать от вас отчета, пока не выполню свое обещание.
Это еще что? Настя непроизвольно нахмурилась Снова загадки.
