– А друзья часто заглядывали сюда в гости?
– Не сказала бы, что часто, но приходили рослые, под стать Володе, парни. Вот с ними, бывало, он напивался так, что на следующий день, случалось, спрашивал: «Николавна, вчера я много дури натворил?»
– О чем парни говорили за бутылкой?
– Главным образом, о войне. Одни участвовали в афганских событиях, другие в Чечне хлебнули горюшка. Несчастное поколение. Молодые ребята, а психика уже исковеркана. Без мата и блатного жаргона не могут сформулировать самую простенькую фразу. Уму непостижимо, во что превратили русский язык.
– Да, с языком у нас нынче проблема, – согласился Голубев и опять спросил: – Среди друзей не было парня со шрамом на правой щеке?
Старушка утвердительно наклонила голову:
– Был такой парень. Фамилии его не знаю, а зовут Геннадий. Пожалуй, самый спокойный. Выпивал меньше других. О войне не рассказывал. Иногда анекдотами смешил. По словам Володи, из всей компании только они двое с Геннадием ни в каких войнах не участвовали. Лишь в армии отслужили. По-моему, с ним Володя и уехал последний раз.
– Не сказал куда?
– Нет. Предупредил меня, что вернется или ночью, или рано утром в субботу. Теперь уж, выходит, не вернется никогда… – старушка, будто задумавшись, помолчала. – Признаться, недоброе предчувствие у меня возникло в субботу. Около полудня я прибирала здесь, в квартире. Зазвонил телефон. Сняла трубку и услышала голос Семена Максимовича: «Нина Николаевна, где Володя?» – «Не знаю, – говорю. – Как вчера уехал, еще не вернулся». – «И друг его не заходил?» – «Нет». – «Передайте Володе, если он появится, чтобы немедленно позвонил мне». Такой вот короткий разговор произошел. Ничего особенного в нем, конечно, не содержалось, но голос, каким говорил Семен Максимович, был необычным. Вроде бы он уже знал или догадывался о печальном событии, однако не хотел в это верить.
– А когда он сюда приехал?
– В конце воскресного дня. Сразу зашел ко мне с вопросом: «Володя так и не появлялся?» Услышав отрицательный ответ, сильно изменился в лице и сказал, что заночует в квартире сына. После я несколько раз к нему заходила. Спрашивала, не приготовить ли чего на ужин? Наотрез отказался. Сидел у телефона и раз за разом кому-то названивал. За этим же занятием застала его и в понедельник рано утром, когда зашла узнать насчет завтрака. Семен Максимович разговаривал с каким-то Рудольфом и был заметно не в себе. Закончив разговор, сразу уехал.
– Не позавтракав?
– Даже и слышать об этом не захотел. Представляете, за время нахождения здесь выпил бутылку коньяка, а съел всего-то единственный апельсин.
– Раньше не выпивал?
– Никогда. И Володю постоянно бранил за выпивку, однако тот мимо ушей пропускал отцовские нравоучения.
– А мать часто навещала сына?
– Один раз приезжала, когда после покупки отремонтировали квартиру и обставили мебелью. Очень неразговорчивая женщина. Равнодушно оглядев приготовленное сыну жилье, обронила лишь одну короткую фразу: «Ничего, жить можно».
– Семен Максимович разговорчивее супруги?
– У Семена Максимовича, как он рассказывал, большой опыт руководящей работы. Наверное, это приучило его смотреть на простых людей свысока, но в общительности ему не откажешь. Умеет и посочувствовать, и совет дельный дать. Если бы Володя удался в отца, мог бы стать неплохим предпринимателем.
– По нашим сведениям, он нигде не работал, – сказал Слава.
– Пожалуй, вы правы, – согласилась Нина Николаевна. – Мне заявлял, будто служит охранником, однако распорядка дня у него никакого не было. Мог целыми днями на компьютере играть в детские игры со стрельбой или глазеть, как он говорил, «видюшник», прокручивая одну за другой кассеты с фильмами ужасов и откровенной порнографией. Часто ездил в Раздольное. Проводил там, случалось, по нескольку дней, а то и всю неделю. О какой работе, спрашивается, можно вести речь при таком режиме…
– Наркотики не употреблял?
– Определенно сказать не могу. Выпитое спиртное я определяла по пустым бутылкам, которые приходилось выбрасывать в мусоропровод. А наркотики как определишь?
– По необычному поведению.
– Поведение у Володи постоянно было непредсказуемым. Он то в депрессию впадал, то беспричинно веселился. Хроническим наркоманом Володя, конечно, не был, но изредка побаловаться этим зельем вполне мог. Порою в его взгляде я замечала что-то, похожее на отрешенность.
– Агрессивности в таком состоянии не проявлял?
– Что вы! Наоборот, часами лежал на диване, уставясь в одну точку на потолке. Это у него называлось «кайф ловить».
– Часто так «кайфовал»?
– На прошлой неделе дважды видела.
– И оба раза в одиночку?
– Да.
– Не рассказывал, почему с невестой дело не клеится?
– Жаловался, будто невестин брат против их брака, но это явление временное. Деньги, мол, все решат.
– В каком смысле?
– Вероятно, в том, что раньше, как говорили, блат был выше наркома, а теперь – богатство превыше всего.
– Да… – задумчиво проговорил Слава. – Как-то раздваивается у меня образ Владимира Семеновича. В Раздольном его считают хамоватым бузотером, а здесь, по вашим словам, он представляется совсем не скандальным.
– Ничего удивительного в таком раздвоении нет, – ответила старушка. – Выросший в деревне Володя еще не привык к городу и заметно побаивался необычного для него ритма жизни…
Проговорив с Ниной Николаевной еще с полчаса, Голубев понял, что большего она рассказать не может. Когда Слава хотел уже попрощаться, во входной двери квартиры неожиданно щелкнул замок, и в прихожую по-хозяйски вошел нахмуренный Семен Максимович Гусянов. Следом, словно тень, появился неприметно одетый мужчина, выглядевший рядом с крупногабаритной фигурой Гусянова сущим подростком. Увидев притихших Голубева и домработницу, вошедшие будто растерялись. Чтобы разрядить возникшую неловкость, Слава сказал:
– Здравствуйте, Семен Максимович.
– Здравствуйте, – Гусянов уставился на него пристальным взглядом. – Вы, кажется, из районного угрозыска?
– Так точно.
– Какая нечистая вас сюда занесла?
– Смерть вашего сына.
– Убийцу надо искать в Раздольном, а не в Кузнецке.
– Чтобы выйти на преступника, приходится выяснять окружение потерпевшего.
– Знаете о том, что начальник районной милиции мой друг? – с угрозой в голосе спросил Гусянов.
– Друзья моего начальника – не мои друзья, – отпарировал Слава.
Пришедший с Семеном Максимовичем мужчина, что называется, по-английски, не проронив ни слова, внезапно исчез из прихожей. К удивлению Славы, почти тотчас он вернулся уже в наручниках и в сопровождении двух одетых в штатское крепких парней.
– Это что за безобразие?! – побагровев, возмутился Семен Максимович. – Какие претензии?!
– К вам, господин Гусянов, никаких нет, а к гражданину Молькину – весьма большие, – учтиво ответил один из парней.
– Да знаете ли вы, какого человека унизили?!
– Знаем, главаря преступной группировки.
– Вы что мелете?..
– Не пыли, Семен, – тихим голосом проговорил мужчина. – Ребятки перегнули палку. Завтра они в присутствии своего начальства передо мной извинятся.
– Нет, Рудольф! – загорячился Семен Максимович. – Я сейчас же вызову сюда прокурора!
– Не утруждайтесь. С минуты на минуту прокурор без вашего вызова появится здесь со следственной бригадой, – сказал парень.
Наступило гнетущее молчание. Длилось оно недолго. Будто в подтверждение слов парня, за дверью послышался топот поднимающихся по лестнице людей, и в какое-то мгновение просторную прихожую заполнили участники следственно-оперативной группы, среди которых Голубев увидел Бирюкова, Лимакина и подполковника Тарана. Возглавлявший группу городской прокурор, предварительно представившись обескураженному Семену Максимовичу, предъявил постановление на обыск квартиры. Тот в ответ понуро склонил голову. Сразу же из числа соседей были приглашены понятые.
Скрупулезный до муторности обыск продолжался более часа. Прекратили его после того, как из-под одежды в платяном шкафу извлекли чертежный футляр, в котором покоился исправный карабин с оптическим прицелом. Лежало в футляре и разрешение, дающее Владимиру Семеновичу Гусянову право владеть нарезным оружием. По заключению эксперта-криминалиста, документ этот был поддельным. Еще при обыске нашли две пачки патронов к карабину, газовый пистолет, несколько упаковок с наркотиками, десяток одноразовых шприцев и толстую тетрадь, наполовину исписанную малограмотными сокращенными фразами, расшифровать которые могли, пожалуй, только эксперты-почерковеды.
После обыска квартиры провели осмотр гусяновского гаража, где, отсвечивая глянцем, стоял полностью исправный джип «Мицубиси-Паджеро». Ни в гараже, ни в машине ничего криминального не обнаружили.
