Однако худшего не произошло. При тесном общении Федор понял, что этот малый весьма смышлен. Несмотря на тщедушное худенькое тельце, он был весьма крепок, да и юношей его назвать было трудно – успел разменять уже пятый десяток.
Через пару часов подъехали в морской порт. Судно, будто бы стесняясь своих мореходных качеств, стояло в дальнем углу порта, вдали от белоснежных океанских лайнеров. Невысокое, всего-то в две палубы, оно было едва различимо среди множества яхт, мерно покачивающихся на волнах. И только приблизившись, можно было понять, что судно вовсе не маленькое и способно послужить взлетной полосой для среднего самолета.
У маленького человечка было какое-то трудновыговариваемое имя, и Федор, облегчая обращение, называл его Сэмом, кажется, тот совершенно не обижался на подобного рода «крещение» и откликался на это имя весьма охотно.
– Это и есть «Галия»? – спросил Федор больше для того, чтобы продолжить прерванный разговор.
– Она самая, – энергично закивал Сэм.
Англичанин из него был скверный: половину произнесенных им звуков было просто не разобрать, словно он заедал их бананом, а вторую половину он не произносил вовсе, но мимика у него была весьма красноречивая и с успехом заменяла все огрехи дикции.
За их спинами, выстроившись гуськом, будто цыплята за клушкой, стоял экипаж и терпеливо дожидался вердикта.
– Вы можете проходить, – доброжелательно махнул Сэм в сторону судна, будто опасался, что Марков может развернуться и отправиться восвояси.
На первый взгляд судно весьма добротное, просторное, строенное из крепких пород дерева, какие можно отыскать только в экваториальной Африке. А стало быть, такой посудине не будет сноса еще много лет.
Понимающе кивнув, Марков прошел по трапу и, словно опасаясь, что корабль может не выдержать его решительной поступи, аккуратно шагнул на палубу.
– Что скажете, мистер? – заглянул Сэм в глаза Маркову. Теперь его сходство с мартышкой еще более усилилось.
Судно было низкобортное, остойчивое, но вот запас плавучести был явно маловат: случись какая-нибудь неприятность, особенно долго на его борту не продержишься.
Весьма лакомый кусок для пиратов.
– Судно крепкое, но вот его мореходность не очень... Радует то, что путешествие будет непродолжительным. Так когда отплывать?
– Послезавтра. А завтра оно пойдет под загрузку.
– Будет заполнен весь тоннаж?
– Да.
– Справитесь?
– Нас будет много, – вновь показал Сэм свои большие белые зубы.
– Хорошо. Буду послезавтра в это же время.
Кивнув на прощание, Марков направился в гостиницу, уводя за собой немногочисленный экипаж.
На его памяти подобных встреч бывало немало, причем в самых разнообразных концах Земли. Чаще всего приходилось иметь дело вот с такими невыразительными посредниками, которые за сотню долларов готовы были исполнить любое твое желание. Но что-то в этот раз пошло не так. Что именно – понять было трудно. Но от самого судна как будто веяло какой-то угрозой, оно словно притягивало к себе опасность. А его широкие просмоленные доски, откройся у них дар красноречия, наверняка могли бы рассказать немало душераздирающих историй.
Гостиница была плохонькая, с маленькими мутными окнами. Да и какие могут быть апартаменты в захолустном порту, где едва ли не ежедневно меняются постояльцы. Из сервиса – только теплое пиво да стайка девиц, терпеливо сидевших в баре за протертой стойкой. Федор не был ханжой – в конце концов, в каждом моряке обитает беспросветный гуляка; он и сам не раз пользовался подобными предложениями, искренне считая азиаток лучшими любовницами, но сейчас решил отдохнуть и поберечь силы перед предстоящим плаванием.
Добрую половину ночи он проворочался, одолеваемый всевозможными сомнениями, а когда часовая стрелка перевалила за четыре утра, забылся тревожным чутким сном.
Ровно в три часа дня Марков был на судне. Около посудины распоряжался все тот же вертлявый Сэм. И, заприметив Федора издалека, выражая расположение, энергично помахал ему худенькой ручкой.
Первое, на что обратил внимание Марков, судно дало значительную осадку: явное свидетельство о его большой загрузке. Запас плавучести был не столь уж и велик, а если к этому добавить еще и то, что надводный борт был невысоким, то ситуацию можно было воспринимать едва ли не критической. Нужно быть или законченным авантюристом, или невероятным храбрецом, чтобы пуститься в плавание на подобном плавсредстве. В результате загруженности судна значительно уменьшилась и его ходкость, так что если за ними погонятся пираты, то сумеют догнать их даже на веслах.
Настроение начинало портиться.
На палубе, прикрытые брезентом, стояли огромные контейнеры с острыми углами. Не удержавшись, Федор приподнял брезент. На аккуратно сколоченных досках – ни надписи, ни каких бы то ни было пометок, что могли бы раскрыть характер груза. В ящиках может быть все что угодно: от металлических болванок до компрессоров к нефтяным скважинам.
Марков прошел в капитанскую рубку – весьма добротное сооружение с некоторой заявкой на изыск. Стены были выложены тонкой рейкой из красного дерева, в углу резная старинная фигурка, которой, видно, вменялось в обязанность отпугивать от корабля враждебных духов. А над штурвалом и вовсе поработала целая бригада дизайнеров: круг был сделан из красного дерева с небольшими вставками из черного, с заявкой под металл, а спицы в руку толщиной, из костей какого-то животного.
Единственное, что портило интерьер, так это плакат обнаженной негритянки, что был прикреплен скотчем у дверей в рубку. В обнаженной натуре было столько целлюлита, что его хватило бы на полдюжины обыкновенных женщин. Но именно такие женщины пользуются в Африке необыкновенной популярностью: необъятные телеса свидетельствуют о том, что женщина способна к деторождению, вместе с которым в дом приходит и достаток.
Весьма спорное суждение.
Сэм плелся рядом и внимательно поглядывал на своего русского друга, пытаясь по невозмутимому лицу Федора угадать малейшие перемены в его настроении. Судя по тому, с каким чувством Сэм всматривался в отделку рубки, настроение у него было приподнятым. Команда уже рассредоточилась вдоль борта и философски созерцала ровную водную гладь, двое малайцев, стоявших в сторонке, о чем-то негромко переговаривались. Не надо было быть провидцем, чтобы понимать, о чем в настоящее время шел разговор: вне зависимости от цвета кожи и в какой именно точке планеты проживает моряк, во все времена его интересует только один вопрос – насколько благосклонно к нему отнесется море.
Сэм попытался скрывать свою обеспокоенность: в отличие от подавляющего большинства русских, с которыми ему приходилось иметь дело, этот капитан был совершенно неразговорчив, и его абсолютно не коробила затянувшаяся пауза. О его потаенных думах можно было судить разве что по светло-голубым глазам: через показное равнодушие прорывались крохотные искорки, и поди сообрази, какие джинны одолевают этого малоразговорчивого скифа.
– Так что же вы скажете, господин? – не выдержав затянувшегося молчания, спросил Сэм.
– Сэм, кто ты по национальности? Что-то много в тебе намешано. Не то азиат, не то африканец. А может – малаец?
– Я и сам толком не знаю, мистер. Родился на Цейлоне, мать из Сингапура, а отец из Сомали.
– Значит, получается, что все-таки сомалиец?
– Можно сказать и так. Так что скажете, господин?
Положив широкую ладонь на штурвал, словно устанавливая над судном свою волю, Федор произнес:
– Посудина так себе, скажу честно. Боюсь, как бы она не перевернулась при большой волне.
Сомалиец хитровато улыбнулся: а этот русский не лишен лицедейства и может думать, как обыкновенный малаец, в надежде, что ему подкинут еще немного деньжат.
Только этот номер вряд ли пройдет, не на того напал!
– Больше хозяин не даст ни цента, – сообщил сомалиец. – Сумма уже оговорена.
В ответ Марков лишь хмыкнул: после чего столь же вяло продолжил:
– Да и мореходность у него не очень... Носом будет зарываться, когда станешь входить в волну.
В какой-то момент дурные предчувствия усилились: может, таким образом судьба подает ему знаки, и самое время, чтобы сойти на берег?
До слуха донесся разговор малайца с украинцем, прибившимся к экипажу прошлым рейсом; оба едва говорили по-английски, однако в их лицах было столько неподдельного оживления, что они напоминали двух старинных приятелей, никак не могущих наговориться после долгой разлуки. В действительности тема разговора была тривиальна: столь энергично, вне зависимости от цвета кожи, мужчины могут говорить о женщинах или о том, как они потратят полученный заработок. Хотя и здесь не стоит особенно много фантазировать: опять все мысли сводятся к хорошему застолью, где в качестве специального блюда будет подаваться красивая женщина.
