– Сколько там у нас сейчас желающих развлечься? – обратился Лысый к Мелкому. – Собери всех.
Мелкий вышел, а Громила завернул ее юбку и принялся стаскивать с нее трусики. Видимо, он был туповат, так как стащить трусики через привязанные ноги ему никак не удавалось. Лысый с усмешкой протянул ему ножницы.
Вика никогда не могла даже представить, что секс, служивший всегда удовольствием и наслаждением, способен обратиться в пытку! При мысли о том, что может сейчас произойти, она вдруг с силой, с неизвестно откуда взявшейся вескостью произнесла:
– Вы все равно ничего не добьетесь от меня, даже насилием и пытками, потому что я действительно НЕ ЗНАЮ. Но, если ты, Владимир, – вспомнила она имя Лысого, – не скот последний, то дай мне возможность хотя бы все как следует объяснить!
– Ты уже объяснила. Про депрессию и прочую лабуду. Неубедительно, «мамзель».
– Послушай… Послушайте…. Вы же должны понимать, что в такой обстановке… У меня шок, я на нервах… До меня плохо доходит, о чем речь, я не в состоянии выразиться доходчиво, не нахожу слов…
– А-а-а, ты так разнервничалась, что не сразу придумала, как получше соврать? А теперь сообразила? – усмехнулся Лысый.
Вика посмотрела на него повнимательнее. Это был обычный человек, с заурядной внешностью. Никогда бы не подумала, что бандит. Ни садистского блеска в глазах, ни похоти… На самом деле глаза у него не то чтоб умные, но и совсем неглупые и немного грустные… Одет просто, рубашка с короткими рукавами да брюки, но вещи дорогие, особенно туфли – это Вика научилась определять на глаз, – и они несколько облагораживали его неказистую внешность.
Пока Вика изучала его, Лысый изучал ее. Их взгляды перекрестились.
– Я вообще-то никогда не вру, – сказала она тихо, – но вы в это не поверите. Просто дайте мне еще одну возможность убедить вас. Все равно я в вашей власти и никуда не денусь.
Лысый усмехнулся:
– А потерянное время? Время – деньги.
– Вы больше потеряете, если будете меня мучить, – едва слышно произнесла она.
Лысый помолчал, по-прежнему изучая ее лицо.
– Ну что ж, попытка не пытка, – ядовито произнес он. – Погоди, Толстый.
Громила послушно отодвинулся, щелкнув ножницами в воздухе для пущего устрашения.
– Верните меня в нормальное положение, – попросила Вика. – Я так не могу говорить.
– Ладно, – ответил Лысый. – Все равно завалить тебя еще успеем, если начнешь снова кормить меня клюквой развесистой…
Кресло подняли, подножия ушли в пол. Ее не развязали, но в нормально-вертикальном положении она почувствовала себя лучше.
– Дайте мне воды, пожалуйста.
Ей дали стакан и даже развязали руки.
– Я очень сильно нервничаю, но постараюсь рассказать все хорошенько и по порядку, и подробно…
Подробно! Вика интуитивно учуяла, что в этом все дело! Нужно, чтобы ее рассказ задышал правдой, – а это можно сделать только при помощи многих, иногда даже несущественных деталей… Потому что столько деталей придумать просто невозможно! И потому ей должны будут поверить!
Она принялась заново излагать все события, от разговора с Натой, от сломанного каблука, ее просьбы к бомжу поднести сумки и затем попытку сделать из него прикрытие для первой встречи в своей фирме…
– Роман какой-то, – поморщился Лысый. – Дамский.
– Это не «дамский»! Это правда, – сурово ответила Вика. – У вас просто другой менталитет, и вы не понимаете – не можете понять! – что чувствует брошенная мужем женщина!
Лысый посмотрел на нее как-то странно.
– А ты вот никогда не сможешь поверить, что я уже так много знаю в жизни, что… Впрочем, не имеет значения.
– Имеет. Договорите!
– Не диктуй мне условия. Захочу – скажу. Во всех случаях не сейчас. Продолжай!
…Она продолжала, стараясь не упустить ни одной детали, чувствуя, что в этом ее единственное спасение. И о том, как вознамерилась было продать свой пай; и о том, как Брежнев ее отговорил; и о том, как она втянулась в эту шпионскую игру, как училась у Брежнева и других….
Пока она говорила, в кабинет задвинулось под руководством Мелкого человек семь мужчин. У Вики сбилось дыхание. Но Лысый махнул им, и они немедленно исчезли.
– Дальше, – коротко бросил ей Лысый.
У нее все еще глухо билось сердце от страха, испытанного при виде стадца самцов, и Вика изо всех сил старалась не сфальшивить. То есть она, разумеется, была и правдива, и искренна, но в такой ситуации, когда челюсти сводит от боли (после двух крепких ударов), и от страха, когда за дверью стоят семь мужиков, готовых ее изнасиловать, – очень легко показаться неестественной. И Вика приложила все усилия, чтобы ужас не придал нечаянной фальши ее рассказу.
– Тогда, с вашей машиной на нашей стоянке… Я понятия не имела, чья это машина! Да и как можно узнать? Не в смысле фамилии, ее-то найти как раз просто, но я уже усвоила, что в таких делах мы наткнемся на какого-нибудь ничего не значащего Ваню Иванова… Брежнев сказал мне, что это конкурент отпугивает конкурента. А мне захотелось показать себя директором. – Она даже немного улыбнулась. – Знаете, в мужском коллективе, где тебя никто не принимает всерьез, хочется себя как-то отстоять…
Вика еще долго говорила. Как нашла кошку, как кинулась к Лешему…
– Это ваш человек, да? – с горечью спросила она.
Лысый не ответил, только какое-то хитрое удовлетворение мелькнуло в глазах.
…Как Леший закопал трупик, как она отнесла кулон Брежневу… По неведомому наитию она умолчала о детективе Кисанове. Если они и это знают, Лысый сам ее спросит.
Когда Вика дошла до рассказа о своей слежке за Плиточниковым и о попытке расспросить проституток, Лысый только вздохнул.
– Именно это стало последней точкой в нашем досье. Мы были уверены, что ты ищешь свой пропавший «контакт»… А в казино зачем ходила?
– Так за ним же, Плиточниковым, следила! Думала, что в казино тоже есть проститутки и что он собирался расспросить их об этой Ане… Ведь я же ему поручила!
– Кстати, откуда тебе известно ее имя?
– Через связи в милиции, – соврала Вика. – Там есть отпечатки многих проституток, и мне по знакомству нашли в картотеке…
– Ладно, можешь не покрывать частного детектива, он меня не интересует! – Лысый посмотрел на нее насмешливо, а Вика покраснела. – И что же он там делал, Плиточников, в казино?
– Сыграл один раз в покер и ушел.
– Ты уверена? Может, он кому-нибудь слово сказал или знак какой-то подал?
– Вообще-то… Вообще-то я старалась, чтобы он меня не заметил, и стояла довольно далеко… Могла не увидеть…
– М-да… Ну, ты и засветилась, скажу тебе… Разведчица, – ехидно проговорил он.
– А откуда вам известно, как действуют «разведчики»? – удивилась Вика.
– Так у нас свой отдел есть, своя разведка! Ты и впрямь многого не знаешь в профессии, надо же… Что, разумеется, не гарантирует ни честности, ни даже наивности. Я знаком с бабами, которые лезут в бизнес. Частенько, не имея никакой компетенции, они очертя голову кидаются руководить, а жажда признания и денег вселяется в них, как бес. Они страшнее любого мужика, даже самого прожженного.
– И вы мачо, – вздохнула Вика.
– Почему же? Я просто хорошо изучил такой тип дамочек. И был уверен, что ты относишься к нему. Конечно, действовала ты неграмотно, но я решил, что ты-то на новеньких полезла, как свойственно таким дамочкам, в серьезные дела…
– А теперь вы больше не думаете, что я отношусь к подобному типу дамочек? – с надеждой спросила Вика.
– Теперь… – Лысый усмехнулся. – Видишь ли, Виктория, лет десять тому назад я был человеком, для которого мир состоял из «да» и «нет». Из врагов и из своих. Третьего не было дано. Я не верил ни в честность, ни в наивность – только во власть и страх. То есть я неправильно выразился: я и сейчас не верю. Разница вот в чем: таких людей – наивных и честных – просто не водилось в моем окружении. Это были те, кого мы «кидали», и имя им было «лохи». Но с течением лет я стал уважаемым бизнесменом и оказался вхож в иные сферы, в иные круги общества. И вдруг выяснилось, что в нем существуют ДЕЙСТВИТЕЛЬНО наивные люди. Выросшие, воспитанные в другой среде и по другим принципам… Им в детстве папа с мамой сопли вытирали, вот они и привыкли думать, что все к ним будут так относиться… А мой папаня надирался каждый день, а потом мне задницу надирал. И маманя мне сопли не вытирала, она с папаней вместе выпивала, а потом на моих глазах они е… Как это сказать… половым актом занимались по-скотски. Вот тебе отличное воспитание: никаких иллюзий о мире, никаких сладких слюней насчет любви, уважения и дружбы… Думаешь, я жалею: мол, тяжелое детство, не повезло с родителями? Ан нет: я им благодарен! Это мне как раз повезло! А вот таким, как ты, – нет. У вас совершенно другой менталитет, гиблый, ибо наивность есть самоубийство.
