мог.
Рада жалела своего молодого мужа, ухаживала за ним, беспокоилась, когда приходил поздно, расспрашивала о работе – кого в этот раз задержали, сколько человек, много ли изъяли наркотиков, какие планы на завтра? Постепенно жена оказалась в курсе всех дел Щербакова. Сам Вениамин о Раде ничего не знал и не интересовался, чувствовал заботу, это казалось достаточным. Думал, что вот это и есть семейная жизнь.
Единственное, что огорчало Вениамина – это нежелание Рады пока иметь детей. Такое поведение цыганки казалось странным. Отговаривалась, что хочется пожить вдвоём, летом поехать в Прибалтику или Черноморское побережье. Чтобы как-то отвлечь Щербакова от работы и лишних мыслей о детях, регулярно покупала билеты в ленинградские театры. Каждые выходные Янко подгонял машину, и они в очередной раз ехали на представление, развлекались в ресторане, выпивали, веселились. Денег у Рады было много, говорила – отец помогает.
Изредка вспоминая о своих родителях, Вениамин предлагал Раде навестить её родственников. Но та к предложению относилась холодно. Говорила, что после смерти матери контакт с ними потеряла, ушла от их обычаев и не хочет слушать сплетни, постоянно звучащие в доме. Ссылалась на то, что отец в отъезде или занят делами.
Так незаметно прожили несколько лет. Вениамин получил очередное звание капитана и на этот раз умолчать не мог – Рада организовала праздник в кафе. Пригласили коллег из отдела милиции, позвали тестя, а тот захватил с собой цыган – музыкантов и танцоров. Было весело, Штефан обнимался с начальством, обещал спонсировать ремонт здания отделения милиции.
Всё изменилось в один поздний субботний вечер. Рада и Щербаков возвращались из Ленинграда. За рулём, как обычно, был Янко. Переехали Ладожский мост через Неву, а на посту ГАИ сотрудник неожиданно поднял жезл. Пришлось уйти с трассы на обочину, остановиться.
Вместо представителя ГАИ к машине подскочили несколько человек в камуфляже, распахнули двери, потребовали выйти. Щербаков предъявил своё удостоверение, на что подошедший крепкий мужчина в сером костюме пренебрежительно кинул:
– Знаем, знаем, вылезай, предатель, – удостоверение забрал, положил себе в карман.
Вениамин опешил.
За него в атаку бросилась жена:
– Не имеете права! – угрожающе закричала Рада. – Мы найдём на вас управу. Мой отец знает всё ваше начальство!
Янко молчал, стоял у водительской двери, уперев руки в капот машины. Человек в камуфляже тщательно досматривал его, выкладывал на крышу машины обнаруженные вещи.
Подвели понятых и в их присутствии открыли багажник, достали запасное колесо, стали его разбирать. Скоро из-под шины появились несколько тёмных полиэтиленовых свёртков.
Мужчина в сером костюме взял один из них, развернул, поднёс к лицу Вениамина:
– Вот так, Щербаков, ты борешься с наркотиками?
Вениамин опешил:
– Да это ерунда какая-то! Подстава! Вы кто такие? – растерялся Щербаков.
Мужчина усмехнулся:
– Мы те, кто тебе помогает бороться с преступностью! Из Ленинграда приехали по такому случаю! Машина твоя?
– Моя, – буркнул Щербаков.
– Жена твоя и водитель твой! Значит, и гашиш тоже! – затем обернулся к своим сотрудникам: – Начинайте составлять протокол, пока понятые не уснули, – время позднее, сейчас прокуратура подъедет!
Оказывается, дело было возбуждено давно следствием Волхова, не могли найти поставщика наркотиков. Теперь нашли. Так Щербаков оказался в камере.
На следующий день после обеда состоялось знакомство со следователем, ведущим дело.
Щербаков сидел в комнате для допросов, когда она вошла. Маленькая женщина в чёрном помятом костюме, на вид – кубик, лет сорока, без бёдер и талии, с крепкими плечами и короткими накачанными руками, торчащими в стороны, как сардельки. Светлые, слегка растрёпанные волосы, точно их забыли причесать после сна. Из-под юбки выглядывали толстые округлые икры, похожие на ножки рояля. На плечах, воротнике и груди пиджака светились чешуйки перхоти, седые волосы и короткие серые – кошачьи.
Зайдя внутрь, она всем корпусом обернулась к пожилому охраннику, казалось – шеи у неё не было, кинула через плечо:
– Принеси мне водички, Петров!
– Конечно, Раиса Карловна, – услужливо отозвался тот.
Кубик самодовольно улыбнулся и двинулся к столу. Она отставила ногой табурет и, прежде чем сесть, посмотрела в упор на задержанного. В глазах женщины промелькнуло лёгкое удивление, затем снисхождение и заинтересованность:
– Ну что, Веня, страшно самому-то в тюрьму? – как-то мягко, добродушно, по-отечески спросила она. – Когда сам сажал – не задумывался? А вот теперь и до тебя очередь дошла. Как говорят: от сумы да от тюрьмы…
Следователь внешне не понравилась Вене своей мужиковатостью. Походила на штангиста. Казалась внешне грубым неотёсанным солдафоном, с таким бесполезно спорить – не переубедишь! Но с первых её слов что-то ёкнуло в душе. То ли от сердечной интонации женщины, то ли от правдивости слов. Он и сам только что думал об этом, что посылал людей туда, не зная куда! Но все же решил на всякий случай сослаться на статью конституции и ничего не говорить.
– Я ничего не знаю, – заупрямился Щербаков, – имею право молчать, дайте мне адвоката.
Прокурорша точно не слышала, стала выкладывать на стол документы, незаполненные бланки, несколько авторучек, кивнула:
– Конечно, конечно, право имеешь, и адвокат тебе положен. Верю, что ты не в курсе. Только ведь из своего небольшого опыта знаешь – у преступников всегда кто-то виноват. Так ведь?
Петров зашёл в комнату и передал большой стакан с водой, затем вышел.
Раиса Карловна взяла стакан и немного отхлебнула, поставила его на стол, после чего села:
– Ну а чей же это гашиш – твоей жены?
– Не-е, – возмущенно покрутил головой Вениамин.
Следователь улыбнулась:
– Так ведь и не жена она тебе вовсе!
Щербаков вскинулся:
– Как это не жена? Свадьба была!
– Свадьба ваша – это филькина грамота, – прокурорша откинулась на спинку стула, – муж у твоей жены – Янко, двое детей у них растут в доме барона. А тебя зацепили, чтоб наркотики возил, как ишак нагруженный, ксивой прикрываясь! Вот все материалы здесь!
Женщина похлопала пухлой рукой по документам на столе. Заметила на указательном пальце правой руки облупившийся маникюр и стала корябать лак ногтём большого пальца, затем сжала ладонь в кулак:
– Зря, что ли,
