Сегодня была получена последняя справка с анализом мнений жителей губернии. Все было ожидаемо, но очень обидно. После ареста Баскакова народ не поверил в его виновность, но стал остерегаться голосовать за Ямпольского. Все происходило по старому армейскому анекдоту, когда хорошего майора решили повысить в должности. И вдруг какой-то кадровик вспомнил десятилетней давности историю с этим майором: «Что-то там было. То ли он шинель украл, то ли у него украли… Повременим с назначением».
Все в штабе понимали, что рейтинг Ямпольского можно поднять. Но для этого должно совершиться чудо.
Ребята вокруг Викентия были молодые и азартные. Они умели собирать митинги, агитировать, клеить плакаты. Но готовить чудеса они не умели.
Был, правда, в штабе один неугомонный, который пытался сам доказать невиновность Кима:
– Ребята! Я новую информацию раздобыл. Сногсшибательную! Она все на свои места ставит… Помните, что с женой Щепкина подобный случай произошел. И тоже на даче.
– Знаем, Юра. Но это было пять лет назад, и никакой связи между этими эпизодами нет.
– Есть связь! Есть… Я сегодня нашел человека, который видел машину Щепкина возле дачи Кима.
– Когда?
– Вечером.
– До стрельбы или после?
– Вот стрельбу этот мужик вообще не слышал. Говорит, что очень пьяный был… Я понимаю, что источник ненадежный.
– Вот именно, Юра. Хилый фактик. Ни о чем он не говорит.
– Не говорит, но бросает тень на Щепкина… Теперь дальше! Я узнал, что в ту пятницу Петрин звонил на студию и во все редакции. Он предложил всем не разбегаться, а ударно поработать часов до восьми.
– Нормальная забота о дисциплине. В пятницу с обеда никого не найти. Вот хозяин и беспокоится… Ни о чем, Юра, этот факт не говорит.
– Не говорит, но бросает тень на Петрина. Как будто он знал о том, что произойдет… Теперь Афонин! Он тоже в этот день задержался до девяти вечера. Никогда такого не было.
– Понятно, Юра. Этот факт бросает тень на Афонина… Нам не тени нужны, а факты. Пока все они против Кима. И отпечатки и шприцы и все, все, все… Даже фотографии, которые твои коллеги, Юра, наснимали на даче… Ясно, что Баскакова подставили. Но не поможет даже свидетель, который это видел. Вот если бы кто-то заснял эту провокацию. Но это из области чудес… Бери, Юра, плакаты и дуй в Заречный район. Будем бороться до конца.
* * *
Им пришлось разделиться. Гуров поехал на рынок за продуктами и домой за пистолетом, а Стас остался в парке.
Их планы разрушил звонок Федору. Стас не надеялся на конкретный ответ. Понятно, что парню хочется в Европу, что он мечтает проплыть на яхте мимо Венеции. Но одного его не отпустят. А Катя не сможет оставить мужа. И главное, что приглашающий господин Силаев должен до выборов оставаться в Дубровске, а значит, к кому в гости ехать?
Стас ожидал получить вежливый отказ, но голос Федора звенел от радости. Он сразу передал трубку матери, а Катя попросила о срочной встрече. Он не мог отказать, хотя дел очень серьезных было выше крыши. Он не мог отказать потому, что в ее голосе слышалась прямая и явная тревога.
Не скрывая недоумения, Гуров уехал, несколько раз повторив, что вернется на это место ровно через час.
В парке в этот момент почти никого не было… Больше всего Стас боялся, что Катя узнала его вчера на банкете и сейчас начнутся слезы, упреки, признания. Этого не избежать, но когда-нибудь потом. Только не сейчас!
По первым словам Силаев понял, что ошибся. Она его не узнала. Но он все равно старался отводить глаза и изменять мелодику речи.
Катя чувствовала, что Силаев спешит и занят сейчас какими-то делами. Поэтому она говорила быстро, четко, стараясь не упустить самое главное.
Она сказала, что если, он подтверждает свое приглашение, они с Федором с удовольствием поедут. И срочно, даже сегодня вечером.
Катя очень волновалась. Из всего, что она говорила, Стас понял самое важное. Она не хочет обманывать «господина Силаева». Срочность поездки вызвана не только желанием посмотреть на Голубой Дунай… Стало понятно, что Катя нашла в документах мужа письмо, из которого можно было понять, как подставили журналиста Баскакова. И еще сообщалось, что руководил этим ее муж, генерал Щепкин… Возможно, это ложь, но у нее есть и другие основания подозревать мужа. А пока все не выяснится, она не может жить с человеком, который…
– Я все понял, Екатерина. И у меня в жизни было много сложных поворотов… С визой вопросов не будет?
– У нас открытая Шенгенская виза.
– Хорошо. А что вы скажете мужу?
– Я позвоню ему из поезда. Скажу, что вдруг появилась возможность погостить в Европе по приглашению хорошего друга. Ведь это правда?
Силаев вдруг понял, почему в свои молодые годы полюбил именно Катю, почему любил ее всю жизнь, почему любит сейчас.
Ей совершенно не обязательно было сообщать почти незнакомому господину Силаеву о настоящей причине ее практически бегства из Дубровска. Могла бы поулыбаться, поблагодарить, пококетничать. Но она не могла врать. Даже мужу она собиралась по телефону сказать правду. Не всю, но правду.
Естественность и честность – вот что он любил в ней. Ни грамма фальши, ни капельки актерства, позерства, желания наложить грим на душу.
Все будет хорошо, Катя. Только не берите с собой много вещей. В Вене вас всем обеспечат… Мне будет нужен номер вашего поезда. В Москве вас встретит человек из посольства и посадит на самолет. А в Вене вас сразу привезут к моему другу Илье Гуркину. Он все устроит. Только обязательно дождитесь меня… Жаль, я Федора не увижу целый месяц.
По дороге на новую дачу Гурова молчали. Стараясь не думать о Кате, Стас пытался сопоставить всю полученную за сутки информацию и составить план действий. Он почему-то решил, что должен возглавить сложившуюся вчера дачную подпольную группу.
Первым пунктом плана Стас поставил освобождение Кима Баскакова. Не юридическое, а фактическое. Организация его побега. Зачем Ким просил Крылова о побеге? Этот журналист не настолько глуп, чтобы не понимать: мгновенно все будет перекрыто, и дальше Дубровской губернии ему не убежать. А здесь его поймают или сразу, или через пять дней. Ну, десять.
А если у него есть алиби и для его поиска и нужен всего день. Со слов Крылова, журналист почти намекнул ему об этом…
Дачные подпольщики действительно были голодны. При этом особенно волновался адвокат Хлебников, заявляя, что недостойно держать в подвале пленников без еды. Женевская конвенция не велит.
Совещание совместили с обедом. Все ели, кроме Стаса. Он раздавал руководящие указания.
– Олег, сейчас отвезешь господина Хлебникова в тюрьму. В смысле – на свидание с его подзащитным. Только надо твою «Ладу» немножко замаскировать. Вдруг ее засекли.
– Номера бы сменить.
– Это сложно. Сделаем так. Я видел в гараже ржавый багажник. Надо срочно его прицепить на крышу. А сверху доски или баулы.
– Понял, товарищ начальник. Пошел выполнять.
– Теперь с вами, господин Хлебников. Вас к Баскакову пропустят?
– Думаю, да. У меня открытый пропуск. В любое время встречу с подзащитным должны разрешить.
– Отлично! Сейчас я набросаю схему местности около коттеджа губернатора. Вы, господин адвокат, проносите ее в тюрьму, показываете Баскакову, он запоминает все до сантиметра, после чего вы на месте уничтожаете эту бумажку.
– Ее надо сжечь?
– Сжечь! Можно и проглотить… Теперь дальше, я передаю вам короткий текст. Вы учите его наизусть и передаете Баскакову. Но тихо, чтоб ни один микрофон не услышал. Ясно?
– Ясно. А потом мне сюда возвращаться?
– Нет, господин Хлебников. В гостиницу и только в гостиницу. Вы уже два дня там не были.
– Вот именно. А если спросят? Или скажут, что милиция меня искала?
– Отшейте их! Пусть не лезут в личную жизнь. Может быть, вы любовницу богатую завели и у нее ночевали.
– Какую любовницу?
– Любую, Саша, любую! Машу или Наташу. Неважно! Важно то, что вы должны безвылазно сидеть в своем номере и условными фразами информировать меня о ходе дела… Мы с майором купили три краденных мобильника. Для связи с вами пусть будет этот, красненький.
«Ладу» с Олегом и Хлебниковым провожали у ворот. Действительно это была совсем другая машина. Даже если ее засекли у больницы или у дачи, которую снимал Олег, то на эту пыльную развалюху с досками на багажнике никто и не взглянет.
Олег уже начал выводить машину за ворота, когда затрезвонил его мобильник. Пришлось притормозить.
Разговор был долгий и, очевидно, не очень приятный. Олег даже заглушил мотор и вышел из машины, собираясь сделать важное заявление:
– Это мой шеф звонил. Савенков Игорь Михайлович. Он в Дубровск приехал. На вокзале меня ждет. Я адвоката в тюрьму заброшу, а потом за шефом и сюда его привезу. Не возражаете?
Олег обращался ко всем, но смотрел на Силаева, признавая его старшинство.
– Конечно, не возражаем. С удовольствием познакомимся с твоим шефом. А что это он так вдруг?
