— И, конечно, они должны быть красивыми, — совсем успокоилась Мила. — Ну, знаете, не просто золотыми кругляшками, а оригинальными, со вкусом… Цена роли не играет…
Мила с удовольствием смаковала эту фразу, насчёт цены. Как приятно говорить человеку, что деньги не имеют значения. Особенно когда они не твои, а твоего будущего свёкра!
Павел с грустью смотрел на арабскую чистокровную кобылу, которую так любила Жанна. Он давно уже не был на конюшне, которую сам же подарил любимой женщине. Не мог себя заставить приехать туда, где его обуревали воспоминания. Он и в Лондон ехать решительно отказался, хотя Мила так его просила. Согласился только на Париж, потому что с Жанной они были в Лондоне, а в Париже — нет. Как бы он смог ходить с Милой по тем улицам, магазинам, пабам, в которых он бывал с Жанной? Именно поэтому они поехали в Париж.
И неожиданно его любимый город его успокоил, и подсказал, как действовать дальше.
Только что с этих подсказок? Павел чувствовал себя ничтожеством, слизняком. Жанну убил Шахид, а он даже не смог отомстить за неё. Сам чуть не попал в беду. Трус он, вот кто! И то, что в петлю полез, свидетельствует о его трусости, потому что чтобы иметь силы жить — нужна смелость. А он — никчёмный трус, который хотел побыстрее расстаться с жизнью, когда узнал, что Жанны больше нет. А вместе с ней умерла и надежда на то, что он будет когда-нибудь счастлив. Раньше он подпитывал эту надежду коньячком, а теперь чем её подпитывать? Вернее, теперь — то что подпитывать, ведь и самой надежды уже давно нет, так же, как и Жанны!
Но прошло время, и он уже успокоился. И даже сделал предложение Миле. Конечно, она не является женщиной его мечты, просто он чувствует себя обязанным ей. Тем более что когда-то он потерял голову из-за Милы, но тогда, около шести лет назад, она ему отказала.
Ему было стыдно за себя. И обидно за Жанну. Он не смог защитить её, и она погибла.
И что теперь делать с этой конюшней? Продать? Но по документам она принадлежит Жанне, следовательно, её дядя, Шахид, имеет право на этот маленький конный дворик, как наследник. Жанна ведь не писала завещания! Да и кто его пишет в двадцать — то лет?!
Павел скривился. Уж лучше пусть конюшня стоит себе, чем он сделает такой подарок этому мерзавцу! Павлу вполне по силам содержать её!
Он в последний раз окинул взглядом лошадей, и вышел из помещения. Мысли его плавно перетекли по направлению к будущей жене.
И куда же Мила запропастилась? Сказала, что поедет выбирать украшения, но её мобильный не отвечает!
Хотя, если бы она пропала навсегда, Павел не стал бы возражать. И, возможно, даже совсем наоборот!
Тофик совсем упал духом. Сегодня с утра отца отправили в Швейцарию, в одну из лучших клиник пластической хирургии. Его лицо и тело было так изуродовано, что на Шахида было страшно смотреть. Тофик и не смотрел, отводил глаза в сторону, чтобы не видеть эту перепеленатую в бинтах куклу размером с человека.
И как всё это не вовремя! Конечно, вообще разве можно сказать об авариях, что они вовремя или нет! Но сейчас поговаривают, что Дума собралась принимать законопроект, по которому министерство будет сокращено. Часть чиновников, дармоедов — стяжателей, уберут.
И тот человек в министерстве, под прикрытием которого действовали люди Шахида, занимаясь транспортировкой наркотиков из Средней Азии в столицу, быстренько заморозил все свои дела. Семья осталась без основного дохода. Каждый день терялись огромные суммы, общак нёт колоссальные убытки. И что будет дальше — неизвестно. И надо же такому случиться, что именно в этот напряжённый момент община осталась без лидера!
И так в последнее время столько всего навалилось на азербайджанцев: и смерть Малика, и неприятности с Резником. А теперь ещё в довершении ко всему Шахид сильно пострадал, еле выжил в автокатастрофе, и наркотики в страну ввозить невозможно.
Что будет дальше? Тофик уныло посмотрел на часы. У него было свидание с одной крошкой, но почему-то оно его тяготило. Позвонить ей, что ли, отменить встречу? Нет у него никакого желания встречаться с кем бы то ни было!
На ум пришла Настя. Он в сердцах стукнул кулаком по столу. Да что он, помешался на этой девчонке, что ли?! Постоянно думает о ней. А она к нему равнодушна, наплевать ей на него. Она им попользовалась, вытягивая денежки, и бросила, когда ощипала, как липку!
Впрочем, Тофик сам понимал, что не прав. Он сам изводил её, мог не прийти на свидание, мог оскорбить. Постоянно напоминал, что у них товарные отношения: ты мне, я — тебе. И чего же он теперь хочет?
Её он хочет, вот и ответ нашёлся сам собой! Среди темноты, которая наступила в его жизни, было только одно маленькое светлое пятнышко: это Настенька.
— Ну, не такое уж и маленькое, — пробормотал Тофик, вспомнив габариты девушки.
Остроумие вновь возвращалось к нему, и Тофик воспрянул духом, решив, что аллах надоумил его и благословил его план.
В последние дни у Иры очень сильно болела голова. Казалось, будто в затылок ей вставили электродрель, и та с назойливым злорадством сверлит дыру у неё в голове. А потом ей на помощь приходит пила, и распиливает мозг на мелкие кусочки.
Совсем недавно ей казалось, что она счастлива. У неё был любимый и, казалось, любящий муж. Она ждала ребёнка. Ходила на работу, которая ей нравилась и чрезвычайно увлекала. В другом городе у неё жили родители, которые волновались за неё.
У Иры была спокойная и вполне счастливая жизнь. И всё рухнуло в одночасье. Она пыталась вспомнить этот момент, когда же всё произошло, когда же она поняла, что её жизнь — не более чем карточный домик, разрушившийся от дуновения ветра. И не могла.
Наверное, это когда она появилась дома, обеспокоенная исчезновением мужа, и нашла его полумёртвым.
Или раньше, когда звонила родителям и поняла, что у неё есть брат, которого тщательно скрывают? Или нет, когда убили Верочку? А, может, когда Саша рассказал ей, что раньше она взламывала программное обеспечение, а заодно умела постоять за себя? Когда же это случилось, когда всё развалилось?
У Ирины ничего не осталось, пожалуй, кроме дочери. Полина была единственной радостью, настоящим солнышком в беспроглядной запутанной мгле её жизни.
Даже работа не приносила удовлетворения, хотя Ира вернулась к своим камням. Недавно она решила сделать амулет себе, и — не смогла. Конечно, она знала расхожую фразу о том, что сапожник — без сапог. И догадывалась, почему цыганки не гадают себе. Но всё-же она не могла отождествить себя ни с каким драгоценным или полудрагоценным камнем, и это её сильно беспокоило. Ведь она сразу же понимала, какой именно камень или минерал или корунд подойдёт тому или другому клиенту, почему же не могла подобрать ничего подходящего для себя?! Ей бы это здорово помогло: правильно подобранный камень меняет жизнь человека в лучшую сторону!
Муж был в коме, и никаких улучшений не наблюдалось. А Ира так мечтала, что он очнётся, выздоровеет, и всё ей расскажет, объяснит, развеет все сомнения. Вполне возможно, что он скрыл от неё ещё какой-то эпизод их жизни, как в прошлый раз. Но, она уверена, что он сделал это из желания защитить её.
Ира хотела, чтобы он объяснил ей наличие тайника в их доме, пистолета, странных фотографий, и, конечно же, ножа с его отпечатками. Ножа, которым была убита Верочка. И ещё: совсем недавно Ира вспомнила, что среди предметов, обнаруженных ею на полу в тот страшный день, она нашла и листок с адресом. С их адресом! Милиция забрала и его тоже. Но что же это получается? До сих пор Ира думала, что это воры ранили её мужа. Но вряд ли воры возили бы с собой листок с адресом потенциальной жертвы! Или у них всё по графику? В двенадцать — обворовать дом по одному адресу, в два — по другому. А в шесть — последняя на этот день кража?
Она убедила себя, что всё имеет своё объяснение, и постаралась успокоиться. Но всё равно в её душе прочно обосновалась тревога. Ира вздрагивала по любому поводу, из-за любого шороха. Она стала нервной и какой-то злобной, что ли. Могла ни с того ни с сего наброситься на домработницу или нянечку, испытывая странную вспышку гнева. Потом, правда, успокаивалась, и просила прощения. Иногда у неё возникало желание сорваться и на клиентов, но она сдерживала себя, правда, с огромным трудом.
Надежда, хозяйка мастерской и работодательница Иры, навещавшая её, утверждала, что все эти перемены настроения обусловлены недавними родами.
Ира соглашалась, потому что ей необходимо было найти хоть какое-то объяснение своим поступкам, но сама в это не верила. Роды не изменили её изнутри, наоборот, она должна стать более мягкой под эгидой материнства. Но она, скорее, становилась более жёсткой. И ещё эти головные боли…
Послезавтра — Новый год. Домработница откуда-то притащила ёлку, не слушая возражений Иры.
Пришлось выдать ей деньги на игрушки и всякую мишуру. Новый год отмечать совсем не хотелось. Что хорошего в её жизни? Муж в больнице, она одна с маленькой дочкой на руках. Никакого просвета…
