– Мишины боевые друзья? – спросил я, и мне показалось, что мое горло забито песком – так трудно оказалось выдавить из себя первую фразу.
– Да. – Это был даже не шепот, а шелест, почти безжизненный и потусторонний.
– Приходили за деньгами?
– Да.
– И много они хотят?
– Да.
Похоже, другие слова Марина просто позабыла. Когда я спросил, могу ли я ей чем-то помочь, она просто медленно повела головой справа налево.
– А врач? – настаивал я. – Вызвать «Скорую»?
Последовал тот же отрицательный жест. Я уже решил, что больше не услышу от Марины ни единого слова, когда она разлепила потрескавшиеся губы и тихо сказала:
– Синяки – ерунда. Здесь, – она положила руку на грудь, – здесь больно… Так больно!
И беззвучно заплакала. Ее лицо оставалось неподвижным, как посмертная маска, только слезы ручьями текли из-под сомкнутых век.
– Пусти воду в ванну, – приказал я Верке, а сам осторожно поднял Марину на руки, хотя нести ее следом было рановато. – Сейчас все пройдет, – приговаривал я. – Полежишь в горячей воде, попьешь коньячку, расслабишься. А потом мы сядем и вместе подумаем, как быть дальше.
Я завернул дохлого Джерри в первый попавшийся плед и позвал Верку, чтобы она открыла дверь.
– Копать могилу твоему любимцу не собираюсь, – предупредил я, с трудом удерживая на весу неподатливую собачью тушу – она еще не успела окоченеть и норовила вывалиться.
– А куда ты его денешь? – нахмурилась Верка.
– В мусорный ящик.
– Он нас пытался защитить, между прочим…
Когда я вернулся, Верка молча впустила меня в квартиру, тщательно закрыла дверь и прошлепала босиком в кухню, где опять взялась готовить кофе.
– Поделишься? – спросил я, прислонясь к косяку двери.
– Сам себе заваривай, – отрезала Верка.
Она находилась в отвратительном расположении духа, хотя представить ее в другом состоянии было невозможно.
– Вены зачем резала?
– А жить надоело. – Она сказала это так просто, как будто речь шла о навязшем на зубах хите про чью-то выдуманную судьбу.
– Мишины друзья… – я поколебался, прежде чем закончить вопрос, – они тебя тоже… тронули?
– Еще бы, – хмыкнула Верка, окунув мордочку в огромную чашку, наполненную до краев почти черной кофейной бурдой. Сделав осторожный глоток, уточнила: – Я для них слишком худая, не сгодилась. Марина – другое дело. Вы, мужики, на таких западаете, да?
– Сколько же их было? – увильнул я от ответа.
– Много. Могли бы и тебя запросто трахнуть, если бы захотели.
Вот же стерва! – подумал я в сердцах. И никакая она не маленькая. Настоящая большущая стервоза с длиннющими ногами.
Допив кофе, Верка принялась расхаживать по просторной кухне, напоминая узницу или звереныша, томящегося в клетке. Руками она обхватила плечи, то ли обнимая себя, то ли пробуя себя задушить. Когда она снова повернула ко мне лицо, оно было почти таким же бледным, как седая прядь ее трехцветной прически.
– Дай денег, – сказала она хриплым голосом. – Мне раскумариться нужно. Хоть «колесами», хоть джефом.
– Джеф – это что? – заинтересовался я. – Никогда не слышал.
– Народное средство, – покривила Верка губы в подобии улыбки. – Мачмала на основе эфедрина. Гадость страшная, но без дозы я загнусь.
– Ты загнешься без этого всего, – я сделал широкий жест рукой, которым обозначил всю огромную квартиру с ее богатой начинкой. – А под кайфом ты ни на что не способна – ни выход искать, ни сопротивляться.
Верка прищурила глаза:
– Ты, что ли, способен? Крутишься тут, вынюхиваешь. Свой кусок спешишь урвать? А как дойдет до дела, так в кусты, а? Герой, блин, выискался! Посмотреть бы, как ты перед Мишаниной бригадой станешь на брюхе ползать!
– Допросишься, Верунчик, – предупредил я.
– Бить будешь?
– По-настоящему поколотить тебя не сумею – не то воспитание. А вот выпороть – могу запросто. Ремнем. Со свистом.
– Пори!
Глядя мне в глаза, Верка кокетливым жестом маленькой девочки, приподнимающей подол короткого платьица, взялась пальцами за края своей распашонки и пригласила меня убедиться, что полностью готова к обещанному наказанию. Сначала моему взору открылась юная поросль, затейливо подстриженная в форме сердечка. Потом Верка крутнулась на месте и продемонстрировала мне свои упругие ягодицы, смиренно дожидающиеся порки – хоть в прямом, хоть в переносном смысле, как угодно. Яркокрылая бабочка, вытатуированная на левом полукружье, опасливо встрепенулась.
– Ты! – сказал я, и это прозвучало как невольный горловой спазм. – Кончай свой цирк!
– Это не цирк, это эротика, – поправила меня она.
– Кончай! – повторил я коротко, как только сумел проглотить набежавшую слюну.
– А ты помоги, – предложила Верка, кося через плечо бесстыжим глазом.
В этот момент я догадался отвернуться и в маршевом темпе направился в гостиную, чтобы устоять перед искушением. Едва я успел развалиться в кресле и задымить сигаретой, Верка настигла меня снова. Распашонка опять кое-как прикрывала ее бедра, но это была лишь маленькая условность, поскольку я совершенно точно знал, как именно выглядит у Верки все то, что принято прятать от нескромных взглядов.
– Мне нужны деньги, – заявила она, и в голосе ее не осталось ни капли недавней дурашливости. – Эти ублюдки все забрали, до последнего рублика. Мы с Маринкой теперь по нулям, даже на проезд ничего нет. Выручай, если уж ты теперь наш единственный кавалер.
Я прищурился, посматривая на Верку сквозь голубоватый дым, и поинтересовался:
– А если я попрошу взамен кое-какие услуги?
– Пожалуйста! – она дернула плечами. – Только скорее, а то Маринка на меня обидится.
– Дура, – сказал я. – Маленькая самовлюбленная дура с куриными мозгами! Ты решила, что я тебя покупаю, малолетку бестолковую?
– Нет? – она слегка растерялась. – Чего же ты хочешь?
– Я дам тебе немного денег. Я помогу вам разобраться с вашими знакомыми. А ты за это совершишь со мной одно небольшое путешествие. Надеюсь, ты, когда нанюхаешься своей дряни, способна что-нибудь соображать?
Верка закивала головой так быстро и часто, что мне невольно вспомнилась птица, жадно клюющая подсыпанную прикормку. Она была готова заглотить что угодно, лишь бы поскорее заполучить желаемое.
И это было отличное средство держать стервозную истеричку на коротком поводке. Получая подачки, она вряд ли приготовит мне какую-нибудь новую подлянку, это раз. А во-вторых, длинноногая девица могла мне очень пригодиться в качестве приманки для любвеобильных кавказцев, которых я собирался выследить в Новотроицке.
Пока что определенного плана у меня не было. Зато имелась покорная помощница, а это было кое-что для начала.
– Вот, – я протянул Верке немного денег. – На пару дней хватит?
– Еще столько же – и я твоя!
– Ты мамина и папина, – уточнил я. – В мое распоряжение ты поступаешь лишь на время. И не надейся, что оно продлится долго.
– Упаси господь! – Как только в Веркиных руках оказалась требуемая сумма, она мигом обрела прежний апломб и непередаваемое нахальство.
– И когда я тебя снова увижу? – осведомился я.
– Да хоть прямо сейчас!
Раз! Верка задорно повторила уже знакомый мне трюк, но на этот раз он подействовал на меня абсолютно иначе. Вместо того чтобы почувствовать себя полным идиотом, я постарался представить себе, как отреагируют на подобные хулиганские замашки воины Геворкяна.
– Доволен? – Верка откровенно издевалась.
– Свободна. – Я отослал ее барственным взмахом руки, а сам принялся обдумывать игру, в которой меня ожидала или победа, или окончательное поражение. Такое, после которого уже не поможет никакая реанимация.
Я лежал на диване в Марининой гостиной и думал. Вышла Марина. В халат она куталась с таким видом, словно не горячую ванну принимала, а купалась в ледяной проруби. От нее пахло шампунем и коньяком, на лице по-прежнему сохранялись следы побоев.
Меньше чем за сутки владелица этой роскошной квартиры перестала чувствовать себя хозяйкой. И синяк под глазом стал для нее первой отметиной грядущего бомжеского существования.
– Нравлюсь? – горько усмехнулась она, осторожно покривив свои распухшие пунцовые губы.
Прежде чем сунуться с утешениями, я невольно подумал, что у мужских кулаков и силикона, применяемого голливудскими красавицами, оказывается, есть кое-что общее: они производят довольно схожий эффект.
– До свадьбы заживет.
– До чьей свадьбы? – спросила Марина, усаживаясь с ногами в кресло напротив.
– Конечно, до твоей, – ответил я, и, не дожидаясь вопроса: «с кем?», продолжил: – тебе еще повезло.
– Неужели?
– Моя бывшая жена лишилась не только чести, но и рук, – произнес я, помрачнев при воспоминании об изувеченной Светке. – Ее теперь никогда не изнасилуют – инвалиды в этом смысле самый защищенный народ. Не уверен, правда, что ее новый муж тоже на нее позарится, разве что ему по счастливой случайности ампутируют какую-нибудь конечность.
