Первое, что он увидел, переступив порог, была его собственная фотография с заметкой из «Фри пресс», которую прикрепили на стене между Аль Калине и Тони Олива: Райан держал в руке бейсбольную биту, а Луис Камачо лежал на земле. Заголовок гласил:
СЕЗОННЫЙ РАБОЧИЙ РАСПРАВЛЯЕТСЯ С БРИГАДИРОМ
Расхождения во взглядах привели к тому, что Джек С. Райан нанес серьезные телесные повреждения Луису Камачо, бригадиру сборщиков огурцов, прибывших из Техаса для месячной работы на полях Мичигана. Луис Камачо доставлен в больницу. Райан задержан, во время следствия он будет находиться под стражей.
Дальше говорилось о парне, заснявшем драку на пленку, но это Райан читать не стал. Он снял рубашку и бросил ее на свой тюфяк, потом взял с полки безопасную бритву и мыло и, перекинув через шею полотенце, вышел на улицу.
Пикап по-прежнему стоял неподалеку от барака. Боб-младший вылез из машины и стоял у водительской двери темно-зеленого «линкольна-кабриолета». До сих пор Райану не доводилось видеть эту машину с опущенным верхом, а уж тем более с такого близкого расстояния. Обычно она проезжала где-то вдалеке, чуть ли не на горизонте, оставляя за собой шлейф пыли. Сборщики огурцов провожали ее взглядами, и кто-нибудь говорил: «Мистер Ритчи поехал». За работу принимались лишь после того, как машина исчезала из виду.
Обойдя пикап, Джек Райан увидел вблизи и самого мистера Ритчи — цветущего вида мужчину лет сорока пяти, в солнечных очках, высоколобого, начинающего лысеть. Взгляд Райана остановился на сидевшей рядом с мистером Ритчи девушке: большие круглые солнечные очки в стиле Одри Хепберн; она просматривала воскресное юмористическое приложение к газете. В тот момент, когда Райан взглянул на девушку, она убрала кончиком пальца прядку темных волос с лица: прямые и длинные волосы падали ей на плечи. По возрасту она вполне годилась мистеру Ритчи в дочери, но Райан был уверен, что это вовсе не его дочь.
Мистер Ритчи и Боб-младший посмотрели на Райана, и Боб, опершись одной рукой о дверцу «линкольна», а другой себе в бок, едва заметно кивнул, подзывая Райана. Из кабриолета доносилась музыка, а за ним, в тени вязов, Райан видел священника в зеленом облачении и людей, преклонивших колени перед складным алтарем.
Молчание нарушил Боб-младший:
— Мистер Ритчи хочет, чтобы я еще раз напомнил: в твоем присутствии здесь больше никто не нуждается.
— Я уеду, как только помоюсь. — Райан почувствовал на себе взгляд девушки, оторвавшейся от газеты, но продолжал смотреть на Боба-младшего. Впрочем, когда заговорил мистер Ритчи, он слегка к нему повернулся. При этом Райан перехватил висевшее на шее полотенце так, чтобы эффектно напрячь загорелые мышцы рук и груди.
— Ты ведь не профессиональный сборщик овощей? — спросил мистер Ритчи.
— В первый раз этим занимаюсь.
— Зачем же тогда приехал?
— Ну… надо было чем-то заняться.
— Разве в Техасе ты не работал?
— Некоторое время играл в мяч.
— В бейсбол?
— Да, сэр, это такая игра, в которую играют летом.
Мистер Ритчи бросил на него взгляд:
— Я слышал, что тебя уже арестовывали. За что?
— Один раз за то, что оказал сопротивление при аресте, — ответил Райан и замолчал.
— А еще за что? — спросил мистер Ритчи.
— В другой раз — за ПЧЖ.
— Что значит — ПЧЖ? — подала голос девушка.
Теперь Райан посмотрел на нее: симпатичный носик, большие круглые солнечные очки, темные волосы, обрамляющие лицо.
— Это значит — проникновение в чужое жилище, — пояснил Боб-младший. — Как правило, кража со взломом.
Девушка подняла глаза на Райана. Она сказала: «О!» — и снова отбросила прядь волос кончиком пальца, так мягко и нежно, словно ласкала себя.
«Лет девятнадцать-двадцать», — подумал Райан. Стройная, загорелая, в белых шортах и бело-сине-коричневом топе, напоминающем верхнюю часть старомодных купальников, она сидела в открытой машине, поджав ноги, и, воспользовавшись подходящим моментом, убрала с коленей газету, чтобы Райан, Боб-младший и вообще любой желающий мог убедиться, какие у нее красивые загорелые ноги.
— Забери сейчас яхту в клубе, — сказал мистер Ритчи, обращаясь к Бобу-младшему. — Оставишь ее на якоре возле пляжа.
Боб-младший вытянулся по стойке «смирно» и отрапортовал:
— Будет сделано.
— В полпятого я уезжаю в Детройт. После этого и займись яхтой.
— Хорошо, — кивнул Боб-младший. — Вы когда возвращаетесь — в пятницу?
Мистер Ритчи вдруг посмотрел на Райана и сказал:
— Мы тебя не задерживаем. Ты, кажется, собирался уезжать.
— Я просто не понял, закончен разговор со мной или нет, — сказал Райан.
— Закончен.
— Смотри у меня, — пригрозил Боб-младший.
Глядя прямо в глаза мистеру Ритчи, Райан вдруг заявил:
— Если вы собираетесь ехать в Детройт, то нельзя ли мне…
— Я тебе что сказал? — Ковбойская шляпа Боба-младшего дернулась в направлении Райана. — Немедленно. Тебе что, нужно подробнее объяснить? Ты должен уехать немедленно. Сию минуту.
Райан чувствовал, что девушка продолжает на него смотреть. Он перевел взгляд с самодовольной физиономии мистера Ритчи на его спутницу и одарил ее очаровательной, неотразимой улыбкой, которая должна была заверить всех окружающих, что Джек Райан — отличный парень. Потом пожал плечами и в тот момент, когда девушка улыбнулась ему в ответ, развернулся и зашагал в сторону душевого павильона.
Когда он снова вышел под лучи солнца — побритый, помытый, на редкость в хорошем настроении, — ни кабриолета, ни пикапа уже не было. Он посмотрел туда, где в тени вязов священник в зеленом облачении читал молитву, а люди стояли на коленях перед складным алтарем. Он даже почувствовал какую-то неловкость оттого, что на нем нет рубашки, и хотел было поторопиться, но заставил себя пройти мимо молящихся медленно. Черт побери, это все-таки не церковь. Если священнику хочется использовать это место в качестве церкви, то это его личное дело. Со стороны вязов донесся негромкий голос священника: «Sursum corda», а многоголосый хор молящихся ответил ему на более низкой ноте: «Habemus ad Dominum». Священник не говорил по-испански, и прихожане убедили его служить мессу по-латыни. «Gratias agamus Domino, deo nostra», — сказал священник.
«Dignum et justum est», — мысленно откликнулся Райан. У него оставалась четверть часа, пока не закончится месса, и лучше было бы в это время уложиться. Кое с кем из рабочих он успел подружиться, и теперь, если завести с ними прощальные разговоры, выбраться из лагеря не удастся до самого вечера. Марлен Десеа он не разглядел, но решил, что она где-то там, под вязами. Пожалуй, это даже хорошо, что он с ней не встретился. Нет, он ничего не обещал Марлен, но прекрасно понимал, что на прощание придется что-то ей сказать. В конце концов все закончилось бы банальной ложью, что вот, дескать, он съездит ненадолго домой и в ближайшем будущем приедет к ней в Сан-Антонио. Насчет Билли Руиса и Фрэнка Писарро он не беспокоился. Он вообще ни разу не вспомнил о них, пока не увидел по соседству с сараем фургон Писарро — голубой «форд» 56-го года, сизый от старости, с неровными рыжими полосами ржавчины, разъевшей кузов и колесные арки.
Они ждали его в каморке: Билли — оскалив свои ужасные зубы, Писарро — растянувшись на тюфяке в сапогах и в темных очках.
— Эй, Фрэнк, ты только погляди, кто пришел, — сказал Билли Руис.
Писарро и без того в упор смотрел на Райана, но приподнял голову и, изобразив на лице подобие улыбки, заметил:
— Надо же. И как раз вовремя.
— Наверное, почуял, что мы тут кое-что разведали, — сказал Билли Руис.
— Точно, — согласился Писарро. — У него на такие дела нюх.
Райан разложил на тюфяке рюкзак, надел чистую рубаху, а все остальное сунул в рюкзак.
— Ты только посмотри на него, — усмехнулся Писарро. — Решил, что и впрямь уезжает. Как бы нам его не упустить. Давай-ка побыстрее расскажем, что мы тут такое придумали.
— Видишь вон там? — спросил Билли Руис. — Коричневый? Из-за деревьев его плохо видно.
— Вижу, — сказал Райан.
— А компанию, что возится с парусной лодкой, видишь? Как раз из этого дома. Те, что разжигают костер на берегу, тоже оттуда.
— Сколько их, говоришь?
— Точно не знаю, но машин штук двадцать. Фрэнк говорит, они начали приезжать еще до полудня.
— Ну что ж, пока что мне все нравится, — сказал Райан. Он перекатывал из угла в угол рта тонкую сигару. Ему действительно все нравилось, и чувствовал он себя превосходно; то, что они затеяли, было ему по душе.
Они шли по пляжу вдоль самой кромки воды, там, где набегавшие на берег волны оставляли за собой гладкий и влажный песок. Шли босиком, закатав брюки по колено и засунув сандалии в задний карман; у обоих темные очки и рыбацкие шапочки. Они неспешно прогуливались, наслаждаясь хорошей погодой и приятной беседой. Ни дать ни взять — два приятеля из дачного поселка вышли размяться. Они разглядывали стоявшие на якоре недалеко от берега лодки и людей на пляже, время от времени посматривали на коттеджи, ярусами поднимавшиеся вверх по склонам прибрежных холмов. Большинство любителей покупаться и позагорать покинули в это время дня пляж, где оставались только копошащиеся в песке дети и немногочисленные гуляющие.
