— Так, ясно… — пробормотал Димов.
Ралчев посмотрел на него почти с обидой.
— А мне вот ничего не ясно, — сказал он. — Спрашиваю себя — зачем преступник сделал это. Конечно, труп часто переносят в другое место, путают след. Но так делают лишь в тех случаях, когда хотят скрыть истинное место преступления, пустить следствие по ложному пути. А тут совсем другой случай.
— Да, ты прав, — согласился Димов.
— В чем прав? — Ралчев бросил на него быстрый взгляд.
— По первому впечатлению все действительно выглядит бессмысленным и нелогичным. Кажется, будто совершенно неважно, где было совершено убийство — в прихожей или в спальне. Ведь все равно ясно, что убита она в собственной квартире.
— Почему ты говоришь «по первому впечатлению»?
— Потому что эти действия не могут быть ни бессмысленными, ни лишенными логики. У преступника всегда есть свои соображения. Только мы вот пока не можем их понять.
— И в самом деле идиотская история! — сердито воскликнул Ралчев. — Если только убийца не психопат.
Как Ралчев и ожидал, Димов сразу же отправился на службу. Они поднялись на второй этаж, вошли в просторный холодный кабинет инспектора. На письменном столе уже лежали снимки, сделанные на месте преступления, и справка о семейном и служебном положении Радевых. Димов внимательно изучил снимки и документы. Через некоторое время пришел и дактилограф. Его желтое равнодушное лицо ни о чем не говорило.
— Никаких неизвестных отпечатков мы не обнаружили, — сообщил он. — Только отпечатки пальцев убитой и ее мужа… И ребенка, конечно…
— Да, спасибо, — кивнул Димов.
Дактилограф ушел. Димов немного помолчал, потом спросил:
— Какое у тебя впечатление от мужа убитой? Ты говорил, что он потрясен смертью жены.
— Пока не могу ничего добавить…
— А мальчика ты видел?
— Нет, побоялся.
— И я бы побоялся. Где он был во время убийства?
— Не волнуйся, у него есть алиби! — пошутил Ралчев. — Он был в кино.
— Я не шучу, — серьезно произнес Димов. — Если я еще не выжил из ума, то загадка скорее всего окажется связанной именно с ним…
Ралчев удивленно посмотрел на шефа и поинтересовался:
— У тебя уже есть гипотеза?
— Да, есть! И вообще вся эта запутанная история может иметь только одно разумное объяснение. Оно же — и самое неразумное…
— Ты, кажется, решил помучить меня?
— Нет, на этот раз нет, — усмехнулся Димов.
Он закурил и на мгновение словно растворился в клубах дыма.
— У убитой есть две сестры. Как я понял — старые девы. Вызови-ка их завтра, скажем, к девяти часам.
В половине десятого придет дочь Радевых. Кажется, ее зовут Роза?
— Да, Роза.
— Она вряд ли скажет что-нибудь новое. А последним допросим Стефана Радева. Теперь, знаешь, я бы пообедал.
Ралчев не поверил услышанному. Когда его начальник втягивался в работу, он почти не вспоминал о еде.
— Хорошо, пойдем к нам в ресторан, — предложил Ралчев. — Он еще открыт.
— Ну нет, только не туда!
— Почему?
— Не люблю и после работы оставаться на работе. Психологи правы, мой мальчик. Великая вещь — разгрузка! Без нее невозможна никакая нагрузка.
Они вышли на улицу. Ночь выдалась на редкость тихая и спокойная. Над черными крышами сияла желтоватая, чуть на ущербе, луна. По ночам эта часть города была совсем безлюдной. Они шли медленно, и все же их шаги порождали достаточно сильное гулкое эхо. Пробежала кошка, какой-то подвыпивший мужчина добродушно подмигнул им. Нервно зазвенел трамвай. Пассажиры за его желтыми стеклами казались неподвижными и безжизненными, как манекены. Димов начал в шутливой форме делиться своими впечатлениями об игорном казино на Золотых песках.
— А тебе не захотелось сделать ставку? — неожиданно прервал его Ралчев.
— Даже в голову не пришло, — серьезно ответил Димов. — Я не люблю азартных игр и не верю в игру случая. Предпочитаю действовать наверняка.
Две старые девы — удивительно, на первый взгляд, одинаковые и очень, если к ним приглядеться, разные по манерам и возрасту — сидели рядом в легких креслах. Обе были розовые и полноватые, обе русоволосые, у обеих волосы были взбиты и уложены в многочисленные локоны и букли, отчего казалось, что у них на головах высятся огромные парики. В вышедших из моды платьях чувствовались определенный стиль и вкус, хотя видно было, что шили они их сами. Туфли у обеих были изношенными, и женщины старались скрыть это от внимательного взгляда инспектора.
Ралчев — он сидел за столом в стороне и вел протокол — с нескрываемым интересом наблюдал за сестрами. Его забавляли и их внешность, и их поведение. Обе они были одновременно и огорченными, и злыми, и агрессивными, и испуганными. После нескольких общих вопросов Димов прямо спросил, подозревают ли они кого-нибудь в убийстве их сестры. Старшая немедленно перешла в наступление:
— Только он мог убить, господин следователь, я уверена в этом. Только он и никто другой. С виду-то он и кроткий, и тихий, на такого никогда и не подумаешь… Но мы, еще когда она решила выйти за него замуж, сказали ей: «Тони, недаром говорят, что в тихом омуте черти водятся! Смотри, пожалеешь потом, да поздно будет!» И вообще он ей был не пара. Так мы считаем.
— Так мы считаем, — как эхо повторила младшая сестра.
— Он был человеком совсем другого круга, — уточнила старшая. — А от невоспитанного человека осего можно ожидать. Он постоянно мучил Антонию. Особенно в последние годы, когда превратил ее жизнь в сплошной ад.
— В ад…
— Почему именно в последние годы? — осторожно поинтересовался Димов.
Сестры переглянулись, явно заколебавшись, говорить или нет. Но старшая быстро приняла решение:
— Господин следователь, лучше уж называть вещи своими именами. Этот несчастный решил, что она ему изменяет…
— С кем? — лаконично спросил Димов.
— С одним юрисконсультом из Плевена. С господином Геновым. Культурный, изысканный человек, из прекрасной семьи. Раньше он работал в Софии.
— Значит, что-то все же было, — пробормотал Димов.
— Ничего, господин следователь! — взволнованно воскликнула старшая сестра. — Конечно, у нее было много знакомых… Главным образом, юристов, певцов… Господин Манолов, например, просто обожал ее. Если муж такой замухрышка, вполне естественно, что появляются друзья. Надо же с кем-то поговорить о концертах, выставках… Но изменять — такого в нашей семье никогда не было! Мы обе закончили Роберт-колледж…
— Роберт-колледж! — гордо повторила младшая.
— А Тони закончила французскую гимназию, потом отделение французской филологии Софийского университета. Понимаете, у нас уже не было средств на то, чтобы послать ее изучать язык за границу. В нашей семье никогда не было измен, господин следователь.
— Да, конечно, — согласился Димов. — Но откуда вы знаете все это? Вы часто ходили в сестре в гости?
— К ним… в гости? Ни за что!
— Извините, но у него тоже высшее образование…
— Чего оно стоит, господин следователь, болгарское высшее образование? Палкой кинешь — попадешь в такого ученого. Гораздо важнее воспитание, полученное в семье, в нем — все!.. В нашей семье ни у кого не было тайн друг от друга. Никогда.
— Ну, хорошо, достаточно, — спокойно сказал Димов. — Спасибо, что с готовностью отозвались на наше приглашение.
Ралчев сейчас же понял, что никакого желания уходить у сестер нет. После стольких лет бесцветной жизни они вдруг стали центром события, и теперь им совершенно не хотелось вновь окунаться в унылые будни. Они молчали и не вставали. Потом старшая выдавила из себя:
— Господин следователь, вас интересует…
— Что? — поинтересовался Димов.
Но сестры беспомощно замолчали: они не знали, что предложить.
— Может быть, вас интересуют старые семейные фотографии… Чтобы составить впечатление…
— Спасибо. Я сообщу вам, если понадобится, — ответил Димов. — Еще раз благодарю вас за отзывчивость.
Женщины нехотя встали. Вдруг старшая спросила!
— А он не в коридоре?
— Кто?
— Муж Тони.
— Нет, нет, будьте спокойны.
— Будь он там, мы бы предпочли выпрыгнуть из окна! — мрачно изрекла старшая.
Наконец они вышли. Ралчев озадаченно почесал затылок.
— Они невероятно манерны, — заметил он. — Им рискованно верить.
— Им не нужно верить. Важнее — выслушать.
— И все же этот Генов, похоже, и в самом деле существует.
— Я в этом не сомневаюсь. Вполне возможно, что он действительно был любовником покойной. А, может, просто приятелем. Но истории этой они не выдумали. Не могли выдумать. Скорее всего, Антония Радева нередко откровенничала с ними.
— Это несколько странно, — буркнул Ралчев, — поскольку…
