– Задаток, – напомнил Костя, едва сдерживаясь, чтобы не заорать от нетерпения. – Сто сорок пять тысяч.
– Был такой уговор, – подтвердил Лехман. – А отгрузка когда?
– Сразу после получения задатка. – Костя заерзал на жестком стуле и несколько раз сменил переплетение ног, выдавая свое твердое намерение завязать их на мертвый узел и не сходить с места до тех пор, пока его требование не будет выполнено.
Несмотря на подозрительную нервозность, сквозившую в его поведении, пока что он говорил чистую правду. Вчера вечером Костя навестил управляющего трестом и предложил ему эти самые сто сорок пять тысяч за то, чтобы он дал команду об отгрузке, не дожидаясь перечисления всей суммы. Мужик моментально все понял, обильно вспотел и, перейдя на эзопов язык иносказаний, дал свое согласие. Но тут номер с отсрочкой платежа не проходил, о чем недвусмысленно говорил выразительный прощальный взор управляющего.
Теперь Костин взгляд приобрел очень сходное выражение, отчего его блекло-голубые глаза наполнились извечной тоской дворняги, ожидающей подачки… или удобного момента выхватить ее зубами у зазевавшегося доброхота любой ценой. Даже вместе с доверчиво протянутой рукой.
Он жаждал сделаться миллионером с той всепоглощающей страстью, которая по накалу могла сравниться с вожделением оскопленного евнуха, мечтающего поиметь весь вверенный ему гарем. И вот наконец долгожданное счастье оказалось таким близким и доступным, что Костю едва не корежило от преждевременных сладостных спазмов.
Бизнес, он как коллективный секс – наибольшее удовольствие получает главный инициатор. Впрочем, остальные участники коммерческой групповухи, затеянной Костей, тоже не рисковали остаться неудовлетворенными. Лапу сосало лишь государство, которое было для всех остальных партнеров понятием таким же мифическим, как, скажем, затонувшая Атлантида. Если все-таки запоздало возбудятся правоохранительные органы и пожелают получить свою порцию удовольствия, то флаг им в руки, трехцветный – так полагал Костя. Ищите-свищите потом истинного основателя фирмы «Бриз», это все равно что ветер в поле ловить!
Из задумчивости его вывел сделавшийся необыкновенно скрипучим голос Лехмана.
– Задаток, – произнес он с унылой обреченностью человека, вынужденного расстаться с деньгами. – И когда я увижу вас после вручения денег? Заметьте, со всеми необходимыми отгрузочными документами.
– Через три часа, – твердо сказал Костя. – Максимум – через четыре.
Мохнатые лехманские брови сползлись почти вплотную, когда он сказал:
– Лучше через четыре. Прежде чем расплатиться полностью, я должен удостовериться, что хотя бы один состав вышел с территории комбината.
– Как скажете.
Тяжело вздохнув, Лехман не менее тяжело встал, обогнул стол, запер дверь на ключ и достал из стенного шкафа красивый серый кейс, который бережно водрузил на стол. Выставил нужные цифры кода, щелкнул замками. Смерил Костю подозрительным взглядом и после некоторого колебания продемонстрировал содержимое чемоданчика. Там лежали аккуратные пачки стодолларовых купюр, теснящиеся, как шпроты в банке.
– Гм, – кашлянул Костя, прочищая внезапно сузившуюся гортань. – Кха!
– Вся сумма, – просто сказал Лехман. – Но считать будете потом. Сейчас просто получите свои… – он выхватил из чемоданчика несколько пачек, покоившихся отдельно в полиэтиленовом мешочке, и закончил: —…сто сорок пять тысяч.
– Здесь все? – Костин голос предательски дрогнул, сорвался на пионерский фальцет, каким хорошо петь про «орленка-орленка», но не очень удобно общаться с деловыми партнерами.
– Не сомневайтесь, – успокоил его Лехман. – Как в швейцарском банке.
В его тоне сквозило превосходство безвылазного завсегдатая цюрихских финансовых закромов, прямо дедушка Ленин какой-то!
Костя поймал себя на желании схватить протянутые деньги и бежать сломя голову, не дожидаясь добавки. Но он взял себя в руки. Слишком крупное дело проворачивалось, чтобы свести все к заурядному кидалову. Костин куш стоил почти в четырнадцать раз больше, и в придачу он находился прямо перед глазами, которые было невозможно оторвать от набитого деньгами чемоданчика.
Заметив застывший Костин взгляд, Лехман проворно убрал свои сокровища от греха подальше и напомнил:
– Вам надо спешить.
– Да, конечно, – очнулся Костя, пряча задаток в кофр, алчно чмокнувший замками. – Я могу идти? – спросил он как-то очень уж по-военному. Оставалось только каблуками прищелкнуть.
– Разумеется. Разве кто-то вас держит? – Лехман скупо улыбнулся и растопырил в воздухе пальцы: ручки-то вот они.
– Тогда до свиданья.
– А вот прощаться не будем, – нахмурился Лехман, который, кстати, не расщедрился и на приветствие. – Мы, надеюсь, ненадолго расстаемся?
Его взгляд внезапно преисполнился недоверчивой задумчивости. Испугавшись, что сейчас все пойдет прахом, Костя заторопился:
– Мне пора. Нужно всюду успеть.
– Непременно, – согласился Лехман, открывая дверь. – Надеюсь, что так оно и будет.
Поймав на улице извозчика, Костя помчался в трест «Вторчермет», где его баульчик полегчал ровно на сто сорок пять тысяч, собственными ушами услышал, как управляющий переговорил по телефону с директором комбината, и ринулся отслеживать свои составы. Несколько часов кряду он как ошпаренный носился по многочисленным службам комбината, сулил материальные поощрения, торопил, уговаривал, умолял, а его кофр тем временем пополнялся все новыми и новыми документальными подтверждениями реальности отгрузки.
С целой кипой накладных и распечаток номеров вагонов Костя вернулся обратно и уже в начале третьего дня нетерпеливо нажимал звонок перед знакомой ржавой дверью.
«Жаль, сумку не догадался по дороге прихватить, кофр может оказаться чересчур мал, – сетовал он, выжидательно раскорячившись на кирпичах над бурой лужей. – Но ничего, этот старый еврей свой чемодан отдаст, не обеднеет. Если уж на то пошло, то я ему заплачу. Хоть целую сотню. Теперь я могу тратить ежедневно и больше».
Платить, однако, было некому, а тратить в общем-то особо нечего. И запасная сумка Косте не пригодилась, потому что никто не спешил загружать в нее долларовые брикеты. Не открывалась железная дверь, хоть лбом в нее бейся! Стояла перед Костиными глазами, неподвижная и безразличная к его эмоциям.
Тщетно он пытался вдавить омертвелую кнопку звонка в каменную стену, напрасно барабанил в дверь кулаками, каблуками и даже мокрым кирпичом, поднятым из лужи. Ни ответа не было, ни привета.
Но Костя еще долго стоял по щиколотки в холодной воде, часто шмыгая носом и с горечью понимая, что насморк – не главная беда, которая приключилась с ним сегодня. Даже хронический простатит был сущим пустяком в сравнении с масштабами постигшей Костю катастрофы.
Его кинули. Облапошили, непринужденно и красиво, как дремучего таежного отшельника, позарившегося на выигрыш в лохотроне при первом же посещении столичной ВДНХ. Остановить отгрузку металлопроката было невозможно, поскольку юридически фирма «Бриз» уже потеряла на него все права. Отслеживать в одиночку вагоны и искать Лехмана в пункте назначения было по меньшей мере наивно. Поезд, как говорится, ушел. Ту-ту-уу! Чух-чух-чух!
Бесцельно пошлявшись по двору еще около часа, Костя побрел в отвратительно чавкающих башмаках прочь, а в голове его заезженной пластинкой крутилась издевательская поговорка про синицу в руках, которая лучше журавля в небе. Стоило лишь изгнать из мыслей назойливую синицу, как ее сменил недолго потанцевавший фраер, сгубленный собственной жадностью.
– Амбец, – причитал новоявленный фраер вполголоса. – Полный амбец с абзацем в придачу.
По возвращении в свой маленький холостяцкий рай Костя брезгливо выцедил стакан коньяка, соорудил парочку внушительных бутербродов и, пережевывая их без привычного вдохновения, постарался убедить себя в том, что, несмотря на всякие неприятные сюрпризы, жизнь прекрасна (протяжный горестный вздох) и удивительна (короткое сардоническое хмыканье).
На подмогу пришел уже изрядно хмельной внутренний голос. За два лимона баксов тебя могли запросто удавить в вонючем подвале, бубнил голос, удавить и замуровать в стене. Ты цел? Невредим? Значит, грех жаловаться на судьбу. Коньячком балуйся, балычок жуй, паштет мажь на белый батон погуще. Не кручинься понапрасну, не вешай буйную головушку, а лучше давай мы с тобой, Константин, на славу отдохнем от трудов неправедных, устроим себе маленький праздник, чтобы жизнь медом показалась! В общем, держи хрен морковкой, Константин.
Был настолько убедителен этот внутренний советчик, хорошенько поддавший коньячку, что Костя очень скоро проникся оптимизмом своего зеленого змея-искусителя.
Водя перепачканным паштетом пальцем по последней странице «Курганского вестника», он наугад выбрал одно объявление из десятков других, где речь шла о скрашивании досуга одиноким мужчинам, и набрал указанный номер.
