Федор задумчиво хмыкнул, подумав о том, что вообще-то смерть Калугина плохо вписывается в рамки самоубийства, если, конечно, он не обладал завидной выдержкой. Это, каким же надо быть толстокожим и с какими нервами, чтобы спокойно спать, зная, что утром жена уйдет за молоком и можно осуществить самоубийство.
И почему это надо было делать утром? Почему не вечером и не ночью? И с каких это пор мысль о суициде посещает мужиков после ночной спячки, когда мозг вообще ничем не загружен. Даже о проблемах текущего дня не хочется думать, не то, что о суициде. И полнолуния вроде не наблюдается. Да и страдал ли погибший лунатизмом? Вряд ли. Он спокойно спал, а стало быть, ни о каком самоубийстве не помышлял. Особенно о самоубийстве из револьвера тридцать восьмого калибра. Маленькая такая штуковина с костяной рукоятью и барабанчиком. Пожалуй, самое время спросить об этой штуковине несчастную вдовушку, а то она, кажется, опять готова расплакаться. Лучше занять ее мозги мыслями, глядишь, чего-нибудь вспомнит полезное. И Федор Туманов обратился к вдове со словами:
– Скажите, вы когда-нибудь у себя в доме оружие видели? Я имею в виду тот револьвер, который валяется возле вашего мужа на ковре.
Калугина всхлипнула, вытерев нос, и отрицательно покачала головой.
– Нет, не видела. И вообще сомневаюсь, что он принадлежит Валерию, – ответила женщина. В голосе ее звучала такая определенность, что Туманову хотелось верить ей.
– Вы так уверенно об этом заявляете, – заметил Туманов.
Калугина не осталась в долгу.
– А вы себе представляете интеллектуала программиста с пистолетом в руках? – спросила она.
– Вообще-то, представляю. – Федору хотелось сказать, что за его работу в уголовном розыске доводилось видеть разное. И интеллектуалам не чужды слабости. Случается, и они хватаются за стволы. Правда, выходит у них по-разному.
– Вынуждена вас разочаровать, но Валерий никогда не брался за оружие. По-моему, у человека такого склада, как он, даже в детстве было отчуждение к забавам пострелять из рогатки. Не то, что к пистолету. Ведь человека из рогатки не убьешь. Да и не хотел Валерий никого убивать. Я в этом уверена, – с долей определенности выступила вдова Калугина в защиту своего мужа.
Но настырный майор не собирался так просто отступать. И сказал, пытаясь разрушать доводы, приведенные вдовой, как аргумент:
– Но ведь оружие можно хранить дома и с целью самозащиты.
– Можно. Но мой муж не хранил. Иначе бы я видела. Пистолет не иголка. А защищаться?.. От кого? От конкурентов? Знаете, мой муж был абсолютно бесстрастным человеком. Никому не завидовал. Никого не ущемлял.
Федор кивнул, представляя со слов жены, каким погибший Калугин был в жизни. Получился вполне приятный психологический портрет, этакого семьянина трудяги. Одно только не понятно, зачем понадобилось этому семьянину пускать себе пулю в голову да еще из револьвера тридцать восьмого калибра.
– Стало быть, судя по вашей убежденности, врагов у вашего мужа не было, и быть не могло? – спросил Туманов, вглядываясь в красные заплаканные глаза женщины. Подметил еще сразу, что к глупышкам ее не отнесешь. Скорее, к умницам. Такие семью заводят только по расчету, и чтобы муж подходил под общепринятый стандарт: не пил, не гулял, зарплату приносил домой всю до копеечки и на любимую супругу пялился, как на икону. Такие и детей рожают, когда сочтут, что настала для этого благоприятная пора. С точки зрения норм морали, возможно, это не совсем правильно. Но это и не повод, чтобы подозревать несчастную вдову в доведении мужа до самоубийства. Стала бы она для него по утрам, как дура за молоком бегать.
– Насчет врагов, я не знаю. Были, не были. По крайней мере, Валерий мне ничего такого не рассказывал, – с ходу отвергла она навязанную майором Тумановым мысль по поводу врагов.
Федор вздохнул, подумав о том, какая не веселенькая картина получается. Жил был программист, в общем-то, мужик паинька, и вдруг – бах и нет паиньки. И нет ничего такого, за что бы можно было зацепиться в своих сыскных рассуждениях. Туманов вспомнил, когда только хотел войти в комнату, где на полу лежал Калугин, окинул взглядом ту комнату. Это было профессиональной привычкой, прежде чем войти в помещение, нужно быстро и в то же время внимательно оглядеть его. Он оглядел. Заметил, окно и балконная дверь были закрыты, а вот форточка. Маленькая форточка в окне, влезть в нее невозможно, но, тем не менее, она была открытой.
– А она у нас почти всегда открыта. И днем и ночью. Балконную дверь и окно, Валерий открывать не велел… – сказала Людмила Калугина, заметив, что этим как будто удивила майора Туманова.
– Постойте. Но ведь вы только что сказали, что ваш муж был астматиком. Разве приток свежего воздуха в квартиру повредил бы ему? – не удержался Туманов от вопроса.
Людмила Калугина согласно кивнула.
– Все правильно. Так мы и делали всегда. Но последние две, три недели муж даже из дома не выходил. Простудился. Говорил, что его иммунитет плохо справляется с простудными заболеваниями. И, по-моему, так оно и было. Малейший сквозняк и у него уже текли сопли. Поэтому окна я не открывала. Только форточку в его комнате, чтобы хоть какой-то был приток свежего воздуха.
Приоткрыв дверь, в кухню заглянул Ваняшин. Говорить ничего не стал, но Федор понял, этим лейтенант вызывает его в коридор.
– Я думаю, вам пока лучше посидеть здесь, – сказал Федор Людмиле Калугиной. Та беспрекословно кивнула, как собачонка, готовая выполнить любой приказ хозяина. Честно говоря, смотреть на мертвое тело мужа, ей и самой сейчас не хотелось. Каких-то полтора, два часа назад он был еще жив. Из спальни она вышла тихо, боясь разбудить его. Вечером он допоздна сидел у компьютера. Утром она ушла. А когда пришла, он был уже мертв.
Грек стоял в комнате, смотрел равнодушными глазами на суету главного криминалиста Семина и его помощников. Увидев Федора, сунул ему в руки объяснение, которое взял с лифтерши. И сказал:
– Прочти. Там есть кое-что интересное.
Федор быстро пробежал глазами по корявым строчкам. Почерк, конечно, был у капитана не очень, да и в преподаватели словесности Грек вряд ли бы сгодился по количеству ошибок. Но суть, он изложил правильно.
– Милиционер? – уставился Федор в самодовольную физиономию усатого капитана. Тот утвердительно кивнул. И сказал:
– Милиционер. И приходил он не куда-то, а вот в эту самую сто восьмую квартиру. То есть, сюда. И вполне может так статься, что этот труп, его работа. – Греку непременно хотелось, чтобы Туманов отметил его старания. Вот какой он молодец. Пока майор со старшим лейтенантом Ваняшиным прокопались тут, он и с лифтершей успел побеседовать и по подъезду пробежаться. Правда, никто из жильцов ничего стоящего про Калугина не сказал. Кроме лифтерши. Ее показания Грек выделил особенно. Видя, что Федор Туманов призадумался, Сан Саныч Грек решил не отступать от своей версии.
– Ты, как хочешь, Николаич, а у меня этот милиционер вызывает подозрения. Прямо от лифтерши я позвонил в местное отделение внутренних дел. Подумал, может, участковый наведывался сюда. Оказалось, нет. Участковый, который обслуживает эту улицу, уже как пару дней в отпуске. И отбыл к родителям на Урал.
– Подожди, – остановил Федор Туманов своего словоохотливого коллегу Грека. – Но ведь в его отсутствие, кто-то должен исполнять материалы по этой улицы. Может…
– Да не может, – перебил Грек своего старшего, решив все же досказать начатое до конца. – Начальник милиции общественной безопасности этого отделения сказал мне по телефону, что еще никому не поручал исполнять материалы за отпускника участкового. И вообще, на Калугина у них ничего нет. Понимаешь, вообще ничего. Никакого материала. С чего бы тогда сотруднику местного отделения милиции приходить к нему?
– Ерунда какая-то, – Федор вернул Греку объяснение лифтерши.
– Вот и я говорю, ерунда, – охотно согласился Грек. – С утреца приходит милиционер, а потом жена возвращается и находит дома труп мужа. Еще бы не ерунда.
Федор посмотрел на своего усатого помощника, находя в его словах скрытую недосказанность. И заметив на себе взгляд майора, Грек договорил то, о чем сейчас подумал:
– Ты как хочешь, Федор, но, по-моему, никакой это не мент, а самый настоящий киллер, переодетый в милицейскую форму. Хорошо еще, что в этот момент жены не было дома, а то бы он, возможно, и ее, – усатый капитан махнул рукой, тем самым давая понять, что бы стало с Людмилой Калугиной, окажись она дома в неподходящий момент.
– Очень даже может быть, – задумчиво произнес Федор Туманов, не забыв Ваняшину отдать распоряжение, чтобы тот позаботился о понятых. – Пистолет отправим на экспертизу. Вы с Греком посмотрите тут, а я пойду, спрошу Калугину, почему она не сказала мне про милиционера.
– Вот. Правильно, – одобрительно произнес Грек, тут же добавив: – И пожоще с ней, – посоветовал он, посчитав, что лично он бы с этой задачей справился лучше: – А знаешь, что, давай, я с тобой схожу. – И вошел в кухню следом за майором.
