Оливье внимательно посмотрел на нее. Точнее, не на нее, а мимо, в пустоту.
— Про интерьер и технические характеристики я бы мог рассказать и по телефону. Но на этой яхте есть кое-что, что удесятеряет ее стоимость. Это нужно видеть лично. У вас есть полномочия обсуждать цену?
— Да, думаю, звонок по телефону все решит.
— Хорошо, а то у меня действительно тяжело со временем.
— А ваш поверенный? — спросила Женя, строго следя за тем, чтобы вести себя как настоящий брокер. Ведь брокер непременно спросил бы об этом. — Господин Лейбман?
Оливье брезгливо поморщился.
— Думаю, через него мы работать больше не будем. Так дела не делаются. Я назначил ему встречу, а он уехал. Так что с вами я встречаюсь вынужденно.
«Ложь номер один», — отметила Женя и машинально поправила сумочку с телефоном.
— Мы прямо сейчас отправимся смотреть вашу яхту?
— Да. Я вас оставлю. На этой лодке я обхожусь без команды. Вы пока ознакомьтесь с документами на «Серебро».
Он встал и протянул ей папку, лежащую на столе.
— Что касается «Мейнстрима», тут мне все ясно. Я заинтересован в покупке этой яхты. И если вы примете мои условия…
Он вышел, и через минуту Женя почувствовала, как пол под ее ногами слегка завибрировал. «Гриффин» отошел от причала.
* * *
Женя внимательно пролистывала документацию на «Серебро», не забывая поглядывать в иллюминатор. «Гриффин» исправно шел вдоль береговой линии. Лодка остановилась минут через двадцать. Оливье вернулся в салон крайне раздраженный.
— Мне только что позвонили — они задерживаются еще на час. Это просто черт знает что… Вы можете еще подождать или вас отвезти обратно?
— Нет, нет! — заверила его Женя. — Конечно, я подожду.
— Может, хотите что-нибудь выпить? Или можно поужинать.
«Начинается! — заволновалась Женя. — Просто брокеру ужин не предлагают. Нет, сначала дойдем до „Серебра“.»
— Спасибо за предложение, — очень вежливо ответила она. — Я не голодна, но от стакана воды не откажусь.
— Может, все-таки что-нибудь покрепче?
— Нет, спасибо, — твердо ответила Женя. — Я на работе.
— А я, пожалуй, выпью, — сказал он. — Пойдемте.
Они прошли в небольшой, но очень уютный камбуз, где размещалась кухня и столовая зона.
Женя села за стол, а Оливье стал хозяйничать. Налил ей стакан воды. Потом принялся смешивать себе виски с содовой и опрокинул стакан на пол. Женя сочувственно ахнула. На брюках Оливье остался темный подтек. И сразу же его бледное лицо пошло красными пятнами, а косящий глаз завалился еще глубже к переносице.
«Господи, — изумилась Женя про себя, — неужели этого несчастного, закомплексованного человечка разыскивают все спецслужбы мира?»
Повисло неловкое молчание.
— Скажите, — Женя попыталась хоть немного снять напряжение, — в документах, которые вы мне дали, указано: в центральном холле находятся две картины Магрита. Вы хотите продать лодку вместе с ними?
— Да, — ответил он, вытирая брюки салфеткой и не глядя на Женю. — Они мне разонравились.
Он раздраженно скомкал салфетку, бросил ее прямо на пол и посмотрел на Женю этим своим странным взглядом — вроде бы в лицо и все-таки чуть мимо.
— Хотите, я покажу вам настоящую коллекцию?
— С удовольствием, — подбодрила его Женя. — А что вы коллекционируете?
Он не ответил, просто кивнул головой, приглашая следовать за ним.
Они прошли в довольно просторную каюту-кабинет. Диван, рабочее кресло, письменный стол — традиционное сочетание светлой замши и темного дерева. В центре письменного стола лежал небольшой ноутбук. «Конечно, — отметила Женя, — не оставлять же такую ценность на лодке, где хозяйничают рабочие».
— Это ваш кабинет? — спросила она. — Очень мило.
— Ерунда, — поморщился он, — мой кабинет там, где я. Вот что я хотел вам показать.
Он подошел к небольшому столику, на котором стояла огромная тарелка, похожая на сырную, — с прозрачной крышкой-куполом.
Женя посмотрела сквозь нее и увидела множество крохотных, тесно стоящих друг к другу футлярчиков. Она вопросительно посмотрела на Оливье. Тот снял прозрачную крышку, отложил ее в сторону и стал бережно по очереди открывать каждый футлярчик. Женя чуть наклонилась и ахнула:
— Это же наперстки!
— Да, — ответил он и впервые за все это время улыбнулся.
Он продолжал открывать футлярчики. А Женя краем глаза следила за удивительными метаморфозами внешности Оливье Дескампса — впервые в нем появилось хоть что-то живое. Мышцы его лица расслабились, позволив улыбке стать настоящей, почти детской. Некоторые футляры он просто оставлял открытыми, а из некоторых вынимал крошечные колпачки — фарфоровые, вытесанные из цельного камня, отлитые в бронзе, меди, серебре и золоте…
— Ой, — улыбнулась Женя, взяв в руки алюминиевый наперсток с надписью «Зингер», — такой я видела у своей соседки!
— Вполне возможно, — пожал плечами Оливье. — Это настоящий рабочий наперсток. Я их очень люблю. Они такие разные — для шитья, для вязания, или вот, смотрите, специальный наперсток для вышивки бисером. Видите? Вот сюда крепится бисер, который потом снимают иголкой. А вот это — парусный наперсток.
Оливье достал из футляра круглую металлическую пластинку с крошечными ямочками.
— Когда сшивали паруса, то надевали специальную кожаную перчатку, к которой крепилась эта пластинка.
— Наверное, это большая редкость? — спросила Женя.
— Еще бы, — кивнул головой Оливье. — Всякое общество любителей наперстков за него бы душу продало…
— А что, есть такие общества? — удивилась Женя.
— О, — слегка улыбнулся Дескампс, явно довольный произведенным на Женю впечатлением. — Еще сколько. По всему миру. Проводят выставки, аукционы, брошюры, журналы выпускают. Главные специалисты, конечно, англичане. Вообще с них все и началось. Вот смотрите, — Оливье поискал и протянул Жене еще один серебряный колпачок. — Его специально выпустили к Всемирной выставке в Лондоне в 1851 году. А вот такие… — он передал Жене следующий экземпляр, — такие один предприимчивый лондонский ювелир дарил всем, кто покупал у него обручальные кольца. Или вот…
— Какая красота… — ахнула Женя.
Она держала в руках настоящее чудо. Золотой наперсток с припаянными золотыми полосками, образующими сетку, каждая ячейка которой содержала небольшой рубин.
— Это моя гордость… — объяснил Оливье. — Некоторые до сих пор считают, что этого наперстка не существует, что это — миф. Но я его нашел. Это наперсток королевы Елизаветы I. Королева подарила его своей фрейлине.
Женя взяла в руки футляр, жилец которого выделялся на фоне остальных, — темный, почти черный.
— Это наперсток моей матери, — без особой теплоты в голосе ответил он. — Настоящий рабочий наперсток.
— У моей бабушки был похожий…
По стремительно закрывшемуся, холодному лицу Оливье Женя поняла: ему этот разговор неприятен. И тут же сменила тему.
— Знаете, это удивительно, — сказала она. — Когда видишь в близком соседстве компьютер и такой атавизм, как наперстки…
— Ну не скажите, — криво улыбнулся он. — Знаете, какая мозоль набивается от мышки? Вот тут…
С этими словами он взял ее кисть и провел по подушечке указательного пальца.
И тут же испугался собственной фамильярности. Его лицо опять пошло красными пятнами, он неловко отдернул руку — и тарелка с наперстками опрокинулась на пол. Женя ахнула и бросилась собирать раскатившуюся как попало коллекцию. Пунцовый от смущения Оливье присел рядом с ней, поднял пару коробочек, а потом их глаза встретились.
— В-в-вы знаете… — начал он, заикаясь.
Перепуганная Женя уже приготовилась выслушать нечто очень личное, заранее волнуясь, как и что ответить. И тут, будто в кино, где ни одно признание не проходит гладко, без вмешательств извне, Дескампса перебили.
В Жениной сумочке пронзительно зазвонил телефон. Мелодия ее старого аппарата, который она машинально положила в сумочку вместе с маленьким серебристым шпионом. Какое упущение! Хотя бы звук выключила!
— Извините, — прошептала она, поднялась и достала из сумочки свой старый телефон.
— Привет, — произнес приятный бархатный баритон. — Чем занимаешься?
Женя растерялась от неожиданности: уму непостижимо — это был Давид! Нашел время!
— Да, Давид, здравствуй, извини, я сейчас не могу говорить…
Женя не успела закончить фразу: Оливье подошел к ней, протянул руку и произнес:
— Можно?
— Что? — не поняла Женя.
Но Оливье уже взял из ее рук мобильный, развернулся и пошел к дверям.
— Что это значит? — замирая от страха, крикнула Женя ему вслед.
Даже не обернувшись, Оливье выше из каюты и захлопнул за собой дверь. И тут Женя услышала, как он эту дверь запирает…
