– Это ваш кабинет? – спросила она. – Очень мило.
– Ерунда, – поморщился он, – мой кабинет там, где я. Вот что я хотел вам показать.
Он подошел к небольшому столику, на котором стояла огромная тарелка, похожая на сырную, – с прозрачной крышкой-куполом.
Женя посмотрела сквозь нее и увидела множество крохотных, тесно стоящих друг к другу футлярчиков. Она вопросительно посмотрела на Оливье. Тот снял прозрачную крышку, отложил ее в сторону и стал бережно по очереди открывать каждый футлярчик. Женя чуть наклонилась и ахнула:
– Это же наперстки!
– Да, – ответил он и впервые за все это время улыбнулся.
Он продолжал открывать футлярчики. А Женя краем глаза следила за удивительными метаморфозами внешности Оливье Дескампса – впервые в нем появилось хоть что-то живое. Мышцы его лица расслабились, позволив улыбке стать настоящей, почти детской. Некоторые футляры он просто оставлял открытыми, а из некоторых вынимал крошечные колпачки – фарфоровые, вытесанные из цельного камня, отлитые в бронзе, меди, серебре и золоте…
– Ой, – улыбнулась Женя, взяв в руки алюминиевый наперсток с надписью «Зингер», – такой я видела у своей соседки!
– Вполне возможно, – пожал плечами Оливье. – Это настоящий рабочий наперсток. Я их очень люблю. Они такие разные – для шитья, для вязания, или вот, смотрите, специальный наперсток для вышивки бисером. Видите? Вот сюда крепится бисер, который потом снимают иголкой. А вот это – парусный наперсток.
Оливье достал из футляра круглую металлическую пластинку с крошечными ямочками.
– Когда сшивали паруса, то надевали специальную кожаную перчатку, к которой крепилась эта пластинка.
– Наверное, это большая редкость? – спросила Женя.
– Еще бы, – кивнул головой Оливье. – Всякое общество любителей наперстков за него бы душу продало…
– А что, есть такие общества? – удивилась Женя.
– О, – слегка улыбнулся Дескампс, явно довольный произведенным на Женю впечатлением. – Еще сколько. По всему миру. Проводят выставки, аукционы, брошюры, журналы выпускают. Главные специалисты, конечно, англичане. Вообще с них все и началось. Вот смотрите, – Оливье поискал и протянул Жене еще один серебряный колпачок. – Его специально выпустили к Всемирной выставке в Лондоне в 1851 году. А вот такие… – он передал Жене следующий экземпляр, – такие один предприимчивый лондонский ювелир дарил всем, кто покупал у него обручальные кольца. Или вот…
– Какая красота… – ахнула Женя.
Она держала в руках настоящее чудо. Золотой наперсток с припаянными золотыми полосками, образующими сетку, каждая ячейка которой содержала небольшой рубин.
– Это моя гордость… – объяснил Оливье. – Некоторые до сих пор считают, что этого наперстка не существует, что это – миф. Но я его нашел. Это наперсток королевы Елизаветы I. Королева подарила его своей фрейлине.
Женя взяла в руки футляр, жилец которого выделялся на фоне остальных, – темный, почти черный.
– Это наперсток моей матери, – без особой теплоты в голосе ответил он. – Настоящий рабочий наперсток.
– У моей бабушки был похожий…
По стремительно закрывшемуся, холодному лицу Оливье Женя поняла: ему этот разговор неприятен. И тут же сменила тему.
– Знаете, это удивительно, – сказала она. – Когда видишь в близком соседстве компьютер и такой атавизм, как наперстки…
– Ну не скажите, – криво улыбнулся он. – Знаете, какая мозоль набивается от мышки? Вот тут…
С этими словами он взял ее кисть и провел по подушечке указательного пальца.
И тут же испугался собственной фамильярности. Его лицо опять пошло красными пятнами, он неловко отдернул руку – и тарелка с наперстками опрокинулась на пол. Женя ахнула и бросилась собирать раскатившуюся как попало коллекцию. Пунцовый от смущения Оливье присел рядом с ней, поднял пару коробочек, а потом их глаза встретились.
– В-в-вы знаете… – начал он, заикаясь.
Перепуганная Женя уже приготовилась выслушать нечто очень личное, заранее волнуясь, как и что ответить. И тут, будто в кино, где ни одно признание не проходит гладко, без вмешательств извне, Дескампса перебили.
В Жениной сумочке пронзительно зазвонил телефон. Мелодия ее старого аппарата, который она машинально положила в сумочку вместе с маленьким серебристым шпионом. Какое упущение! Хотя бы звук выключила!
– Извините, – прошептала она, поднялась и достала из сумочки свой старый телефон.
– Привет, – произнес приятный бархатный баритон. – Чем занимаешься?
Женя растерялась от неожиданности: уму непостижимо – это был Давид! Нашел время!
– Да, Давид, здравствуй, извини, я сейчас не могу говорить…
Женя не успела закончить фразу: Оливье подошел к ней, протянул руку и произнес:
– Можно?
– Что? – не поняла Женя.
Но Оливье уже взял из ее рук мобильный, развернулся и пошел к дверям.
– Что это значит? – замирая от страха, крикнула Женя ему вслед.
Даже не обернувшись, Оливье выше из каюты и захлопнул за собой дверь. И тут Женя услышала, как он эту дверь запирает…
– Откройте, откройте немедленно! – опомнилась она, кинулась к двери и принялась дергать ручку.
За дверью стояла абсолютная тишина. А через несколько секунд Женя вновь ощутила вибрацию пола. Обмирая от ужаса, она бросилась к иллюминатору, уже понимая, что «Гриффин» на полных оборотах движется в открытое море.
* * *
Алекс вернулся в Тель-Авив только на следующий день. Никаких следов сбежавшего Лейбмана обнаружить не удалось. О том, что Женя похищена, лодка, на которой ее увезли, не обнаружена, а телефон выключен, он узнал до того, как ворвался в кабинет Аарона Эшколя.
– Как? Как вы могли это допустить? – разъяренно прокричал он и с силой обрушил кулаки на стол. Потом устало опустился в кресло и с нескрываемой злобой посмотрел на шефа. – Вы за это ответите, – угрожающе прохрипел он.
В глазах изумленного подобным поведением Аарона появился проблеск понимания.
– Ах вот оно что, – задумчиво протянул он.
В ответ Алекс издал какой-то стон, больше похожий на рык, и выбежал из кабинета.
Он шел по коридору, слегка пошатываясь. Как он мог, как мог ее оставить, как мог не предупредить о том, что Оливье – полный, окончательный псих?! Не хотел пугать, не хотел расстраивать, пощадил…
Алекс вышел на улицу и сел прямо на ступеньки. Перед его глазами стояла страница из дела Оливье – та самая, которую он скрыл, не показал Жене. Просто не смог показать.
На ней была копия огромного портрета русской модели Анастасии Семаковой, висевшего над кроватью Оливье. Прекрасное улыбающееся лицо девочки-женщины с вонзенными в него ножами, вилками и всевозможными острыми предметами, обретавшимися в захламленном доме хакера.
Алекс закрыл лицо руками, еле сдерживаясь, чтобы не завыть, не зарычать от невозможности обратить время вспять, вернуть Женю.
Женя прижала ухо к дверной панели и стала напряженно вслушиваться. За дверью стояла мертвая тишина.
Ее сердце бешено колотилось, руки дрожали. «Успокойся, успокойся, – уговаривала она себя. – Нельзя бояться, нельзя… Страх мешает думать». Безуспешно. И все-таки надо справиться с паникой и постараться действовать осмысленно. Кричать и ломиться в дверь – бесполезно. Что же тогда остается?
Женя сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь восстановить дыхание. В ушах перестало шуметь. Мысли понемногу стали отчетливее: «Куда он направляется? Явно не на „Серебро“… И что теперь делать?»
Она внимательно оглядела каюту. Нет, выбраться отсюда, кроме как через дверь, нельзя. Иллюминатор не открывается, а дверь – Женя снова подергала ручку – не взломаешь, замок основательный. Да кто его знает, основательный он или неосновательный… Может, его можно шпилькой открыть! Но ведь она-то этого не умеет.
Похоже, ей нужно было не этикету у Мартины учиться, а применение шпильки в качестве отмычки осваивать. Кто же знал, что в недалеком будущем ее, Женю, постоянно будут запирать и похищать психически неуравновешенные типы…
Эта мысль ее почти насмешила. Женя присела за стол прямо напротив ноутбука.
«Надо же… – с досадой подумала она. – Вот она – мечта Алекса: сижу за компьютером этого хакера, вокруг никого, когда хозяин придет – непонятно. Могла бы взломать что угодно… Если бы умела. А так – ровным счетом ничего не могу предпринять – ни сбежать, ни сообщить о себе… Ох ты! Как же я забыла!»
Женя внезапно вспомнила про свой второй телефон, который может буквально все! И в том числе быть обычным телефоном! Действительно, страх блокирует и память, и разум. Женя ухитрилась забыть, что ее единственная реальная связь с миром так и лежит в сумочке.
Выходит, что зануда Давид не погубил ее своим звонком, а, наоборот, спас. Если Дескампс с самого начала планировал похищение, он бы непременно проверил Женину сумочку. И наверняка проверит еще… Женя мгновенно вытащила телефон из сумки и быстро оглядела помещение – спрятать, спрятать его скорее!
