УВД Тулеевска, лето 2010, комната для допросов
Прокопчук смотрел на сидящего напротив ничем особо не примечательного парня. Обычное среднерусское лицо. Короткая светлая челка. Над левой бровью заметна родинка, размером с пятидесятикопеечную монету. В спокойных, почти черных глазах его нельзя было прочитать ничего. Во всяком случае, страха, и даже замешательства в них не было и следа. «Крепкий орешек». Еще недавно он был частью секретного подразделения Вооруженных Сил России. Имел боевой опыт в Чеченской республике. Военная выправка все еще отчетливо чувствовалась в его манере поведения и речи. Он коротко и твердо, в ответ на задаваемые вопросы, повторял фразы: «Я не имею к этому никакого отношения», «Я не владею информацией по данному вопросу», «Ничем не могу помочь следствию», «Я не знаю такого» и все в том же духе.
— Где Вы были 13-го июля сего года в районе 14.00?
— Я не помню. Надо посчитать. Может быть в рейсе, либо дома.
— Вы знаете, что 13-го числа, в своем гараже, был убит лидер группировки «Оборотни», гражданин Ковыль Дмитрий Семенович, по прозвищу Стилет?
— Я не имею к этому никакого отношения.
— То есть, вы не знали вообще об этом убийстве? Это было в сводках преступлений в городской газете, по нашему местному ТВ показывали.
— Что-то слышал, но ничего не знаю, по сути.
Разговорить этого крепкого орешка никак не удавалось. Петр пытался менять тактику допроса, расположить к откровенности подозреваемого, напоминал о смягчении наказания, если Тихонов окажет содействие следствию в раскрытии преступления. Не забыл упомянуть и о пользе явки с повинной. Все было бесполезно. Но в этих черных, холодных глазах Петр интуитивно чувствовал потенциал убийцы. «Он уже убивал на службе, я уверен. А уж раздавить тех, кто лишил его близких, он может не колеблясь!»- рассуждал молодой опер, стоя у зарешеченного окна комнаты для допросов. Чтобы попытаться вызвать некое раскаяние у подозреваемого, проследить за выражением лица, уловить мимолетные изменения в поведении, следователь показал Тихонову видеосъемку, сделанную на месте убийства Стилета, в гараже, со следами пыток жертвы. Многих, видевших эту запись, Петра в том числе, передергивало от этих кадров.
Особенно, когда оператор включал функцию приближения изображения с демонстрацией крупным планом черной дыры под сердцем, располосанной спины потерпевшего, огромной лужи вытекшей и засохшей крови на шершавом бетонном полу гаража. Обрывки скотча, которыми заклеивали рот Ковылю при пытках. Пленка напоминала кадры их фильмов о маньяках, которые в силу психического сдвига отлавливали, пытали, а затем жестоко добивали свои жертвы. Но Тихонов равнодушно просмотрел на маленьком телевизоре всю запись. Ни один мускул не дрогнул на лице морского пехотинца. По окончании демонстрации он равнодушно спросил следователя:
— Зачем вы мне показали это? Я не имею к произошедшему никакого отношения.
Петр задумчиво посмотрел на допрашиваемого и решил, что пора блефовать. Он выключил запись беседы на диктофон, и посмотрел в глаза Алексею.
— А у нас есть другие сведения. У нас есть свидетель, который может подтвердить, что видел вас рядом с гаражом, где и убили гражданина Ковыля.
— Свидетель? Кто ж такое утверждает? — поинтересовался подозреваемый, при этом лицо его на мгновение приняло обеспокоенный вид. Он, как будто, что-то вспоминал. Но эта слабость длилась очень недолго.
— Сторож гаража на Лысой Горке. Район такой города. Молодой парень. С хорошим зрением. Он вас опознал. И к тому же в гараже мы нашли отпечатки ваших пальчиков. Вот смотрите, Алексей, это ваши отпечатки, а это один отпечаток из гаража Стилета. Сравним папиллярные узоры. Что мы видим? А то, что завитковый узор идентичен! Обе дельты — идентичны! Этим все сказано! Не знаю, как так вы промахнулись и оставили едва видимый «пальчик» на верстаке, но мы его нашли! Благодаря популярному дезинфицирующему средству — йоду. Дело в том, что жир и пот на пальчиках способны поглощать пары йода, перекрашиваясь при этом в бурый цвет. Отпечаток был невидим, но мы сделали его ясным, как день.
— Интересно! — буркнул допрашиваемый.
Это — неоспоримое доказательство! Признайтесь, помогите мне, и суд это учтет! — громко, давя на нервы, вскричал молодой следователь.
Тихонов теперь молчал с каменным лицом. Петр продолжил тише:
— Если вы хотите хоть как-то облегчить свою участь, советую сознаться. Просто, когда найдут ружье, мы уже не сможем вам помочь. И «пожизненное» вам обеспечено, Алексей. Вы же снайпер, ваш инструмент — винтовка Драгунова. Мотоциклисты были убиты из ружья этой марки. И мы его найдем.
Алексей Тихонов сохранял абсолютное спокойствие. Он наклонился вперед и тихо спросил следователя, причем обращаясь уже на «ты»:
— А ты нашел что-нибудь в моей квартире при обыске? Предъяви мне официальные данные экспертизы по «пальчикам», а не эти бумажки с узорами!
Петр с интересом посмотрел на подозреваемого, и так же склонился к нему:
— В квартире — не нашли. Но есть еще дача, гараж, и даже овощехранилище, все еще оформленное на имя твоего отца, Алексей. Ты стал убивать и виновных и невиновных. Пацан на старом «Восходе» никогда не был членом «Оборотней». Он просто купил себе синий шлем, и только начинал кататься с другими мотоциклистами. А он у матери один был. На заводе работал помощником мастера, денег немного скопил и купил старенького «железного коня». Я, Алексей, уверен: это твоих рук дело. И мотив у тебя один — месть. За сестру, за отца, за мать. Будешь признание писать, снайпер? А официальную экспертизу я покажу. Позже.
Допрашиваемый посмотрел прямо в глаза Прокопчуку, усмехнулся и опять коротко и по-военному заявил:
— Я еще раз официально заявляю: я никого не убивал, это — раз. В гараже, где убили Стилета, никогда не был, это — два. Оружия, а тем более снайперского, не имею, это — три. Готов к любым очным ставкам. Предъявляйте обвинения или отпускайте. Я — невиновен! И вы меня отпустите спустя сорок восемь часов после ареста. Либо предъявите обвинение. Это все. И «пальчиков» на верстаке моих нет и быть не может.
Тихонов замолчал и стал безразлично рассматривать свои ногти на руке. Петр разочарованно откинулся на спинку кресла. Парень не купился на его блеф. Сторож гаража на самом деле не видел там Тихонова. Обыски в квартире, на даче, в гараже, и даже в старом овощехранилище тоже ничего не дали. Никаких следов своего пребывания в гараже, кроме трупа Стилета, убийца не оставил. Как будто сам Ковыль залепил себе рот скотчем и сам себя пытал, делая разрезы на спине. Мотив преступления вроде бы имелся, но доказательств у Петра не было никаких.
«Возможно, придется выпускать этого парня!»- с горечью подумал оперативник Прокопчук.
Петр по собственной инициативе следил за передвижениями Тихонова. Брата Степана привлекать к слежке, как он иногда делал, Прокопчук-старший не стал, так как не хотел подвергать угрозе его здоровье, а может быть и жизнь. На сей раз, объект чрезвычайно опасен: подготовленный боец, владеющий всеми видами оружия. Петр знал, как готовят снайперов, как их учат буквально растворяться в окружающей среде, выбирая позицию для единственного выстрела и подмечать мельчайшие детали. Алексей бы сразу «просек» наружное наблюдение Степана за собой. Следить за женщиной по заказу мужа, которая влюблена и спешит к любовнику, не замечая ничего вокруг — это одно. Степан делал это отлично. Или просследить за мужчиной, спешащему к любовнице. Здесь же речь идет о военном специалисте. О хладнокровном убийце, в чем интуитивно был уверен Петр. Алексей Тихонов продолжал жить, как ни в чем не бывало. Его пришлось отпустить и даже извиниться. Тихонов ходил в рейсы, помогал сестре Инне передвигаться на инвалидном кресле, занимался бегом, спортом. Работяга, спортсмен, заботливый брат. По отзывам с работы — надежный сотрудник, отзывчивый, выносливый. Подменяет ребят в их смену, если есть возможность и время.
Петр зевал в машине, когда Алексей Тихонов, не без труда, погрузил свою сестру в нанятый микроавтобус вместе с инвалидной коляской. Петр Прокопчук аккуратно проследовал за ними на своей «девятке». Он понял, куда снайпер повез покалеченную сестру, только когда микроавтобус свернул с шоссе по указателю на городское кладбище. Двое молодых ребят, брат и сестра, сгорбленные от горя, проследовали к могиле их отца. Петр следил за ними через бинокль с дальнего расстояния. Но это расстояние не могло скрывать слез, что бежали по щекам обоих молодых людей перед надгробным камнем. Алексей достал из пакета одноразовые стаканчики, бутылку водки, нехитрую закуску. Через стекла бинокля было видно, как он разлил обжигающую жидкость в три емкости, одну из которых поставил у основания памятника. Сестра его, сидя в инвалидном кресле, нарезала хлеб и мясную закуску на маленькой кухонной доске, захваченной из дома, положив ее на поручни инвалидного кресла. Алексей, совершенно не стесняясь сестры, плакал, утирая слезы рукавом рубашки. Инна положила ломтик то ли ветчины, то ли колбасы на ломоть хлеба, разрезала помидорчик, огурчик и предала все это брату. Тот нагнулся вниз, к основанию мраморной плиты и положил бутерброд поверх пластикового стаканчика с водкой. Огурчик и помидорчик разместил по краям стакана. Потом взял свою порцию спиртного в одну руку, что-то закусить в другую и застыл перед памятником. Девушка тоже взяла стаканчик, и начала что-то говорить. Мощный бинокль хорошо показывал, как шевелились ее губы, как по мере того, что она рассказывала, слезы по ее лицу бежали все чаще и чаще, а брат ее постоянно утирал глаза, уже, похоже, мокрым рукавом рубахи. Но чуть позже, стало заметно, что слезы молодых людей высохли на ветру, что их лица приобретают какую-то железную решимость, спокойствие и хладнокровность.
