— Что-то не так? — захлопал глазами Коробков, почувствовав неладное.
— Все так, — произнес Карасев и, схватив Городецкого за рукав, потащил за угол.
— Женька, не спускай со сторожа глаз! Стой здесь, за углом, а я сейчас вызову опергруппу.
Карасев тут же набрал по мобильному номер капитана Меркулова:
— Алексей Борисович! Нашел! Нашел те ботинки, которые вы разыскиваете! Они на стороже музея, Коробкове.
— Понял! — ответил капитан. — Следите за сторожем, через десять минут будем.
Ровно через десять минут они подъехали. Три орла в камуфляжной форме влетели в вестибюль, набросились на Коробкова, закрутили ему руки и втолкнули в каптерку. Туда же не спеша вошел капитан Меркулов. Вахтерша на эту процедуру отреагировала довольно спокойно, а у Городецкого отпала челюсть.
— Что это было? — спросил он.
— Сам не знаю, — ответил Карасев и потащил Женьку через зал с восковыми фигурами в отдел Гончарова. Так они и ввалились в кабинет младшей научной сотрудницы: Городецкий с растерянной физиономией и Карасев с решительно выпяченной челюстью. Но после того как Александрова подняла на них глаза, лицо Городецкого просветлело.
— Катька, привет! Ты какими судьбами?
— Женька! Я тебя не узнала. Богатым будешь, — после паузы улыбнулась она. — Ты закончил университет?
— Пять лет тому назад.
— А ты?
— А я снова поступила. На исторический, — произнесла Катя и покосилась на Карасева.
Карасев почувствовал себя лишним.
— Без меня никуда не уходите, я сейчас вернусь, — сказал он и помчался по коридору через вестибюль прямиком в каптерку.
Три архаровца в камуфляжной форме возвышались над красным от ужаса сторожем. Напротив него на стуле сидел капитан и сверлил его горящим взглядом. Когда Карасев толкнул дверь, все взоры устремились на него. Тарас почувствовал, что его явление здесь тоже несколько неуместно, поэтому попятился. Но капитан его остановил.
— Спасибо, Тарас Александрович, за ботинки. Теперь их нужно везти на опознание к жертве.
— Никуда везти не надо! — ответил Карасев. — Жертва здесь, работает в отделе Гончарова. Когда закончите, подходите с ботинками. Я буду у нее.
Карасев вернулся в отдел Гончарова, где Городецкий с Катей оживленно вспоминали своих однокурсников. Теперь самое главное было выяснено. Катя та самая, которая по документам закончила Московский педагогический университет и числилась научным сотрудником Эрмитажа.
— Ну все, теперь оставь нас, — сказал грубо Карасев, взглянув на Городецкого.
Оба недоуменно замолчали.
— Спасибо, Женя, — произнес Карасев ледяным тоном и глазами указал на дверь.
Журналист пожал плечами, растерянно улыбнулся и, перед тем как выйти, сказал Кате:
— Пока! Мы еще увидимся.
— Ну что, — тяжело вздохнул Карасев, усаживаясь напротив Александровой. — Извините, Екатерина Алексеевна, за глупый вопрос, но какими судьбами вы в нашем городе?
— Если можете, сформулируйте вопрос поточнее, — обаятельно улыбнулась она. — Я не понимаю, что вам от меня надо.
— Что вы делаете в нашем городе? — произнес ледяным тоном Карасев.
— Как видите, работаю, — ответила она спокойно.
— То есть вы приехали к нам работать? — переспросил Карасев.
— А что, не имею права?
— Имеете. Но почему?
— Потому что мне интересна история этого края. Вас удовлетворяет мой ответ?
— Вполне. Но я слышал краем уха, что вы приехали к нам учиться в университете.
— Да, — улыбнулась она. — Я всегда мечтала учиться в этом университете.
— И вы уже учитесь?
— На вечернем отделении исторического.
Карасев долго смотрел в ее глаза и не смог определить ничего. Это следователя по особо важным делам несколько обескуражило.
— А зачем вам два исторических факультета? Один, насколько мне известно, вы уже закончили с отличием в Московском педагогическом университете.
Ее глаза потухли. С минуту она раздумывала, потом ответила:
— А хочу закончить еще и этот университет. Разве это запрещено?
«После гуманитарного вуза снова в гуманитарный? Конечно, запрещено!» хотел сказать он, но в это время в кабинет вошел капитан Меркулов с парой ботинок в руках.
— Здравствуйте, Катя, — произнес он с улыбкой. — Очень рад видеть вас в полном здравии и в хорошем настроении.
— Добрый вечер, Алексей Борисович, — прошептала она растерянно, переводя взгляд на ботинки.
— Катя, — произнес капитан, перехватывая ее взгляд и бросая ботинки на стол. — Вспомнили что-нибудь, Катя?
Она отпрянула, как ошпаренная, и глаза ее наполнились ужасом. С минуту Александрова смотрела на ботинки не моргая и вдруг затряслась.
— Э-э-это о-они! — выдавила она, и по щекам ее покатились слезы. — Вот эти, вот они!
Она закрыла ладонями глаза и выбежала из кабинета.
— Так это Коробков? — произнес сквозь зубы Карасев.
— Нет, не Коробков. Это ботинки Локридского, — ответил капитан.
— Локридского мы давно подозревали и давно за ним следили, — хмуро пояснил капитан. — Но каждый раз он ускользал, и каждый раз у него оказывалось алиби. Бегает, мерзавец, хорошо.
— У вас были какие-нибудь доказательства? Косвенные, может быть?
— В том-то и дело, что даже улик не было. Были только догадки. Сторож в церкви оказался двоюродным братом Локридского. В тот вечер, третьего октября девяностого года, когда маньяк напал на Александрову, сторожа не было. Он болел. Локридский это знал, потому так бесстрашно и сунулся под фонарь. Это было единственный раз. Обычно он очень осторожен. Всегда держится в тени. А просекли мы его вот как: ну, вы знаете, преступники имеют привычку приходить на место преступления. Вот мы и обратили внимание на человека, которого никто никогда не видел среди прихожан.
— Почему вы его не задержали и не отработали?
— Не было веских причин. Мать пострадавшей категорически запретила нам общаться с ее дочерью, чтобы не травмировать. Девочка полгода не могла произнести ни слова. Мы стали наблюдать за сторожем музея, собирать о нем материал. Пришли к выводу, что маньяком он вполне мог быть.
— Почему?
— Видели его жену? Ничего женственного! Доска доской. А Локридский между тем подогревал себя всякого рода эротической продукцией. Да, Тарас Александрович, мы обошли все городские фильмотеки. Во всех Локридского знали как любителя эротики. Литературу соответствующую тоже почитывал. Товарищи по телефонной станции звали его страдальцем, потому что он не мог смотреть спокойно на девушек.
— Какое же у него оказывалось алиби?
— Его дежурства в музее. После того как сигнализация сдавалась на пульт, теоретически из него уже выйти было невозможно.
— Еще как возможно! — возмутился Тарас. — Существует сотня способов выйти из музея, не потревожив сигнализацию.
— Это мы прекрасно знали! Но начальство требовало найти более существенные доказательства. Вот его ботинки были бы отличной уликой… Кстати, где Катя?
Действительно, Катино отсутствие уже стало действовать на нервы. Карасев вышел из комнаты и прошелся по музею. Кати нигде не было.
— Она ушла домой! — сказала вахтер.
— Как домой? — удивился Тарас. — А где она живет?
— Это уже спрашивайте у Аллы Григорьевны…
Но Аллы Григорьевны на работе не было. И сотрудники музея уже все разошлись по домам.
«Вот черт! Второй побег за неделю? Это уже слишком».
Тарас набрал по мобильному домашний Аллы Григорьевны, но тщетно. К телефону никто не подошел. Тогда он позвонил Сафронову, но и его не оказалось дома. Пришлось звонить в деканат университета.
— Уже никого нет, — ответили из деканата. — Звоните завтра после девяти.
Карасев опустился на ступени и прижал ладони к вискам. Поразмыслить было о чем. Зачем Кате понадобилось после Московского педагогического поступать в Ульяновский университет, причем на тот же факультет? Зачем после должности научного сотрудника Эрмитажа ей понадобилось устраиваться сюда на полставки младшего научного сотрудника? Каким-то образом совпало, что здесь с ней под одной крышей оказался и маньяк, напавший на нее десять лет назад. «Она приехала отомстить, — подумал. — А поступление в университет и на работу в музей — это для отвода глаз».
Чем увереннее Карасев развивал мысль в этом направлении, тем больше убеждался, что Локридского убила именно Александрова. Не сама, конечно. С сообщником. Одна бы она не справилась.
Тут-то Карасев и вспомнил про открытую дверь в ее кабинет в то утро и даже подпрыгнул от блестящей догадки. Ну да, конечно! Все правильно! Как же ему раньше не приходило в голову!
С вечера Катя запирается в своем кабинете изнутри. Вот почему перед уходом директриса видела отдел Гончарова закрытым. В половине двенадцатого Александрова отпирает кабинет, проходит через зал с восковыми фигурами в вестибюль, прокрадывается мимо каптерки сторожа, лепит на датчик магнит и впускает сообщника. И уже с ним они заманивают сторожа в темный коридорчик и убивают. Затем стирают все отпечатки пальцев, мажут кровью пальцы Берии и уходят через центральный вход, забыв запереть отдел Гончарова. Наутро директриса приходит первой, видит, что дверь кабинета открыта, и думает, что Александрова уже на работе. На самом деле она еще не пришла. Она пришла после директрисы, поговорила с ментом на входе, запудрила ему мозги и незаметно сняла с двери магнит. После чего направилась не в свой кабинет, а в туалет. Спрашивается, зачем? Затем, чтобы стереть с магнита отпечатки пальцев. Потом она поднимается, проходит через зал с восковыми фигурами и засовывает магнит в карман Берии.
