Камера не маленькая. Квадратов двадцать. Но всего восемь шконок – в два яруса. Нижние койки заправлены, а верхние пустуют. За столом четыре мрачных типа. Трапезничают. Запах гречневой каши с мясной подливкой. Нехило ребята здесь живут.
– Здорово, братва! – стараясь сохранять самообладание, поздоровался Ролан.
Но никто даже головы к нему не повернул.
Ролан простоял минут десять, но так и не дождался внимания к своей персоне. Ну раз так, то можно самому занимать место. Тем более что выбор есть...
Матрац, белье, все вещи остались в камере. Сюда он пришел с пустыми руками. И дураку понятно, что неспроста он здесь оказался. И морды за столом не вызывали доверия. Нехилого десятка мужики. Злобные и угрюмые, как бирюки. Пространство вокруг них наэлектризовано темной энергией... Что-то должно было произойти. И Ролан догадывался, что именно...
Мягким пружинистым шагом он подошел к крайнему ряду шконок, ловко и быстро запрыгнул на «пальму».
– Э-э, ты че делаешь, урод? – вскочил из-за стола здоровенный как буйвол детина.
Оскал как у оборотня из фильма ужасов. Вслед за ним обнажили клыки и остальные монстры.
Но Ролан и не подумал соскакивать со шконки. Для него это высота, с которой можно держать противника под контролем.
– Спать хочу. А что, нельзя?
– В морге выспишься, – осклабился «оборотень».
– Зачем в морг? – не согласился с ним здоровяк со свиным рылом. – Запетушить его и в курятник...
– Беспредельничаете, братва! – предостерег их Ролан.
– Где ты тут братву видишь, козел?! Петух гамбургский тебе брат!.. А ну слезай!
Громила попытался ухватить Ролана за ногу. Но сначала поймал воздух – руками. И только затем ногу – мордой лица. Ролан с такой силой пнул его пяткой в нос, что верхняя шконка чуть не слетела с нижней.
Ролан бил на поражение. Вплоть до уничтожения. Поэтому первого противника вырубил начисто. Живой тот или мертвый, плевать. Главное, выжить...
Он знал, куда попал и с кем имел дело. Лохмачи это, из пресс-хаты. Попал он сюда по личному распоряжению капитана Юрзина. Не на шутку разозлился мент. И нешуточную меру наказания избрал. Под беспредельщиков несговорчивого клиента бросил.
Пресс-хата – это кошмар для любого человека, будь это вор или самый последний чушкарь. Жертву сначала избивают до полусмерти, затем опускают. Был вором – стал петухом, и наверх обратно дороги нет. Только вниз, на помойку тюремной жизни... С опущенным легко можно договориться. Пообещай ему одиночную камеру, и все, он твой на веки веков. Делай с ним, что хошь. Юрзин хотел, чтобы Ролан снова взял вину на себя, хотел поставить начатое им дело на истинный в его понимании путь... И он добьется своего, если Ролана сломают. А чтобы этого не случилось, нужно биться до последнего...
Войско беспредельщиков уменьшилось на одного бойца. Но оставшихся сил вполне хватало, чтобы разделаться с упрямцем. Но лохмачам явно не хватало ума. Сила-то была, но в борьбе с таким же сильным противником этого мало...
Два беспредельщика остались по левую сторону шконки. А третий ринулся на Ролана с правой. Он еще не понимает, что остался с ним один на один. Некому помочь бедолаге. Пока его дружки обогнут шконку, уйдет секунды две, а то и три. За это время можно много чего сделать.
Ролан с силой уронил обе ноги на голову противника. Обхватил ими шею и тут же сбросил свое тело со шконки. Падал он по науке, закручивая ноги по спирали вместе с жертвой... Сам он поднялся, а враг остался корчиться в судорогах на полу...
Уцелевшие лохмачи замешкались. И Ролан сумел провести удар – ногой в пах. И пока один противник скручивался в бараний рог, он атаковал второго. Громила сумел зацепить его прямой в голову. Но в пылу боя Ролан даже не почувствовал боли. Схватил противника за руки и провел запрещенный прием – швырнул его через себя так, что сломал руку на локтевом сгибе... И тут же атаковал беспредельщика с отбитыми коками. Едва удержался от того, чтобы свернуть ему шею. Зато сломал ему обе руки...
В камере стоял такой рев, что надзиратель не мог не отреагировать. Вызвал подмогу, и в камеру ворвались молодцы с дубинками. Но до избиения дело не дошло. Видимо, вертухаев очень смутила картина, представшая перед ними. Четыре здоровяка – двое лежали без движения, а двое катались по полу и выли от боли. Тем более что Ролан покорно сомкнул руки за спиной и склонил голову.
Ролана вывели в коридор и повели к дежурному помощнику начальника тюрьмы. Тот даже не подумал отчитывать Ролана. Но распорядился отправить его в карцер. А сам отправился осматривать дрова, которые наломал Ролан...
Когда-то тюремная камера казалась Ролану воплощением ада на земле. Сейчас же он заходил в нее с таким чувством, как будто это был райский оазис.
Целый месяц он провел в мерзлом карцере. Целый месяц... Это тюремное начальство мстило ему за убитого прессовальщика. Троих он перевел на инвалидность, а одного все-таки отправил на тот свет.
Уголовное дело возбуждать не стали. Как-никак пресс-хаты явление незаконное. Начнутся проверки, выяснения. Труп списали на несчастный случай. А Ролана целый месяц пытались возвести в генеральский чин. Генерала Карбышева из него пытались сделать. Камера почти не отапливалась – стены иногда даже покрывались инеем. Хорошо хоть шконку на ночь от стены отклеивали. Весь день на ногах стоишь или на мерзлом полу сидишь – мерзнешь. А ночью – с двадцати трех до пяти утра – лежишь, но опять же мерзнешь...
Карбышевым Ролан так и не стал. Выжил в нечеловеческих условиях. Но измотался до такой степени, что ноги не держали, когда он шел в камеру... Он простыл – кашлял как чахоточный, но менты и не думали отправить его в больничку. Прямиком в камеру...
Кишера уже не было. Его перевели в камеру для осужденных. Смотрящим вместо него теперь был Пекарь. Тот самый здоровяк, которого, помнится, не обрадовало решение Кишера принять Ролана в блатную семью. Зато сегодня он первым вышел навстречу Ролану.
– Братуха!
Крепко пожал ему руку, не отпуская ее, повел Ролана к свободной шконке в блатном углу. И Сазан тоже вышел навстречу. Рот до ушей. И глаза веселые. Только в глубине какая-то непонятная хмарь.
– Для тебя, братан, держали! – сообщил Сазан.
Ролан знал, что в некоторых казармах есть свободные койки для почетных солдат полка. Герой уже давно свое отвоевал, детей растит, внуков, а койка для него сохраняется в неприкосновенности... А тут свободная шконка в тюремной камере. В условиях перенаселенности. Для героя-мученика... Сказать, что Ролан был польщен, значило не сказать ничего...
– Бельчик, канай! – крикнул Пекарь.
Появился шнырь. Но смотрящий махнул на него рукой. Сам решил чифирь замутить...
Чай для тюрьмы не просто напиток. Это ритуал, по сравнению с которым японская чайная церемония не более, чем игра в бирюльки. Приглашение на чай – признак особого уважения. А если сам смотрящий готовит для тебя чифирь, значит, ты достиг каких-то невиданных высот.
Ролан очень хотел забраться под одеяло. В камере было тепло, но его все равно лихорадило. Откуда-то изнутри холод шел. Но уподобляться доходяге не хотелось. Может, внешне он сейчас и напоминал доходягу. Но в душе он кремень. Поэтому он лишь сел на шконку. Рядом приземлился Сазан.
– Слыхали мы, как ты лохмачей отделал! – обняв одной рукой за плечи, бодро сообщил он.
Сазан был здоров как бык. Ролану показалось, что ему сейчас ничего не стоит придушить его. Взять рукой за шею и придушить... Но зачем ему это делать? Мстить за Касыма? Но Сазан всего лишь догадывается. К тому же за то время, что Ролан провел с ним в этой камере, он даже не пытался бросить ему предъяву... Нервы. Это нервы ослабли. Потому и мерещится всякая чушь.
– Гордей насчет тебя, брат, маляву черкнул, – сказал Пекарь. – Сказал, что Тихон великое дело сделал... Уважаю!
– И я тебя, братан, уважаю!
Сазан еще крепче прижал к себе Ролана. И снова мелькнула мысль: «А вдруг придушит?»...
И насчет Сазана тоже была малява. Гордей отозвался о нем хорошо. Этого хватило, чтобы Кишер приблизил его к себе. Сазану досталось место в блатном углу. И сейчас он живет там же. Видно, что новый смотрящий держит его за своего. Но нет того уважения, которое оказано Ролану. И, похоже, Сазана это гложет. Хотя виду он и не показывает. Но у Ролана обостренный нюх... Такое ощущение, что у Сазана камень за пазухой. Или все-таки это нервы сдают...
Пекарь вскипятил воду в литровой алюминиевой кружке. Вытащил оттуда «машину» – два разделенных спичками лезвия с электрическим проводом. Всыпал пачку чая. Дождался, когда листья осядут. Снова включил «машину» – поднял заварку. Затем накрыл кружку махровым полотенцем. Чай нужно запарить, чтобы получился чифирь...
– Ну чего ты сидишь? – недовольно глянул на Сазана смотрящий. – Поляну кто стелить будет?
В блатном углу был свой стол. В нарушение всех тюремных правил. Время от времени вертухаи его разбирали, но каждый раз он восстанавливался или создавался заново.
