Последние слова Борис Яковлевич буквально выплюнул в лицо Кити. Этого она уже не могла вынести.
– Ты самая настоящая тряпка!
Слова были сказаны с такой откровенной злобой и презрением, что Заславский буквально застыл.
– Как ты смеешь...
– Ублюдок!
Она занесла руку, чтобы ударить, но Борис Яковлевич, уже пришедший в себя, перехватил ее.
– Где документы, сука? – прошипел он ей прямо в лицо.
– Какие документы? – Невероятно, но ее глаза смеялись. Диким, презрительным смехом.
– Где документы, которые я передал тебе?
Конечно, Заславский все им рассказал. Чтобы спасти собственную шкуру. Собственно, винить его в этом трудновато: можно было предвидеть, и нельзя сказать, чтобы она не думала об этом. А раз думала, значит, была подготовлена. Тогда чего она так на него взъелась?
Екатерина вздохнула.
Мужчины все слабаки, когда их крепко берут за горло.
Нет, пожалуй, не все. Родионов стоял бы до конца. Он и стоял до конца, не сказав ни на дознании, ни на суде ни слова о ней. И о ее необычной просьбе. Впрочем, никакой просьбы и не было, он сам вызвался ей помочь. Ах, бедный Савушка...
Кити посмотрела на Заславского, в его побелевшие от страха глаза.
Спекся банкир. Страх за собственную судьбу полностью парализовал его волю. Он уже не намеревался улучшить собственное благополучие, не строил дальнейших планов, а лишь думал о том, как бы выжить. И готов был отдать на съедение легавым свою женщину, еще вчера такую желанную.
– Где ты держишь документы?
– Я не скажу, Боря.
Он буквально зарычал. От ярости и от бессилия. Что он сделает дальше? Ударит? Но это ничего не даст, он прекрасно понимает это.
– Отдай мне документы, я прошу тебя, – в его голосе послышались жалостливые нотки.
Екатерина улыбнулась, Борис Заславский совершил еще одну непоправимую ошибку: женщину не стоит донимать просьбами. Тем самым можно только усугубить действительность. Ведь женщина – существо безжалостное.
– Нет, – еще более твердо отвечала Кити.
– Тогда я убью тебя...
Театр одного актера, причем в весьма дурном исполнении.
– Пустое, Боря. Ты ничего мне не сделаешь. Прощай.
Что он сделает: попытается остановить ее или заплачет?
– Сука!
Рыдания Заславского были для нее прощальным аккордом. И прощением.
– Будь здоров, Боря. Или хотя бы постарайся. Ведь мы с тобой больше никогда не встретимся...
Заславский завыл в голос, понимая, что с уходом Кити каторга становится неизбежной.
Глава 22
ДОЗНАВАТЕЛЬ ПРИХОЖАНКИН
– Мадам Вронская?
Околоточный надзиратель Прихожанкин неловко переминался с ноги на ногу. Черт побери, почему его никто не предупредил, что ему придется арестовывать такую красивую барышню? Он бы хоть как-то приготовился, что ли, внутренне. Даже неловко, ей-богу.
– Мадемуазель, – кокетливо улыбнувшись, поправила его Кити. – Что вам угодно, сударь?
– Приношу свои извинения, сударыня, но у меня предписание о вашем аресте и обыске в вашей квартире. – Околоточный надзиратель оглянулся на двух полицейских, стоящих за его спиной. – Разрешите войти?
– А у меня есть выбор? – произнесла с сарказмом Вронская, отчего надзирателю стало еще более неловко.
– К сожалению, нет, мадемуазель, – ответил Прихожанкин. – Уже все решено.
– Что ж, входите.
Милостивое разрешение, царственный поворот головы, независимая походка...
«Черта лысого мы что-нибудь найдем у такой фифочки», – пронеслась в надзирательской голове мысль.
Так оно и случилось. Действительно, в доме у Екатерины Васильевны ничего не нашли: в смысле, бумаг и документов. Господин помощник полицеймейстера, правда, не уточнял, какие именно бумаги они будут искать, но в доме госпожи Вронской они не нашли вообще никаких бумаг, кроме нескольких черновиков писем родственникам. Прихватив их на всякий случай, околоточный надзиратель отпустил полицейских, взял извозчика и препроводил арестованную даму в управу Второй полицейской части. Там ее продержали в коридоре около часа, специально, для профилактики, так сказать, – чтобы заставить поволноваться, и уж потом ее принял сам господин полицеймейстер. Говорил он с ней около четверти часа, после чего нервически вызвал дежурного офицера и велел препроводить к следователю Боборыкину, двоюродному брату известного писателя-романиста.
– После дознания в камеру ее! Пусть подышит тюремным духом, авось посговорчивее станет! – крикнул он раздраженно вслед дежурному офицеру. Это означало, что поговорить по душам полицеймейстеру с арестованной не удалось, и она, как говорят полицейские дознаватели, «не раскололась».
«Колоть» ее назначалось теперь опытнейшему следователю управы Вячеславу Игоревичу Боборыкину, надворному советнику, отправившему на каторгу не одного крупного злоумышленника.
Первое, что сделал надворный советник Боборыкин, когда в его кабинет привели Вронскую, так это улыбнулся: широко и добродушно, как старинной знакомой. А потом сразу предложил присесть, что случалось не со всеми подследственными, включая женщин. Затем велел принести себе и его «гостье», как он выразился, чаю, и только потом приступил к дознанию. Нет, простите, к беседе, как он сам сказал об этом Вронской.
– А теперь, – произнес он, – давайте с вами побеседуем. – И любезно так откашлялся.
– Давайте, – охотно согласилась Екатерина Васильевна, что вселило в душу надворного советника некоторую надежду на положительный и скорый исход расследования. А вместе с тем и на разные блага в виде продвижения по службе и прибавки жалованья. Такое случается довольно часто, когда запутанное и коварное дело раскрывается с помощью грамотно проведенного дознания.
– Итак, – Вячеслав Игоревич улыбнулся еще шире и добродушней, – вы понимаете, Екатерина Васильевна, почему вы здесь?
– Нет. – Кити обворожительно улыбнулась. – Надеюсь, вы мне это объясните, сударь? А то ваш начальник, господин полицеймейстер Федотов, говорил что-то про ограбление банка, но я из его объяснений ничегошеньки не поняла.
– Не поняли? – Надворный советник продолжал улыбаться, хотя настроение его несколько испортилось. «А с этой дамочкой, похоже, придется повозиться», – подумал Вячеслав Игоревич, глядя в чистые, без тени сомнения глаза Вронской. – Наверное, господин полицеймейстер куда-нибудь торопился, поэтому и не смог объяснить ваше положение более... как это поточнее выразиться... доходчиво, – такое вот словечко решил употребить Боборыкин.
– А вы? – спросила Кити.
– Что, я? – не понял надворный советник.
– Вы никуда не торопитесь?
– Нет, не тороплюсь, я полностью в вашем распоряжении, – ответил Боборыкин, а сам подумал: «Ой-ой! Видать, крепко мне придется повозиться с этой Вронской». Настроение продолжало снижаться. – И поэтому постараюсь просто и доходчиво объяснить вам ваше положение.
– Я так рада. – Екатерина согласно кивнула хорошенькой головкой, поудобнее устроилась на стуле и подперла подбородок рукой, приготовившись слушать.
Увидев такую позу Вронской, Боборыкин опечалился совершенно, а его настроение упало до самой нижней отметки. Но виду, конечно, он не показал. Судя по всему, разговор с подозреваемой предстоял долгий и упорный. И не факт, что ее, как подозреваемую, удастся перевести в разряд подсудимых.
– Итак, разъясняю, – обстоятельно начал надворный советник, – вы находитесь здесь в связи с подозрением в соучастии кражи секретных документов из сейфа Императорского Промышленного банка...
– Простите, а кто подозревается в этом соучастии? – невинно сморгнула длинными ресницами Кити.
– В первую очередь вы, госпожа Вронская, – ответил Боборыкин.
– Я-а-а? – Недоумение казалось искренним. – Подозреваюсь за соучастие в краже?! Вы что-то путаете.
– Мне не пристало путать, – как можно спокойнее и даже с легкой насмешкой ответил надворный советник.
– Это какая-то ошибка!
– Не думаю. – Боборыкин пошелестел бумагами и отыскал нужную. – У нас имеются показания управляющего банком господина Заславского, где он признается в изъятии документов из сейфа банка по вашей, госпожа Вронская, указке.
– Указке? – Бровки Екатерины Васильевны взлетели вверх. – А он что, мальчик несмышленый?
– Ага, – заметно повеселел Боборыкин. – Значит, вы признаете, что это по вашей просьбе господин Борис Яковлевич Заславский, управляющий Императорским Промышленным банком, вскрыл сейф и похитил секретные документы?
– Ну что вы, конечно, не признаю, – мгновенно последовал насмешливый ответ.
– То есть?
– То есть не признаю, что по моей просьбе господин Заславский похитил какие-то там документы. Просто не было никакой просьбы, – спокойно произнесла Вронская.
– И, конечно, никаких документов он вам не передавал, и вы их не прятали? – с большой ехидцей спросил Боборыкин.
