— Слушай, — меня внезапно осенило, — так это, может, арабы ее — того?
— Опять арабы, — погрустнел Кирилл.
Я посмотрела на него пристально и начала кое‑что понимать.
— Ты что, мне не веришь? А как же наш уговор?
— Тебе могло показаться. — Он прятал глаза.
Ты что, думаешь, у меня крыша поехала? догадалась наконец я. — Ты думаешь, что раз день из головы выпал, то и дальше у меня провалы в памяти будут? Я же четко помню все, что произошло после того злосчастного воскресенья! Арабы меня похитили, а до этого они побывали у тебя. Может, это ты плохо соображаешь, после того, как они тебе по голове дали?
— Ну знаешь…
— Что — «знаешь»? Ничего ты не знаешь! Зациклился на мысли, что я ненормальная, дальше своего носа не видишь! Откуда тут арабы? А в Ливане кто, по‑твоему, живет — папуасы? Какого черта она в Ливане делала? Этого тебе твой знакомый не сказал? Кстати, у Гены он какое место лечил — не голову ли? А то у меня такое впечатление, что все вы с приветом.
— Прекрати орать, вон уже люди оглядываются!
— Мне плевать, что люди слышат, надоело все! Русским языком тебе говорят, что арабы лежат убитые в той квартире — Ковенский переулок, дом пять! Вход из подворотни! Скажи это своему знакомому, путь проверят!
Хорошо, скажу, — примирительно ответил Кирилл.
— А про бандитов тоже все правда, спроси его, знает ли он Шамана, и он скажет, что знает. А Савёла недавно убили, это тоже милиция должна знать. И ничего я не придумывала, «савёловские» точно за мной следили. Я записала номер их машины, и Вася выяснил, что это «савёловские».
— Какой еще Вася? — совсем уже обалдел Кирилл.
— Вася Курочкин, мой лично знакомый милиционер, — с гордостью ответила я. — Не веришь — спроси у Нины, он в нее влюблен.
— О Господи!
Мы какое‑то время шли молча, потом Кирилл вдруг схватил меня за плечи.
Так это все правда? Они тебя пытали?
— Не успели. Но могли бы, — злорадно ответила я, — меня спас неизвестный. И это был не ты.
Ты понимаешь, что они могли тебя убить? — Теперь уже он кричал так, что на нас оглядывались:
— Ага, долго же до тебя доходит.
Он крепко прижал меня к себе, потом отпустил.
— С утра — из дому только на работу. С работы я буду тебя встречать каждый день. Ни к кому в машину не садись и в гости ни к кому не ходи.
Вот раскомандовался! Ты лучше скажи, почему тот противный голос по телефону утверждал, что это он взорвал Валентину с мужем? А скорей всего, это арабы ее за то, что она им брошку не отдала. Что же такое было в этой брошке?
Кирилл промолчал. На завтра у него назначена встреча с профессором Солодовым, он наконец узнает, что такое было в этой брошке.
— Знаешь, — медленно произнес он, — пожалуй, все сходится. Этот тип по телефону… не в его духе взрывать людей. Так, попугать беспомощную женщину, это он может, придумать целый спектакль, чтобы страшнее было, а на убийство… Тут совсем другие качества нужны. А здесь все так удачно для него обернулось, он и решил сказать, что это он, чтобы ты еще больше испугалась. В общем, он решил чужими руками жар загребать.
— Да, кстати, вспомнила про арабов еще. Мы как‑то с Альбиной говорили, помнишь, такая полная, так вот, она тоже утверждает, что у Валентины что‑то было с арабами. Она их в Израиле достаточно навидалась, язык на слух может отличить. Только ты в милиции про нее не говори — зачем человека впутывать?
Уже на прощание он опять умолял меня быть осторожной, так что я даже немного растрогалась от такой заботы.
Сергей Лебедев притормозил на перекрестке, открыл дверцу и махнул Кириллу:
— Привет, ты и есть Кирилл Михайлов? Садись быстрее, тут стоять нельзя. Я со стариком договорился, он нас ждет.
— Как у него со здоровьем? — опасливо спросил Кирилл, — Он от неожиданности не того?
— Будь спокоен! Поздоровее нас с тобой! Энергии, во всяком случае, на пятерых.
Старик‑профессор Солодов действительно оказался на вид очень бодрым.
— Что у вас ко мне за дело?
Кирилл без долгих разговоров положил перед ним несколько увеличенных листков, отпечатанных с микропленки. Он с большим трудом сумел договориться и сделать несколько фотографий. Профессор недоверчиво взял листы в руки. Он читал долго, потом что‑то узнал, посмотрел с изумлением на Кирилла, потом вернулся к началу, потом заглянул в конец, взглянул на подпись и отбросил листы, бессильно откинувшись на спинку кресла.
— Откуда это у вас? — беспокойно спросил он Кирилла.
— А как, по‑вашему, откуда это могло ко мне попасть? — довольно жестко ответил Кирилл.
— Вы кто, вы — из милиции?
— Нет, — смягчился Кирилл, — я не из милиции. Это попало ко мне совершенно случайно, эти материалы и еще многие другие попали ко мне, в общем‑то, по ошибке, но, не скрою, с ними связаны криминальные события.
— Я так и знал! — воскликнул профессор.
Прошу вас, профессор, расскажите мне историю этих материалов. Я вижу, что с ними связаны какие‑то события, для вас неприятные, но, рассказав о них, вы для себя сможете кое‑что прояснить и мне здорово поможете.
— Несколько лет назад в нашем институте проводились работы над одним перспективным алкалоидом — лекарственным препаратом растительного происхождения, который давал некоторый эффект при лечении шизофрении. Препарат создавал временное улучшение состояния психики больных, но имел побочные действия, через какое‑то время после его приема возникало излишнее возбуждение, поведение больных становилось немотивированным, они делались агрессивными. Вскоре это возбуждение проходило, и больные в большинстве случаев не помнили о своих поступках в период действия препарата.
— Наступала амнезия! — вставил Кирилл. — Значит, она говорила правду!
— О ком вы, молодой человек?
Продолжайте, профессор. Об этом позже.
— Вы, конечно, читали о берсерках, или о берсеркиерах, — скандинавских воинах, приходивших во время боя в состояние неистовства, терявших чувство страха и убивавших в ярости всех подряд, подчас не отличая своих от чужих?
— Да, конечно.
Так вот, по‑видимому, берсерки приводили себя в такое состояние, принимая какое‑то снадобье, сходное с нашим препаратом. Мы работали над этим алкалоидом, стремясь исключить эффект его последействия, и уже были близки к успеху, но в это время начались перебои с финансированием. Конечно, я продолжил бы работу, принимая во внимание важность такого лекарства, но для завершения исследований требовалось много дорогостоящего оборудования, фармакологического сырья и лабораторных животных — на голом энтузиазме такую работу не проведешь. В результате мне и моим сотрудникам пришлось отказаться от этой темы.
Вы что‑то не договариваете, профессор. Что вы имели в виду, говоря, что так и знали? Солодов опустил глаза.
В моей лаборатории работал очень талантливый сотрудник, довольно молодой человек. Он был способным ученым, но в моральном отношении… На мой взгляд, он придавал слишком большое значение деньгам. Впрочем, вы можете со мной не согласиться. — Профессор покосился на Сергея Лебедева.
— Так вот, когда в нашем институте начались сложности с финансами, он скоро уволился. Куда он перешел работать, я точно не знаю, слухи ходили самые разные, но перед самым его увольнением случился неприятный инцидент. Я ушел вечером с работы, но на полпути вспомнил, что оставил в своем кабинете материал, который хотел просмотреть дома. Вернувшись, я застал Вадима, простите, того сотрудника, о ком я говорил, у себя в кабинете.
Он как‑то объяснил свое присутствие там, но потом я заметил, что бумаги находились в беспорядке, в них несомненно рылись, наверное, тогда он кое‑что переснял. В общем‑то, секрета в этом не было, постепенно он мог и так все выяснить, но он собирался увольняться, и ему надо было получить все как можно скорее.
— Вы сказали, его звали Вадим?
— Я ничего не говорил. Вам послышалось.
— Могу вам сообщить, профессор, что Вадим недавно умер. Его убили.
— Да… Я подозревал, что он плохо кончит.
— Я знаю, куда он уволился после нашего института, — вмешался Сергей Лебедев.
Он назвал крупную государственную контору.
— Зачем менять шило на мыло? — удивился Солодов. — Там же денег еще меньше платят!
— Ошибаетесь, профессор. Там денег вообще не платят. Но и работы не требуют. А оборудование есть, можно спокойно заниматься своим делом, никто не проверяет. Вот там он и работал. Животных, конечно, сам покупал и кормил, а все остальное — за государственный счет, неплохо устроился!
Профессор, вы сможете ознакомиться со всем объемом материалов, оставшихся после Вадима. Возможно, тогда вы поймете, какой интерес представляло ваше лекарство для преступников и какое направление приняла работа Вадима после его ухода от вас: Наверное, только вы сможете профессионально оценить эти материалы. Вы читаете по‑английски?
