– Ну вот, смотрите. Давайте назовем девятку группой А, а тройку – группой Б. На карте я очертил места, где были найдены жертвы группы А. Видите: если исключить отсюда группу Б, получится четкая географическая зависимость. Жертвы группы Б были найдены в Малибу, Западном Голливуде, Восточном Голливуде, Южном Голливуде. Группа А концентрируется в Восточном Голливуде и Сильверлейке. – Босх провел пальцем по карте, показывая зону, в которой Черч оставлял трупы. – А вот здесь, почти в центре этой зоны, находится Гиперион-стрит – место, где Черч их убивал.
Выпрямившись, он уронил на карту сложенный листок бумаги.
– Здесь перечень дат по одиннадцати убийствам, первоначально приписанных Черчу. Как видите, вначале наблюдается определенный интервал – тридцать дней, тридцать два дня, тридцать восемь, тридцать один, тридцать один. Но потом вся схема летит к черту. Помните, как это нас тогда смущало?
– Да, помню.
– Мы получили двенадцать дней, затем шестнадцать, потом двадцать семь, тридцать и одиннадцать. Закономерность рассыпалась в прах. А теперь разделите даты группы А и группы Б!
Босх развернул листок, на котором были выведены две колонки цифр. Наклонившись над столом, чтобы было лучше видно, Локке принялся изучать эти цифры. На его лысой, испещренной веснушками голове Босх заметил тонкий шрам.
– Для группы А мы теперь имеем четкую закономерность, – продолжал Босх. – Вполне четкую. Тридцать дней, тридцать два, тридцать восемь, тридцать один, тридцать два, двадцать восемь, двадцать семь. Для группы Б мы имеем восемьдесят четыре дня, прошедших между двумя убийствами.
– Управление стрессом здесь получше.
– Что?
– Интервалы между воплощением фантазий в жизнь определяются накоплением стресса – об этом я говорил в своих показаниях. Чем лучше исполнитель преступления с ним справляется, тем дольше интервал между убийствами. Второй убийца лучше управляет стрессом. Или по крайней мере лучше управлял.
Глядя, как он мерит шагами комнату, Босх достал сигарету и закурил. Локке ничего на это не сказал.
– Что я хотел бы знать – возможно ли такое? – спросил Босх. – Я имею в виду, есть ли какой-то известный вам прецедент?
– Конечно, это возможно. Черное сердце никогда не бьется в одиночку. Чтобы найти этому подтверждение, не нужно далеко ходить. Вспомните «Душителей с Хиллсайда» – о них даже написана книга «Двое одинаковых». Оцените сходство методов «Ночного охотника» и «Душителя со Стрип», орудовавших в начале восьмидесятых. Короче говоря, мой ответ таков – да, это возможно.
– Я знаю об этих случаях, но тут нечто другое. Я работал над некоторыми из них и знаю, что тут все не совсем так. «Душители с Хиллсайда» работали вместе: они были двоюродными братьями. У двух других действительно было нечто общее, но были и большие различия. А здесь кто-то приходит и в точности копирует другого. Так точно, что мы этого не замечаем, и он спокойно уходит.
– То есть двое убийц работают независимо друг от друга, используя одну и ту же методику.
– Именно так.
– И снова я скажу, что тут нет ничего невозможного. Вот еще один пример – помните, в восьмидесятых был такой «Дорожный убийца», действовавший в округе Орандж и в Лос-Анджелесе?
Босх кивнул. По этим делам он не работал и мало о них знал.
– Ну, в один прекрасный день им сильно повезло, и они поймали одного ветерана войны во Вьетнаме по имени Уильям Бонин. Они связали его с несколькими эпизодами и решили, что он несет ответственность и за все остальное. Его отправили в камеру смертников, но убийства продолжались. Полиция продолжала расследование до тех пор, пока сотрудник дорожной полиции не обнаружил парня по имени Рэнди Крафт, который ехал по шоссе с трупом в машине. Крафт и Бонин не знали друг друга, но некоторое время втайне действовали под одним и тем же псевдонимом «Дорожный убийца». Оба убивали независимо друг от друга, но по ошибке их принимали за одного человека.
Это уже вполне походило на теорию, которую выдвинул Босх. Локке воодушевленно продолжал говорить – видимо, позднее вторжение больше его не беспокоило.
– Видите ли, в тюрьме Сан-Квентин при камере смертников есть один охранник, которого я знаю, так как проводил там исследования. Он рассказывал мне, что там сидят четыре серийных убийцы, включая Крафта и Бонина, которые дожидаются своей очереди отправиться в газовую камеру. Ну так вот, они вчетвером каждый день играют в карты. В бридж. Вместе они убили девяносто пять человек и вот теперь играют в бридж. В любом случае дело не в этом, а в том, что, как он говорит, Крафт и Бонин думают настолько одинаково, что вдвоем почти всегда выигрывают.
Босх начал складывать карту и, не поднимая глаз, спросил:
– Эти Крафт и Бонин – они убивали свои жертвы одним и тем же способом? Совершенно одинаково?
– Не совсем. Моя мысль заключается в том, что тут их вполне может быть двое, но в данном случае последователь оказался хитрее предшественника. Он прекрасно понимал, что нужно сделать, чтобы увести полицию по другому пути – прямо к Черчу. А потом, когда Черча уже не было в живых и его нельзя было использовать для маскировки, последователь, так сказать, ушел в подполье.
Босх поднял на него взгляд, и тут его вдруг осенила одна мысль, заставившая увидеть все в совершенно ином свете. Словно бильярдный шар разбил пирамиду других шаров, и во все стороны полетели цветные брызги. Однако Босх промолчал – посетившая его мысль была чересчур опасной. Вместо этого он задал Локке еще один вопрос:
– Но даже когда последователь ушел в подполье, он придерживался точно такой же программы, как и Кукольник. Зачем, если никто этого не мог увидеть? Помните, мы считали, что когда Кукольник оставляет тела своих жертв в людных местах, это составляет часть его эротической программы. Что это его сексуально возбуждает. Но зачем данной программе последовал второй убийца, если тело не должны были найти?
Положив обе руки на стол, Локке некоторое время молча думал. Босху показалось, что во внутреннем дворике – патио – послышался какой-то звук. Однако, выглянув в открытые створчатые двери, он увидел там лишь темную громаду крутого каменного склона, вздымающегося над освещенным бассейном. Он посмотрел на свои часы. Уже полночь.
– Это хороший вопрос, – сказал Локке. – Ответа на него я не знаю. Возможно, подражатель знал, что тело в конце концов обнаружат, что ему самому захочется о нем сообщить. Вероятно, мы должны предположить, что именно последователь четыре года назад направил записки вам и в прессу. В его программе это является элементом эксгибиционизма. Очевидно, у Черча не было такой потребности мучить своих гонителей.
– Последователь нас дразнил и одновременно сбивал со следа.
– Вот именно. Ему доставляло удовольствие дразнить своих преследователей, причем вся ответственность за совершенные им убийства падала на реального Кукольника. Вы улавливаете мою мысль?
– Да.
– Отлично. Так что же произошло? Реальный Кукольник, то есть мистер Черч, был вами убит, и подражатель лишился прикрытия. Тогда он продолжает свою работу – продолжает убивать, – но теперь он хоронит жертву, прячет ее под слоем бетона.
– Вы хотите сказать, что он продолжает выполнять всю эротическую программу, включая косметику и все прочее, но потом хоронит жертву, чтобы никто ее не увидел?
– Чтобы никто не узнал. Да, он следует своей программе, прежде всего потому, что это его возбуждает. Тем не менее он больше не может публично избавляться от тел, так как это раскроет его тайну.
– Тогда к чему эта записка? Зачем он послал в полицию записку, которая его изобличает?
Прежде чем ответить, Локке некоторое время расхаживал вокруг обеденного стола.
– Он слишком уверен в своих силах, – наконец сказал он. – За эти четыре года он очень окреп и считает себя непобедимым. Это обычное дело на стадии распада личности у психопата. Чувство уверенности в себе и в собственной неуязвимости все возрастает, тогда как в действительности психопат совершает все больше и больше ошибок.
– То есть раз все эти четыре года он оставался безнаказанным, то считает, что находится вне подозрений и настолько безупречен, что может послать нам еще одну записку – просто чтобы подразнить?
– Именно так, но это лишь один из факторов. Другой – это его самолюбие, претензии на авторство. Начался большой процесс, где фигурирует имя Кукольника, и он хочет привлечь к себе чуточку внимания. Вы должны понимать, что он страстно желает привлечь внимание к своим поступкам. В конце концов, именно последователь, а не сам Черч, посылал раньше письма. И вот, раздуваясь от гордости и чувствуя себя выше полиции – я думаю, даже чувствуя себя богом, – он и пишет последнее письмо, которое отправляет на этой неделе.
– Дескать, поймайте меня, если сможете.
– Да, такая вот старая игра… И наконец, он мог послать это письмо потому, что до сих пор злится на вас.
