Билли заплакал.
– Но тело...
– О нем я позабочусь. Я уже прибрал кухню. Теперь я похороню Никки.
– Где? Куда ты ее денешь?
Злыдень понял, насколько это для Билли важно.
– В каком-нибудь мирном месте, – ответил он. – Где-нибудь, где она сможете видеть деревья и голубое небо и слышать пение птиц.
* * *
Три часа спустя Злыдень внес Никки в свой дом возле церкви. Как в саван, труп был завернут в мешки для мусора. Он нажал локтем выключатель и, не проявляя ни малейшего почтения к усопшей, сбросил свой груз на пол. Потом прошелся по кухне. Снял ключи с гвоздя на стене, спустился по каменным ступенькам и отпер дверь. Когда она распахнулась, в лицо ему пахнуло обычной вонью, вылетело обычное облако насекомых.
Достав из-под раковины промышленный фонарь, Злыдень прихватил его с собой в подвал, потом заклинил им вторую дверь, наставив так, чтобы он освещал подземный туннель, ведущий к крипте. Затем вернулся за телом.
Перебрасывая труп через плечо, он ощутил сладкий аромат. Пармские фиалки. Почему-то этот запах напомнил ему детство. Злыдень решил, что аромат исходит от Никки, и выбросил его из головы. Затем отнес жену Билла в подвал. Где нет ни деревьев, ни голубого неба, ни пения птиц.
Только мухи, размножающиеся в ядовитой темноте.
Не потрудившись снять мешки для мусора, Злыдень пропихнул труп в дыру. Прошла секунда, а после он услышал "уф", с которым жена Билли достигла места своего упокоения. Тут он вспомнил про Сайруса и задумался, а жив ли еще вышибала. Поэтому сходил за фонарем. Вернувшись, он высунулся в дыру и посветил в яму.
Сайрус никуда не делся, валялся себе, скорчившись, на боку. Не двигался и не дышал. Поверх него, отчасти закрывая ему ноги, лежала в своем коконе Никки. А справа от них – мужик средних лет в лиловой рубашке. Мужик лежал на спине и лыбился как ведущий телешоу. Макушка у него разошлась зубцами на манер средневекового парапета. Пока Злыдень водил лучом фонаря по средних лет пузу и средних лет штанам, пульс у него участился. Потому что он знал, доподлинно знал, что никогда раньше не видел типа в лиловой рубашке.
Не видел лица ее и красы грозовой,
Но буду любить до доски гробовой.
Автор неизвестен
К полудню Злыдень вернулся в дом Билли. Сам Билли с зеленой, как лайм, физиономией играл с дочкой на ковре в гостиной.
– Что сказала полиция?
– Очень мало. Папа Никки поехал со мной в участок. Он понял, как мне хреново, поэтому все разговоры взял на себя. Все было просто. Я не знал, но если верить ее папе, в восемнадцать лет она пыталась покончить жизнь самоубийством.
– Это хорошо, – сказал Злыдень.
– Хорошо? Что в этом хорошего, черт побери?
– Я хотел сказать, укладывается в историю. В историю женщины, которая способна бросить мужа и маленькую дочку. Как по-твоему, они тебе поверили?
– Мама с папой поверили. Без вопросов. Они считают меня задницей, но никак не убийцей.
– Мама, – сказала вдруг дочка Билли.
Билли уставился на нее в полнейшем ужасе. Насколько он знал, это слово Мэдди произнесла впервые.
– Нашел для нее подходящее место? – спросил он Злыдня.
– Лучше не бывает.
* * *
Они поехали в Дисли, чтобы завезти Мэдди к сестре Билли. Кэрол это было не в тягость: она всегда хотела дочку и обожала Мэдди. И даже Кэрол, далеко не самая большая поклонница Билли, увидела, что ее брат страдает.
– Она вернется. Уверена, что вернется. – Она неловко поцеловала Билли в щеку. – Постарайся не слишком волноваться.
Злыдень ждал на улице, изображая таксиста. Садясь в машину, Билли снова плакал. Вот как с ним на данный момент обстояли дела: стоило кому-то проявить к нему хоть толику сочувствия, и он уже разнюнивался.
Когда они приехали к Билли домой, на подъездной дорожке ждала незнакомая машина. Желудок у Билли скрутило узлом. Он решил, это полиция. Но оказалось, лишь какой-то темнокожий в кожаной куртке. Они со Злыднем были как будто знакомы.
– Познакомься, Билли, это Брэндо. Он мой друг. Сегодня вечером я занят, у меня много дел. Но Брэндо с тобой посидит, позаботится, чтобы у тебя было все, что нужно.
– Нет. Ни в коем случае, мать твою, – уперся Билли.
– Вы меня даже не заметите, – сказал Брэндо.
– Что? По-твоему, я не замечу шестифутового негра у себя в гостиной?
Брэндо счел это смешным.
– Тебе лучше не оставаться одному, – сказал Злыдень.
– А вот и нет. Мне как раз и надо побыть одному. Когда случается дурное, я никого не хочу видеть, ни с кем не хочу разговаривать. Хочу только лечь и свернуться калачиком. Это я и собираюсь сделать. И самоубийством я жизнь не покончу, если ты этого боишься. Если бы собирался, давно уже себя порешил бы.
Встретившись взглядом со Злыднем, Брэндо пожал плечами.
– Он как будто принял решение.
– Ладно, Билли, – вздохнул Злыдень. – Твоя взяла. Но мне это не нравится.
– А кому нравится? Кто, скажи на милость, счастлив?
– Дураки, – отозвался Брэндо. – Уйма дураков счастливы.
* * *
Ковыряя за столом у себя в кабинете корнуэльский пирог с картофелем и мясом, старший детектив Харроп смотрела перед собой в пространство. С тех пор как в здании запретили курить, потребление пирогов возросло втрое. Вошел Хьюс. Он улыбался, и Харроп сразу поняла, что он что-то раскопал.
– С чего это ты так счастлив? – спросила она. – Твоя невеста вчера вечером дала в зад?
Невосприимчивый к грубости, Хьюс сунул ей под нос глянцевую фотографию. Изображенное на ней как будто походило на человека, падающего с дерева. Присмотревшись внимательнее, она увидела, что ему не хватает головы, и оттолкнула снимок.
– Идиот! Я же ем.
– Не хотите знать, в чем дело?
– Это как-то связано с расследованием?
– Возможно.
– "Возможного" мне мало. Так связано или нет?
– Да.
– Если ты лжешь, Хьюс, я тебе врежу.
– Билли Дай.
– О Господи!
– Тело нашли в январе в Шотландии. Возле отеля под названием "Скене-кастл".
– Ну и что?
– В январе Билли останавливался в этом отеле. Он там свадьбу играл.
– Да? В то самое время?
– За неделю до того, как нашли тело.
На мгновение Харроп как будто заинтересовалась, потом ее взгляд затуманился.
– Не-а. Он женится, идет в лес и убивает кого-то, чтобы отпраздновать событие? Где логика? Этого всадника без головы опознали?
– Дэвид Бретт. Разнорабочий, на тот момент не у дел. Известен полиции тем, что заглядывал через бинокль с большим разрешением в спальни к женщинам.
– Извращенец хренов!
– Верно.
– Так по-твоему, Билли Дай поймал его, когда он наблюдал, как его невеста снимает свадебное платье, и преподал ему урок, подвесив вверх ногами и отрубив голову?
Разочарованный ее реакцией, Хьюс пожал плечами.
– Что думают шотландские идиоты?
– Разрабатывают теорию, мол, это дело рук какой-то банды из Глазго. Так сказать, казнь в преступном мире.
– Ага. – Она кивнула, сарказм прямо-таки сочился у нее с языка. – Значит, они не считают, что это сделал жених?
– Нет.
– Тогда почему ты тратишь мое время?
Хьюс покраснел. По какой-то причине краска залила ему лишь нижнюю челюсть и брыли.
– Вы всегда учили меня руководствоваться интуицией. Так я и поступил. Наш типчик приносит беду по меньшей мере. Где бы он ни поселился, вокруг него вечно кто-то умирает. Возможно, просто совпадение. Но интуиция подсказывает, тут нечто большее.
Харроп открыла банку колы, проглотила половину содержимого и издала вулканическое рыгание.
– Логично.
Хьюс снова заулыбался.
– Вы мне верите?
– Не верю – понимаешь, – я не верю. Но потому что ты – это ты, и страдаешь слабоумием и словесным недержанием, так и быть, я тебя пожалею. У тебя есть два дня. Сорок восемь часов, чтобы доказать, что я не права.
* * *
Наслаждаясь утренней ванной, Шеф пытался подсчитать, сколько же у него денег. Только порнография и наркотики давали, вероятно, миллионов восемь. А были еще вымогательства и ссуды под такие проценты, платить которые будет лишь отчаявшийся недоумок. По счастью, в Манчестере хватало недоумков, которые приносили еще полтора миллиона годовых. Продажа краденого по бросовым ценам приносила как минимум пятьсот тысяч – и это в плохой год.
Шеф в любой момент мог бы уйти на покой, вот только он, как наркоман, подсел на ощущение власти. Он наслаждался тем, что его окружают крутые гориллы, которые краснеют и заикаются, когда он называет их бесхребетными. Ему нравилась идущая о нем дурная слава. Когда ты босс банды, особенно вежливый босс банды, который не пускает ветры в женском обществе, тебя приглашают на множество светских приемов.
Хотя Шеф ценил внимание женщин, трахал он только проституток. В отличие от жен вонючки действительно бывали благодарны, когда, чтобы кончить, ему требовалось лишь тридцать секунд.
