Если бы Бедуин, прикрывая за собой дверь, посмотрел наверх, то первое, что он сделал бы, это умчался прочь, унося на руках Крола. Под потолком очень хорошо просматривались датчики сигнализации. Но на него давило понимание того, что на этот раз он залез в квартиру не какого-то лоха, а транспортного прокурора. Поэтому вместе с ужасом перед Пастором в его душу замешался еще и страх от собственной наглости. Он повел за собой Крола внутрь квартиры.
Задача была поставлена четко и ясно. Разыскать крупную сумму денег в валюте и убраться с нею прочь. После этого позвонить Пастору на завод и доложить об успешно проведенной операции. Бедуин переворачивал вещи Вадима и шептал себе под нос:
– Бабки, завод… Бабки, завод…
Их не совсем законные действия прервал чей-то голос. Сначала Бедуин подумал, что он донесся с небес. Но там, как известно, ментов нет.
А такая фраза могла принадлежать только стражу порядка:
– Копыта веером, и замерли!..
Это значит руки вверх, чтобы их было хорошо видно, и не шевелиться.
Бедуин и Крол помертвели от ужаса, медленно подняли руки и повернулись. Перед ними, как в ужасном сне, стояли два сержанта в бронежилетах. Об их намерениях догадаться было нетрудно, посмотрев на стволы их автоматов.
Бедуин, человек сдержанный и рассудительный, замер как «морская фигура» из детской игры. Крол, психика которого была подорвана постоянными задержаниями по подозрению в совершении тех или иных преступлений, накала момента не выдержал. Он подумал о том, что его опять сейчас закроют, теперь уже не по подозрению, а по факту, и снова будут бить.
– Хрен вам всем! – дико завопил Крол, ястребом подлетел к окну и бросил свое тело в переплет рамы.
Раздался треск дерева и хруст стекла. Крик, стихая, уходил куда-то вниз. Бедуин стоял и округлившимися от ужаса глазами смотрел на изувеченное окно.
– Саня, ты не помнишь, какой это этаж? – спросил один сержант другого, не отводя ствол автомата от окаменевшего злоумышленника.
– По-моему, четвертый.
Через десять минут Бедуин был в райотделе, а Крол – в реанимации. Ему очень повезло. Вылетев из окна, он упал на крону клена. О том, как Крол летел сквозь нее, цепляясь за ветки и переворачиваясь, могли рассказать только старушки, сидевшие в тот момент у подъезда. Весь вид Крола, лежащего на каталке в палате, напоминал тело Маугли, закончившего сражение со стаей красных волков.
Еще через двадцать минут в райотдел прибыл Пащенко.
Когда ему позвонили на мобильный телефон и сообщили, что в его квартиру совершено проникновение, он первым делом спросил:
– Где задержанные?!
Ему стали что-то говорить по поводу того, что вещи не похищены, дверь не взломана, а открыта, но он, вводя оператора в растерянность, интересовался не кражей:
– Мне плевать на квартиру! Где люди, которых задержали?!
Узнав об этом, Пащенко бросился за руль своей служебной «Волги» и на глазах удивленных подчиненных отъехал от прокуратуры.
– Браток, дорогой мой!.. – говорил он чуть позже Бедуину, сидящему напротив него. – Скажи мне только одно – где сейчас Пастор? И не будет никаких заявлений о покушении на кражу! Я знаю, что вы там искали. Скажи мне, где Пастор! Тогда ты через три часа выйдешь из отдела. Это я тебе обещаю. Я, прокурор Пащенко.
– Какой Пастор? – Бедуин изо всех сил играл роль партизана, угодившего в застенки гестапо. – Я не знаю никакого Пастора. Мы с приятелем первый раз в жизни хотели украсть что-нибудь, да не получилось. По неопытности…
Вадим понимал, что время уходит, знал, как тяжело сейчас приходится его другу, и решил активизировать процесс.
– Где у вас спортзал? – спросил он у оперов, сидящих рядом.
– Ну вот!.. – огорчился Бедуин. – Сейчас наденете перчатки и начнете из меня грушу делать.
Он угадал лишь наполовину. По просьбе Вадима опера подвесили Бедуина к гимнастической перекладине вниз головой. Им уже давно хотелось так сделать, но они до смерти боялись прокуратуры. Последние события, по их мнению, открывали для них некоторые перспективы. Отойдя в стороны, ребята с удовольствием наблюдали, как Пащенко раскачал бандюка и тот болтался на манер здоровенного маятника.
– Прости меня, Господи, за неподобающие дела, – пробормотал прокурор, продолжая увеличивать амплитуду качания маятника.
Бедуин, впервые оказавшийся в роли будущего космонавта, проходящего подготовку к полету в Звездном городке, верещал как резаный. Через две минуты ему стало плохо.
– Сними!.. – кричал начинающий Бетмэн. – Ты же прокурор! Ты что делаешь?!
– Если не хочешь, чтобы на твоем пути сейчас появился гимнастический «козел», говори, где Пастор.
– На заводе он! На заводе механических изделий!..
Было потеряно полчаса. Вадим попросил оперов снять Бедуина и бросился к машине. В этот момент ему и в голову не приходило взять кого-нибудь в помощь. В нем горело лишь одно желание – как можно быстрее оказаться там, где сейчас находился Антон. В том, что судья обязательно пребывает рядом с Пастором, Пащенко нисколько не сомневался.
– А как красиво ты с похоронами замутил! – Пастор прищурился. – Я чуть было не купился. Но нет. Понимаешь, стою над могилой и не верю. Не могу! Бывает же такое. У Сохи вон сразу скупая слеза по щетине скользнула.
– Не было никакой слезы! – возмутился тот, затаскивая труп Вострикова туда, где тот находился прежде.
– Но вот с памятником у вас недоразумение вышло. Могильные камни заранее заказывать – дурная примета. Вот и расплачиваешься ты сейчас за это, Антон Павлович.
Костин, который уже отогрелся после недолгого пребывания в морозильной камере и снова почувствовал жизнь во всех органах, скользящими взглядами оценивал свое положение относительно двери. Что за ней – неизвестно, но если вырваться отсюда, то появится шанс на спасение. Сидеть аморфным телом у морозильника и хлопать глазами как овца, которую собрались резать, Антон не собирался.
Пленнику приходилось гадать, какую еще пакость приготовил для него бандит. Костин понял это, едва в комнату вошли те двое, что мило общались с ним у его туалета. Малолетка вместо «вальтера» был вооружен гипсом на правой руке. По лицу верзилы Антон догадался, что хирург в больнице только что вправил ему орган обоняния. Нос был развернут в прежнем положении, но напоминал мичуринскую сливу в период сбора урожая.
– Обидел ты моих ребят, Антон Павлович. Жестоко с ними обошелся. А они ведь говорили тебе: не дергайся, и все будет в порядке.
Костин сориентировался мгновенно.
Амбал, приближаясь к нему, закрыл собой Пастора. Малолетка, подходя справа, заслонил Соху. Между ними был свободный проход до двери. Второго такого случая уже не представится!..
Продолжая держать в зубах сигарету, Антон вскочил со стула и профессионально, вложив в удар весь вес тела, вбил кулак в нос здоровяка. Испытывая ужасную боль, амбал заорал и повалился на Пастора. Удержать их обоих хлипкий стул не смог. Хрястнув во всех соединениях, он сложился, как карточный домик. На полу, пытаясь подняться, возились вор и амбал.
Не теряя позиционного преимущества, Антон с разворота пробил в лоб юнцу. По хрусту костяшек и немоте в кисти Антон понял, что пальцы на левой руке выбиты из суставов. Удар был рассчитан на челюсть, но маленький негодяй увидел предыдущий эпизод и от страха слегка подсел. Это спасло его челюсть от перелома, но не уберегло от более тяжких последствий. После того как он перевернул столик и упал в угол комнаты, его сознание более не включалось.
Антон рванулся к спасительной двери.
– Взять его!.. – захрипел Пастор, пытаясь выбраться из-под тела весом в центнер.
– Взять!..
Рванув дверь на себя, Костин почувствовал за спиной тяжелое дыхание. Помня о том, чем закончилась борцовская схватка в партере два часа назад, Антон решил более в контакт не вступать. Резко подсев, он опять с разворота пробил правой в пространство позади себя. Расчет был верен.
Соха, уже приблизившийся к нему почти вплотную, получил сокрушительный удар в живот. Как тогда, у банка, он издал какой-то хрюкающий звук и всем весом повалился на Антона. Добавив два раза ему по загривку, уже не по-боксерски, а как в уличной драке, сверху – чтобы просто было больно, Костин побежал по коридору.
С начала боевых действий до того момента, как Соха буквально переломился пополам, прошло не более пяти секунд. Антон понимал, что сейчас все зависит лишь от правильности выбранного им направления и от скорости перемещения. С тоской глядя в конец длинного коридора, он подумал о том, что в его распоряжении не более трех-четырех секунд. Именно столько времени ворью понадобится для того, чтобы достать оружие и передернуть затворы. Плюс секунда на прицеливание. Далеко ли он убежит за это время? До конца коридора оставалось двадцать метров.
