Нет, – важно сказал Протасов. – Академической греблей, если ты в курсе.
Ирина имела весьма отдаленное представление об этом виде спорта, но слово «академическая» ей пришлось по душе.
Целый день на воздухе, е-мое, – Протасов пошел загибать пальцы, – тренировки, талоны в столовку на Подоле (тут Протасов переборщил, талоны в столовую на Набережно-Крещатицкой выдавались в его юности, канувшей в лету вместе с СССР). Сборы в Украинке, там, а то и в Крыму. Потом сборная. Заграница. В институт физкультуры, опять же, зачислим. Поняла? Подальше, понимаешь, от наркоманов там, и шпаны разной.
Ирина даже растерялась, с непривычки, куда это Валерия понесло? Что за приступ альтруизма, а может быть, даже и припадок?
Но, потом она припомнила его обещание: «Приподнявшись, немного подсобить старшей дочурке…» и подумала: «Чем черт не шутит. А вдруг Валерий тогда не врал, а сейчас от слов перешел к делу?» Стремление держать Игорешку подальше от местных, из которых мало кто закончил хорошим, сыграло главную роль. Чем лучше оградить ребенка от такого повсеместного по нынешним временам зла, как наркотики и детская преступность, если ни спортом? И Ирина дала добро. На том они и порешили.
Когда Земы остались вдвоем, Волына потребовал объяснений:
Какой банк, зема? Ты что, с дуба упал?
Не твоего ума дело, – надулся Валерий. – Будем с тобой конкретно подыматься, чтобы ты знал.
Тачка заики? – не унимался Волына. – Ты его что, замочил?
Протасов только отмахнулся.
Какая гребля? Куда ты шкета Иркиного пристраиваешь? Какие такие талоны? Ты бы нам бесплатных талонов нагреб!
В тюрьме тебя бесплатно накормят.
Волына сначала притих, а потом неожиданно спросил:
А чего тебе Эдик скажет, если Гость ночью тачку раскурочит?
Протасов вылупил глаза и просто не нашелся с ответом. Упоминание Гостя, о котором Протасов в суматохе позабыл, мгновенно опустило его с небес на грешную землю. Уничтожение шикарной иномарки означало, прежде всего, жесточайший конфликт с Армейцем, и крушило план Протасова, в котором и «Линкольн», и Игорешка, и много чего еще, имели по-военному четко расписанные места. Протасов почесал затылок:
Значит, Вовка, шуруй в машину ночевать. Если что, отобьешься.
Совет не вызвал у Волыны воодушевления.
А это, блин, не совет. Это приказ. А это тебе в подарок, – Протасов протянул Вовке кулек с пивными банками.
А прокуришь салон, тут тебе и вилы, – бросил Протасов в спину Вовчику, который переступал порог с одеялом, пивом и ППШ под мышкой.
Ночь, к счастью, выдалась тихой.
* * *
Утром приятели встали рано. Вовчик вскипятил чай, Валерий осушил две кружки, в каждую из которых, по своему обыкновению, засыпал по пять столовых ложек сахару, и вышел во двор прогревать двигатель.
А я?
Хату, в натуре, охраняй. И, это, кстати… Провентилируй по соседям, знали ли они этого Лопуха? Вдруг чего наскребешь.
Пастуха, зема.
Без разницы.
Хлопнув приятеля по плечу, Валера вырулил со двора и был таков.
Глава 8
ОТТЕПЕЛЬ В ФЕВРАЛЕ
День 25 февраля, пятница
Результаты первых же пробных тестов, проведенных специалистами центра матери и ребенка, оглушили Кристину Бонасюк. Она так долго хотела этого, она так безнадежно мечтала, с другой стороны, не смея и надеяться всерьез, что сначала не поверила ушам.
– Я беременна?…
У нее кружилась голова, а собственный голос доносился со стороны, будто прокручивалась лента с записью. – А какой же, какой срок?
Андрею она решила ничего не говорить. На первых порах, по крайней мере.
Пока Кристина находилась в стационаре, предоставленный самому себе Бандура взялся за обустройство их общего будущего. А, вернее сказать, материальной базы этого будущего, без какой грядущие дни выглядели серыми и неприветливыми. Тем более, что база, по разумению Андрея, давно была создана его избранницей. В медицинских же вопросах он решил полностью положиться на Кристину. «Что я, гинеколог, в конце концов? Пускай сама с врачами разбирается, тем более, что ей палец в рот не клади. Сама сказала, чтобы не волновался, раз обыкновенная профилактика». Их разница в десять с лишним лет тоже, безусловно, сыграла роль.
«Кесарю кесарево», – решил Бандура, занявшись упомянутой материальной базой. Сложность заключалась в том, что пресловутой базой совершенно незаконно владел, (Андрей даже склонялся к определению узурпировал), действующий супруг Кристины, Василий Васильевич Бонасюк. Не будь этого чертового Бонасюка, и никаких сложностей не возникло бы. Отсюда напрашивался вывод: Бонасюка следует устранить.
Планы ликвидации Вась-Вася были многообразны и сложны в исполнении, зато убийственно действенны, и по-византийски коварны. Когда Кристина переехала к Андрею, он их воплощение отложил, но чтобы совсем отказаться?…
– Да что я, по вашему, дурак? Если Кристина старого пердуна жалеет, так это ее личные проблемы. – Оставшись в одиночестве, Андрей в тот же день принялся за старое, вызвав к себе Планшетова.
Опять будем Васька торбить через твоего гребаного предпринимателя Рубцова и его жену-истеричку? – без энтузиазма поинтересовался Планшетов. – Провалим дело, и сядем, чувак.
Нет, – отрезал Андрей, – действуем напролом.
Как это? Звонок в дверь и водопроводной трубой промеж рогов? – еще мрачнее осведомился Юрик.
Не угадал, чувак.
На этот раз Планшетову предстояло явиться к Вась-Васю, и предложить убраться к чертовой матери.
Буром на него при, – инструктировал Бандура перед вылазкой. – Сделаешь зверскую рожу, и вперед. Нахрапом, понял? Чтобы он в штаны надул. Чтобы как побежал, так до Умани не оглядывался. Можешь и в репу заехать, не помешает, для ума.
Вась-Вась, за глаза, так осточертел Андрею за истекшее полугодие, что он бы и сам с удовольствием удавил его собственными подтяжками. Впрочем, следовало соблюдать осторожность.
Задави его морально. Напугай так, чтобы мало не показалось. Чтобы собрал манатки – и фьюить… – Это «фьюить», в понимании Бандуры, означало скорость, с какой Вась-Васю надлежало покинуть насиженные места.
А кем я представлюсь?
Андрей в задумчивости потеребил кончик носа.
Моим другом… нет… не пойдет. Лучше, ее другом. Нет. Все! Знаю! Братом!
А у нее есть брат?
Откуда мне знать? Назовешься троюродным. Троюродные у всех есть, и их толком никто не знает. – Андрей принялся импровизировать. – Мол, приехал недавно из Приднестровья. Служил у генерала Лебедя, к примеру. В спецназе ВДВ… или нет… у этого, как его, у Смирнова. В батальоне «Днестр». Наемником. Или… О! Боевиком из УНСО! Трижды контужен. Полный псих. Со справкой. Тебе человека мочкануть, как два пальца обоссать. И ни хрена за это не будет, потому как у тебя справка. Понял? Ты невменяемый психопат. Кататоник! Приехал, увидел кузину в бедственном положении: плачет, кушать нечего, в то время как муженек в сауне плещется и на «99-й» модели рассекает. НЕСПРАВЕДЛИВО! Ты, блин, кузину в детстве на руках носил. Она тебе дороже… можно сказать… всего!
Кристина меня старше, чувак, – возразил Планшетов.
А? – Андрей на секунду растерялся. – Да? Значит, она тебя на руках носила. Она тебе, в натуре, за матушку была, пока ты после Афгана, Тбилиси и Баку в Приднестровье не укатил.
Я в Афган по возрасту не канаю!
Ну так и выкинь. Замени Нагорным Карабахом.
Да я по-украински ни бум-бум… Какой из меня УНСОвец?
Бонасюк тоже не бум-бум! – заверил Бандура. – И, вообще, какая, на фиг разница? Напугай его так, чтобы кирпичами срал, а потом, хоть японским самураем представляйся, хоть ветераном Иностранного Легиона. Он все схавает. С перепугу!
* * *
пятница 25 февраля 1994 г.
В пятницу лечащий врач сообщил Кристине приблизительный срок беременности – около семи недель.
Расположение плода нормальное, никаких вызывающих опасения отклонений, но тонус матки слабый. Я бы предложил стационар. Кристина, неуверенно и беззащитно улыбнувшись доктору, подумала, что теперь придется учиться жить по-новому. Отказаться от многого, еще вчера казавшегося ценным и необходимым, впрочем, теперь представлявшегося чепухой. Погруженная в свои мысли, госпожа Бонасюк миновала больничный коридор, и если б мы попались ей в тот миг на пути, то нам бы наверняка показалось, будто нежный и трепетный огонек освещает ее изнутри, как медовое яблочко к концу лета. В дальнем конце коридора располагался телефонный автомат, собравший небольшую очередь страждущих выбраться на волю хотя бы посредством электромагнитных колебаний. Кристина остановилась, чтобы занять очередь, но, вскоре, покачав головой в ответ на какие-то свои, оставшиеся невысказанными мысли, медленно проплыла мимо и скрылась в палате. Наверное, она не могла сейчас ни с кем говорить.
