— Ну задавай. Только побыстрее, — согласился Зорин.
— Париж. Исси-ле-Мулино, улица Бланш, сорок пять. Вам что-нибудь говорит этот адрес? — медленно, чуть ли не по слогам сказал Саша. Адрес этот из папочки Введенского он выучил наизусть. И, похоже, не зря.
Виктор Петрович мгновенно побледнел. Будто кто-то мазанул по его лицу кистью с белой краской. Говорил ли ему что-нибудь этот адрес?..
Домик в парижском пригороде он купил пять лет назад. Алисе тогда исполнился всего лишь год. И в этом доме он надеялся провести остаток своих дней.
Эта романтическая история началась в Москве, в самом конце восьмидесятых. С Ларисой он познакомился в Доме литераторов на презентации первого совместного сборника русских и французских писателей. Лариса была переводчицей с французского. И у них случилась, что называется, любовь с первого взгляда. Мало того, что Зорин и не чаял обнаружить в себе такие яркие чувства, но и Лариса ответила ему взаимностью.
Она не была молоденькой вертихвосткой, и даже успела побывать замужем, но все-таки разница в годах была колоссальной. Двадцать пять лет, четверть века — не хухры-мухры. И все же с самого начала их роман зашел в тупик. В смысле матримониальном. Зорин не мог бросить больную жену. Это ее убило бы. А дочери ему никогда этого бы не простили. Да и сам бы себе он этого не простил.
К счастью, тогда пошли первые большие деньги, и как-то, едва не случайно, ему и пришла в голову эта мысль.
Лариса до самозабвения любила Францию и Париж, утверждала, смеясь, что в одной из прошлых жизней была парижанкой.
— Ну, допустим, кошкой с Монмартра, — говорила она и поводила плечами, — бр-р-р, терпеть не могу кошек. . Это действительно был выход. Во всех смыслах. В Москве их отношения рано или поздно выплыли бы на, свет. А Париж... Что Париж? Туда он по делам не реже двух раз в месяц летал и все было шито-крыто.
Переезд немного задержался — маленькая Алиса, родившаяся в положенный срок после знаменательной презентации, много болела, и Лариса не решалась так вот сразу сменить налаженный быт и, главное, климат. Весь первый Алисин год Лариса прожила с дочерью на снятой Зориным подмосковной даче.
Домик в Исси-ле-Мулино был небольшим, но невероятно уютным. Главное его достоинство заключалось в том, что огромное окно на втором этаже открывало вид буквально на весь Париж. Вдалеке маячила Эйфелева башня и арка на Этуаль. Чуть левее, позади нее — модернистский Де Фане. А внизу, близко, прямо рукой подать угадывался сам Монмартр, обозначенный белоснежным собором Сакре-Кер.
Эта вторая жизнь был а, его личной и неприкосновенной...
— Ты мне опять угрожаешь? — бесцветным голосом спросил Зорин.
Саша, не отвечая на его вопрос, выложил перед ним пачку фотографий. Зорин взял их в руки и просмотрел одну за другой. На всех снимках были изображены его Лариса и дочь. Возле дома, на их улице Бланш, на прогулке в саду Тюильри. Был даже снимок Ларисы с кошкой, которых она прежде так не любила...
Это был удар ниже пояса. Ничего подобного Зорин не ожидал, не был готов к такому обороту событий. Но он знал, что в такой ситуации главное — не, показать, что удар попал в цель.
— Вы им ничего не сделаете! — твердо сказал Зорин.
— Ничего не сделаем. Мне это даже в голову не приходило. У вас извращенное обо мне представление. Я что, похож на людоеда? — удивился Саша. — Но вот
вашей законной жене и дочкам мы эти снимки с соответствующими комментариями передадим.
— Не надо. Мы обо всем договоримся, — принял решение Зорин. — Только не все сейчас в моих силах. Я попробую остановить запущенный маховик. Если успею.
— Постарайтесь успеть, — кивнул Саша. — А дочка у вас симпатичная, — и Саша вновь лучезарно улыбнулся.
Тамара панически боялась оставаться дома одна. Валера уезжал рано, приезжал часто заполночь. Обычно с нею дома была приходящая домработница Анна Николаевна. Но сейчас она отпросилась на неделю. Ее дочь уезжала в командировку и Анне Николаевне надо было пасти внучку.
Катя предложила Тамаре лечь на эту неделю в Институт матери и ребенка.
— Полежишь недельку. Мы тебя под витамином, у нас здесь общество светское, сплошь беременные, — уговаривала Катерина.
Но Тома сомневалась:
— Еще успею належаться. Да и Валерку не хочется бросать. Он же совсем одичает.
Но все больше она склонялась к мысли, что примет Катино предложение. А что? Палаты у них чистые просторные, на двоих. Полежит, пообщается. Хотя, с другой стороны — погода такая классная, а там придется все время взаперти торчать. В общем, плюсов было ровно столько, сколько минусов.
Утром она упросила Валеру взять ее с собой на съемки. Снимали натуру, совсем рядом, в ближнем Подмосковье.
— Валер, я мешать не буду, но немножко по лесу погуляю, воздухом подышу, — попросила она так жалобно, что Фил не смог ей отказать.
— Только, Том, я не смогу там с тобой гулять, дел выше крыши, — предупредил он. -
— Да я сама! — обрадовалась Тамара.
Поехали на «мерсе», чтобы Томку не растрясло. Все-таки в ней теперь был «ценный груз», как шутил Фил.
Снимали лирическую сцену.
Из леса на поляну не спеша, бок о бок выехали гнедой конь и белая лошадка. На коне ехал герой-любовник, точнее, его дублер, а на лошади Аня. То есть, естественно, ее дублерша. Аня панически боялась лошадей, а эта белая красавица однажды больно укусила ее за плечо. Огромный лиловый синяк, меняя цвет, держался больше недели. С тех пор Аня обводила лошадь стороной.
Всадники спешились. Теперь наступала очередь актеров. Аня и молодой актер, красавчик Леня слушали наставления режиссера:
— Сначала ты поправляешь ей волосы, она перехватывает твою руку. Там даем крупный план. Аня смеется, а ты прерываешь смех поцелуем. Опять крупняк. И только потом медленно, слышишь, Леня, медленно опускаешь ее на землю. И только тут, словно набравшись силы от земли, набрасываешься на нее всерьез. А ты, Ань, сопротивляйся не сразу, а лишь когда он озвереет. Понятно?
— Понятно, снисходительно согласилась Аня. Чего ж не понять?
Лен я лишь кивнул. Глаза его горели, он предвкушал поцелуй.
— Тогда репетируем! — режиссер остановил уже готовых к съемке операторов. — Чуть позже! — крикнул он им. — Пока по черному прогоним!
В съемках, похоже, наметилась передышка. Воспользовавшись паузой, Тамара -помахала мужу рукой и проскользнула в рощу. Здесь было прохладно и пахло грибами. Что-то рановато для грибов, — подумала Тамара и присела на березовое бревно. Рядом было большое кострище, наверное, местные дачники здесь жарили шашлыки.
— Тетенька, а что за кино снимают? — раздался мальчишеский голос и Тамара испуганно обернулась. Пацан лет двенадцати в длинной тельняшке и шортах до колен подошел так тихо, что она и не слышала,
— Кино про рыцарей и прекрасных дам, — объяснила она мальчишке.
— А им массовка не нужна? Я б снялся, — мечтательно сказал мальчишка.
— По-моему, сегодня не нужна, — улыбнулась Тамара.
—- Жалко, — протянул мальчишка. — Ну тогда я пошел.
— А что, грибы уже есть? — вслед ему спросила Тамара.
— Пока только поганки, — обернулся мальчик и вскоре его тельняшка уже мелькала где-то среди киношников.
Похоже, он не оставил надежды сняться. Тамара улыбнулась. И что это всем так хочется в кино сниматься? Для Валерки это прямо как навязчивая идея. Только он хочет не столько сниматься, этого он уже напробовался, а снимать. А что? Не худшее в мире занятие...
Несмотря на хорошую погоду и великолепное настроение, Тамара чувствовала себя неважно. Поднывал живот. Наверное, творог был не очень свежим. Хотя нет, только вчера купила. Забеременев, Тамара стала очень внимательно относиться к пище. Валерке Анна Николаевна готовила обеды по полной программе, а она питалась по расписанию. И в строгом соответствии с рекомендациями профессора.
Живот поднывал, причем как-то подло, в самом низу. Тамара поднялась, решив, что прогулок на сегодня предостаточно. Можно подождать Валеру в машине. К тому же оттуда лучше будет видно, как молодой парнишка «озвереет» и набросится на величественную даму в тяжелой бархатной амазонке.
Вернувшись в «мерс», Тамара запаниковала. Живот ныл все сильнее, причем как-то схватками: то отпустит, то снова забирает. Каждая схватка была сильнее предыдущей. Она похолодела от дурного предчувствия.
«Стоп, не паникуй», — уговаривала она себя, дрожащей рукой набирая на мобильнике Катин номер.
— Немедленно приезжай! — потребовала Катя, едва Тамара рассказала ей о происходящем с ней, жалобно лепеча что-то насчет творога.
Валера, заметив, что она вернулась, тоже подошел к «мерсу»