В этот вечер Подольский решил, что с него хватит. Он пытался разузнать хоть что-то о смерти Даны, но тела в морге не оказалось, его успели кремировать — якобы по ошибке. И сколько он ни бился, везде была серая стена. Никто ничего не знал. И Костя приготовил пистолет.
Он раньше считал, что самоубийцы — слабаки. А вот теперь думал о том, что такое отчаяние, такую бездну тоски не выдержит никто. По крайней мере, он больше не может. Но телефон зазвонил, и Костя ответил. И услышал:
— Это я. Привет.
Этот голос он не спутал бы ни с каким другим. Голос из небытия. Звонила Дана, и Костя подумал, что либо он уже умер, либо сошел с ума. На минуту он даже поверил, что она и правда звонит с того света, ведь иначе и быть не могло, он сам видел… Что видел? Фотографии, протокол вскрытия, а тело? Нет, тела он не видел.
Костя лавиной ринулся вниз по ступенькам, заскочил в машину. Он должен понять. В его голове роятся мысли, но ни одного ответа на вопросы нет. Почему убили Вику? Почему Вика упорно не желала говорить с ним о Дане? Как могло случиться, что смерть зафиксирована, есть протокол вскрытия, а тело исчезло? И Дана жива! Или кто-то решил устроить мистификацию? Но почему именно с ним? Ни к каким делам шефа он не причастен. Он начальник охраны — и все.
Патологоанатомов двое. Они похожи друг на друга, как братья-близнецы, оба лысоватые, невысокие и худые. Только один в очках, другой — без.
— Конечно, я помню тот день.
— Мы все помним, правда, Михалыч? Это же у нас в больнице произошло ЧП!
— Вы проводили вскрытие? — Костя видит, что эта тема неприятна собеседникам.
— Мы, само собой. — Тот, кого назвали Михалычем, закашлялся. — У одной проникающее огнестрельное в грудную клетку, несовместимое с жизнью, умерла, скорее всего, в течение минуты-двух. В крови остатки наркотического препарата. Отчет токсикологов видели?
— А вторая?
— Ну, что — вторая? Причина смерти очевидна. Проникающее в грудь, навылет. Мгновенная смерть, задето сердце, спинной мозг, разрывы плевры и легких, само собой…
— Кто конкретно производил вскрытие?
— Да мы оба. И протокол в тот же день сдали. А что случилось-то?
Костя чувствует, что сейчас взбесится и изобьет двух негодяев, потому что они лгут. А ему нужно знать правду.
— Значит, так, ребята. Я вам ничего не сделаю и не стану вас пинать, если вы мне скажете правду. Я даже дам вам по паре сотен баксов. Но — за правду. А если нет — пеняйте на себя.
Рыцари пилы и скальпеля переглянулись, потом очкастый вздохнул:
— Это я виноват… Я Михалыча подбил.
— Мама, приезжай, я соскучился.
— Сынчик, мой маленький, я люблю тебя, я скоро-скоро приеду.
— А когда? Я просил Деда Мороза, чтобы он привез мне тебя, а он принес кошечку и игрушки, мама, приезжай!
— Скоро-скоро, вот увидишь. А какая кошечка?
— Серая.
Дана больше не может говорить. Голос сына вывел ее из равновесия. Это из сна о счастье. И он ждет ее, любимая кроха. Но прошлую жизнь уже ни склеить, ни собрать. Никого нет. Только они с Лекой. И дом, который ждет их обоих.
— Значит, диск липовый?
Человек, сидящий спиной к темному окну, предельно раздражен.
— У нее, несомненно, был настоящий, потому что этот она состряпала не с потолка, у нее явно была достоверная информация на другом диске, но его не нашли. Кто-то нас опередил, как и с покойной Ивановой.
— Но ты меня уверял, что там была именно эта девица!
— Я ошибся. Скорее всего, она просто случайно оказалась в это замешана.
— Но ты говорил, что эта девица — Дана Ярош?
— Я ошибался. Дана Ярош жива, вчера звонила своим родителям.
— Откуда?
— Не смогли установить.
— Тогда кто та, рыженькая?
— Журналистка из захолустья.
— Значит, надо поискать Дану Ярош. Потому что это именно она опередила вас.
— Этого быть не может. Какая-то домохозяйка…
— Это не домохозяйка. Видел когда-нибудь рассерженную кошку?
— Ну, видел.
— Тогда представь себе разъяренную тигрицу. Это и будет Дана.
— Откуда вы знаете?
— Знаю. Ищите ее. А когда найдете — она нужна мне живой.
Человек в кресле поворачивается спиной к собеседнику. Разговор закончен.
— Таня, Виталька не объявлялся? — Вадик обеспокоенно ходит по комнате.
— Звонил на днях. Сказал, что задерживается. Я не понимаю, что происходит, Вадик?
— А то, что я свалял дурака.
— Вадик, объясни наконец, что случилось!
— Я не должен был отпускать Данку. И я не должен был рассказывать Витальке.
— Что рассказывать? Значит, ты все это время был в курсе, где Данка, и молчал?!
— Ты же знаешь Данку, я никогда не умел с ней спорить.
— Вадик, не тяни. Давай самую суть.
— Помнишь нашу клятву возле часовни на Цыганском поселке?
— Перед тем как избавиться от Крата? Вот он, шрам, до сих пор остался. И у тебя есть, и у Данки с Виталькой… При чем тут?..
— Данка решила все повторить.
— Вадик!
— Ну, что? Она как-то узнала, кто убил Анюту. Располосовала себе ладонь прямо на кладбище.
— А ты?
— А я свалял дурака и помог ей. А что мне оставалось делать? Данка уперлась.
— Что же теперь будет?
— Думаю, ничего хорошего.
— Ты звони хоть иногда. — Сима давит в себе тревожное чувство. — И побереги себя.
— А если чего надо — звони, приходи и все такое. — Родька не привык к излияниям, но тут случай особый. — Имей в виду, мы тебе теперь не чужие.
— Я знаю. — Дана улыбается. — Вы для меня теперь родня, так что не отвертитесь. Когда закончу, приду и уж тогда все расскажу.
Они смотрят, как Дана спускается по лестнице, потом выходит во двор и садится в такси. Родион хотел подвезти ее, но она запретила. Кто знает, чем это закончится… Дана едет в свою новую квартиру, которую снял по ее просьбе Родька.
— Зима-то какая сопливая!
Водителю хочется поговорить, но Дане это ни к чему.
— Как обычно. Каждый год такая.
Она откинулась на сиденье. Она почти в порядке, но сильно ослабела.
Дана расплачивается с водителем и уходит. Ей надо пройти не меньше четырех кварталов. По дороге она заглядывает в супермаркет, потом в бутик. Нагруженная пакетами, она входит в подъезд и открывает квартиру. Там почти пусто, но Дане все равно. Она распаковала покупки и уснула.
Ночью Дана проснулась от угнетающего чувства полного одиночества. Лежа в темноте, она вспоминала Стаса, Аннушку, Витальку и Леку, ей вдруг стало казаться, что она лежит в спальне своего дома, а рядом дышит Аннушка. Дана зажгла свет и оделась. Она вышла в темноту, понимая, что это просто безумие. Но тоска гнала ее по темным улицам. И боль в груди поднимается так знакомо и пугающе. Дана не хочет этого, но ничего не может с собой поделать.
Таксист привез ее очень быстро, ночью нет пробок. Дана вошла в высокие чугунные ворота кладбища и пошла по центральной аллее. Ей было не страшно. Мертвые не боятся кладбищ.
Мраморные ангелы мерзнут на холоде. Дана видит их в темноте. Она сметает снег с табличек и плит, на нее из темноты смотрят три пары голубых глаз, таких знакомых и далеких. Дане хочется очень многое сказать им, она плачет тихими горькими слезами. Она не удержалась и пришла. Это глупо, неосторожно, только Дана не смогла больше сопротивляться желанию прийти к ним.
Здесь даже ветер умирает. Дана прикасается к овальной табличке, с которой улыбается Аннушка. Она так и не выросла. Дана понимает, что эта боль будет с ней всегда, сколько бы она ни прожила. Даже если она утолит свою жажду мести.
«Неужели все напрасно? — Дана смотрит в глаза Стаса. — Скажи, разве все напрасно? Стасик, любимый, почему так? Неужели напрасно? Нет. Пусть это уже ничего не решит, только я все равно уничтожу его. Планы изменились. Просто убить его — это слишком гуманно. Я сделаю по-другому».
Дана снова гладит овальные таблички с портретами, потом поворачивается и уходит. Падает снег. Дана торопится уйти затемно, чтобы не столкнуться с кем-нибудь из смотрителей или сторожей.
«Снег скроет мои следы. И никто не узнает. Ладно, ублюдок, не мытьем, так катаньем, время пошло».
Дана торопится. Она проголодалась, замерзла и устала. Похоже, Сима права насчет ее ограниченных возможностей, Дана идет медленно. «Макдоналдс», наверное, уже открылся.
Машина вынырнула из предрассветной мороси, Дана слышала, как заводился мотор, в душе шевельнулось тревожное чувство, поэтому, когда машина выехала на дорогу, Дана напряглась, словно кошка, готовая к прыжку.
«Цыба был прав, „беретта“ тяжеловата. Или рука у меня ослабла…»
Джип остановился в нескольких метрах от Даны, из него выскочили трое — включая водителя.
— Бежать бесполезно. — Крепкий парень в серой дубленке идет впереди. — Мы ничего плохого тебе не сделаем.
