Он принял мудрое решение – перестал собачиться и изображать из себя крутого полицейского, непреклонно стоящего на страже закона.
– Извините, – буркнул он, отводя глаза в сторону. – Чарнецкий был убит вчера, примерно в семнадцать часов.
– Плюс-минус?…
– Плюс-минус час.
У меня сразу отлегло от сердца – в это время я беседовал с Паташоном. Вот оно, алиби! Лучше не придумаешь.
Но я сдержал свой радостный порыв и уже почти спокойно спросил опера:
– А как вы определили, что убийца Чарнецкого – это я?
Ляхов иронично ухмыльнулся и ответил:
– Пальчики…
– То есть?…
– Вы здорово наследили в квартире Чарнецкого.
– А конкретней можно?
– Пожалуйста. Мы нашли следы ваших пальцев на дверной ручке, на рюмке… и еще где-то. Про то нужно спросить эксперта. Он может уточнить. Но для меня этого вполне достаточно – отпечатки пальцев на рюмке самые свежие. Похоже, вы со своей жертвой ликеры распивали.
– Настраивался на злодеяние, – сказал я с вызовом. – Какая чушь!
– Это не чушь, гражданин Бояринов. Совсем не чушь.
– Да, я гостил у Чарнецкого. В какой-то мере он мой наставник, учитель. Я был с ним в очень хороших отношениях. Ну разве можно предположить нечто подобное!?
– То, что вы были в его квартире, подтверждают не только следы ваших шаловливых пальчиков. Есть и свидетели. А насчет того, что человек не способен убить своего учителя, вы здорово ошибаетесь. Тем более, когда на кону сотни тысяч долларов.
– Вы о чем?
– Об очень ценной коллекции золотых и серебряных монет Чарнецкого.
– Она… украдена!?
– Не переигрывайте, – поморщился Ляхов. – Все вы знаете… Не повезло вам. Вы так и не смогли выбить из Чарнецкого шифр замка сейфа. Какая жалость…
– Выбить… шифр… – Я смотрел на опера, как баран на новые ворота.
Князя пытали! Господи…
– Именно так. Поэтому у меня есть все, что нужно: мотив преступления, свидетель, который видел убийцу, и наконец, отпечатки пальцев. Все, круг замкнулся. Пора признаваться. Признание смягчит вашу участь.
Я огрызнулся:
– Спасибо за совет!
– Рад стараться.
– А где вы взяли для сравнения отпечатки моих пальцев?
Ляхов посмотрел на меня, как на малыша-несмышленыша, сморозившего глупость.
– Я вам как-то говорил, – ответил он, – что мы не зря государственные харчи едим. Эксперты сняли ваши пальчики с бутылки минеральной воды, которую я любезно предложил вам после посещения квартиры Хамовича.
«Вот сволочь ментовская! – подумал я негодующе. – Доброхот хренов… Ну да ладно, что теперь скажешь. Все равно мне деваться некуда. Был я у Князя? Конечно, был. Зачем мне темнить? Но что он сейчас скажет, когда я сообщу ему о своем алиби?»
– Лихо, – сказал я и широко улыбнулся.
Заметив улыбку, майор нахмурился. Я знал, что Ляхов сейчас думает, словно опер был монитором, на котором высветился текст: «Сукин сын! Почему он лыбится!? Неужели в своих рассуждениях я где-то допустил ошибку?»
Допустил, и еще какую…
– Должен вас огорчить, – сказал я спокойно и немного с ленцой. – Я никак не гожусь на роль убийцы Чарнецкого. При всех ваших так называемых «фактах».
– Объясните, – сурово нахмурил брови опер.
– Дело в том, что в тот момент, когда убийца вошел в квартиру Чарнецкого, я был на другом конце города. Всего лишь.
– Ложь!
– Это легко проверить. Почему вы не спрашиваете про алиби? Вы ведь такой крутой профессионал…
– Насчет моего профессионализма поговорим позже, – сдержанно ответил майор, хотя внутри у него все кипело; это было видно, что называется, невооруженным глазом. – А что касается алиби… Это мы проверим.
– В этом у меня нет никаких сомнений. То, что я невиновен в убийстве Чарнецкого, вам может подтвердить водитель такси, который вез меня в Подлипки, а также… – Тут я назвал фамилию Паташона. – Что касается таксиста, то найти его будет несложно.
– Ловко… – сказал Ляхов, криво ухмыльнувшись.
– Вы о чем?
– Ловко вы пытаетесь уйти от ответственности…
– Почему вы мне не верите!? Я ведь не какой-то там прожженный негодяй, рецидивист, на котором клеймо негде ставить.
– В том-то и все мои трудности. Вы человек с головой. Поэтому я уверен, что преступление было совершено продуманно, а не под влиянием сиюминутного порыва. А касательно алиби… Как же без него? Вы человек грамотный, начитанный…
– То, чем вы сейчас занимаетесь, называется «шить дело»! Только я хочу сразу вас предупредить – ко мне эта грязь не пристанет. Я такой же убийца, как вы проповедник буддизма.
– Ну, в риторике мне с вами трудно тягаться…
– Причем тут риторика? Если я совершил убийство не спонтанно, то как тогда можно объяснить мои следы в квартире Чарнецкого, которых, по вашему утверждению, не было только на потолке? Получается, что вы сильно ошибаетесь во мне. Выходит, я полный идиот, коль не допер, что нужно тщательно пройтись везде тряпочкой, чтобы стереть отпечатки. Потом этот ваш свидетель… Ну разве умный человек будет светиться всем подряд, когда идет на такое дело?
– Лихо…
– Что значит – лихо?
– Аргументация у вас железная. Наверное, вы считаете себя крепким орешком.
– А вы попробуйте ее опровергнуть.
– Это мой хлеб. – На этот раз улыбка Ляхова была просто зловещей. – Но сейчас мне недосуг. Поговорим в управлении.
– Значит, все-таки, вы решили посадить меня в СИЗО…
– Непременно.
– Могу я сделать один телефонный звонок?
– Зачем?
– Странный вопрос… Поставьте мысленно себя на мое место и вы сразу поймете, откуда у меня появилось такое желание.
– Ваша начитанность вас погубит. Мы не в Америке, гражданин Бояринов. Так что я не могу вам это позволить.
– А как насчет адвоката?
– Нет возражений. Но несколько позже. После первого допроса. Мне хочется, чтобы нам никто не мешал.
«Вот сука! – подумал я с чувством, близким к ненависти – Чтоб ты обгадился! Прямо сейчас… законников хренов…»
В следующую минуту случилось то, чего просто нельзя было даже предположить. Лицо Ляхова вдруг покраснело, словно ему стало сильно жарко, затем он сделал чисто инстинктивное движение, знакомое всем тем, у кого хоть раз в жизни был понос, – схватился за живот, а потом майор, круто развернулся и, едва не сбив по дороге молодого опера, ринулся в направлении туалета.
Пробыл он там довольно долго. Гораздо дольше, чем я приходил в себя от изумления. Это что же получается – я обладаю даром внушения!? Все выходило на то. А иначе, с каких таких радостей Ляхов исполнил мое самое заветное желание на тот момент?
Удивительно, но майор, как мне показалось, что-то понял. Возвратившись после длительной отсидки на толчке, он больше ко мне не подходил и начал посматривать на меня с опаской. Неужто ему что-то привиделось в поносном ажиотаже?
Я поискал глазами Лукича и нашел его выходящим из кухни. Этот старый сукин сын, воспользовавшись отсутствием главного начальника ментов, нырнул в мой бар и причастился там по полной программе.
Я этого, по идее, не мог знать, но мои чувства были настолько обострены, что действия Лукича проплыли перед моим внутренним взором как замедленная киносъемка.
Заметив мой осуждающий взгляд, Лукич понял, что мне известно его маленькое кухонное приключение. Нимало не смутившись и помогая себе руками, он изобразил на заплетающихся ногах некое подобие танцевального па, таким образом передав сообщение, которое, если перевести его с языка жестов в человеческую речь, гласило: «Никита, век свободы не видать, прости меня, фраера, за мной не заржавеет».
Интересно, сколько он выпил? Судя по тому, что Лукич мгновенно окосел, мой дорогой армянский коньяк приветливо помахал мне крылышками.
В этом деле Лукич прослыл большим мастером. У него был козырный номер для спора – он выпивал бутылку водки из горлышка, не сделав ни единого глотка. Просто лил спиртное в горло – и все.
Естественно, спор велся только на бутылку…
Я позвал Лукича кивком головы, и он, стараясь не шататься, поспешил на мой зов. В своих предположениях я не ошибся – от него разило коньяком как из винной бочки. Но меня сейчас это мало волновало.
– Лукич, меня забирают в СИЗО. Позвонить не дают. Срочно звякни моим старикам. Номер знаешь?
– Спрашиваешь… ик! – Лукич икнул, с некоторым опозданием стыдливо прикрыв рот. – У меня все записано. Ик!…
– Трубку, скорее всего, поднимет маманя. Ты ничего ей не объясняй. Скажи, пусть срочно даст тебе рабочий номер отца. Если будет спрашивать, зачем тебе он нужен, что-нибудь соври. Понял?
– Ну.
– Смотри. Главное – маманя. У нее сердце слабое. Не испугай ее. Отцу расскажешь все. Майора, который ведет следствие, зовут Ляхов. Запомнил?
– Чего этих ментов запоминать? Все они… ик!…
– Понятой! Отойдите от него! – Это подал голос молодой опер. – Не положено.
– Все, все, командир, я уже линяю… – Лукич порулил к противоположной стене, где ему заманчиво предлагал свои услуги мягкий диван.
