— У меня есть муж, — перебила его Оксана, — и есть дочь. Ей два годика.
— Э-э… И как они без тебя обходятся?
— Ты хотел спросить, знают ли они о том, чем я занимаюсь?
— Ну… Что-то в этом роде, — согласился Салливан.
— Клементиночке это знать рано, — сказала Оксана. — Вот когда ей исполнится хотя бы пять лет…
Лоб у нее был гладким, как грудь или ягодицы, и так же блестел от ароматного крема.
— А как насчет мужа? Ему тоже рано?
— Почему же. — Она пожала плечами, проделав это с неподражаемым равнодушием. — Эдик не только знает, он и помогает мне иногда.
— Клиентов подыскивает? — предположил Салливан.
— Зачем клиентов? — удивилась Оксана. — Для этого агентство имеется.
— Тогда в чем выражается его помощь? Он тебе лобок подбривает?
— Фи, какой ты пошлый, котик!
— Нет, ты скажи, — настаивал Салливан. — Какая может быть польза от законного супруга в твоей профессии?
Оксана снова дернула плечами.
— Ну, иногда мы вдвоем разыгрываем сценки для всяких старичков и прочих импотентов, — стала делиться она своими профессиональными секретами. — Например, Эдик садист, а я его жертва. Или наоборот. — Оксана закончила красить ногти и вытянула ноги, любуясь ими. — А то еще любители группового секса попадаются. Тогда Эдик меня страхует.
— Прячется в соседней комнате, чтобы выскочить, если партнеры начнут слишком усердствовать? — догадался Салливан.
Оксана запрокинула голову и залилась звонким смехом, как будто ей щекотали пятки.
— Ой, не могу, ха-ха-ха! Зачем ему прятаться и тем более выскакивать? Он у меня не крутой, он программист, тихий и ласковый. Он просто участвует, когда я его попрошу. Вторым, третьим, как получится.
— А четвертым? — спросил Салливан, пытаясь представить себе тихого и ласкового программиста, занимающегося групповым сексом с собственной женой.
Оксана посмотрела на него так, словно он брякнул какую-то бестактность. — Четверых я к себе и на пушечный выстрел не подпущу, — сказала она. — Это уже перебор. Так быстро потеряешь форму и скатишься на панель.
Салливан ее не слушал. Его больше интересовали побудительные мотивы Эдика.
— Скажи, твой муж, наверное, мало зарабатывает? — спросил он. — Ты его содержишь, да?
Оксана гордо вскинула подбородок:
— Эдик заколачивает побольше моего, что ты! Программист, я же сказала. Но моя карьера ему тоже не безразлична. Вот он и старается.
«О времена, о нравы! — подумал Салливан, успевший позабыть, что когда-то он был Саркисяном. — Не существует больше таинства брака, нет целомудренных женщин, вымирают настоящие мужчины. Скоро весь мир будет состоять из оксан да эдиков и окончательно погрязнет в грехе».
— Не понимаю, — вздохнул он, — как вы можете потом смотреть в глаза друг другу?
— А что здесь такого? — удивилась Оксана. — Я Эдику не изменяю, он мне тоже.
— В общем, все нормально?
— Нормально.
— А когда дочурка подрастет, — вкрадчиво осведомился Салливан, — вы ее тоже приобщите к семейному бизнесу?
— Не твое собачье дело, понял! — Сообразив, что она перегнула палку, Оксана кокетливо надула губки и заныла: — Ну, котик, хватит про работу. Это так скучно. Неужели у нас других тем для разговоров нету?
Поднявшись, Оксана тяжело взгромоздилась на острые коленки Салливана и ухватила зубами мочку его уха. Несмотря на ее увещевания, он хотел прочитать ей небольшую лекцию о морали, но этому помешала мысль, пришедшая ему в голову.
— Послушай, — сказал он, — а ты не возражаешь, если мы как-нибудь попробуем вместе с твоим мужем.
— Да без проблем, — отозвалась Оксана, шумно дыша в его ухо.
— Это дорого?
— Для тебя сделаем скидки.
Нарисовав в своем воображении пару соблазнительных картинок, Салливан почувствовал возбуждение, а тут еще Оксана нетерпеливо заерзала на коленях.
— Пойдем вниз, — прошептала она. — Я вся горю.
Вряд ли ее температура повысилась хотя бы на десятую часть градуса, но слышать это признание было приятно. Подхватив подружку на руки, Салливан встал, стараясь не обращать внимания на поскрипывание суставов. Пусть это получилось у него не слишком ловко, но все же он остался доволен тем, что еще достаточно силен.
Разве после этого жизнь не прекрасна?
Тяжело шагая по палубе, а потом по ступеням, Салливан понес Оксану на нижнюю палубу, где имелось множество удобных кожаных диванов, прохладительных напитков и прочих примет цивилизации. Прислугу и секретаря американец давно спровадил на берег, потому что предпочитал проводить свободное время в одиночестве… или в обществе фигуристых девочек с овощным рагу вместо мозгов.
Укладывая Оксану на спину, он сорвал с нее тесемочки, именуемые бикини. Подглядывать за уединившейся парой было некому, поскольку свою личную гвардию Салливан отправил на разведку. Украинские пограничники обходились американцу немногим дороже, чем одесские проститутки.
Властным движением он раздвинул Оксане ноги и улегся на нее сверху.
Пограничный катер приближался неумолимо, как сама судьба. Земфира смотрела на него широко открытыми глазами. На ее висках проступили голубые жилки, а пульс ее участился, словно девушка куда-то бежала, хотя она стояла на месте.
С той самой минуты, когда Руслан покинул ее спальню, Земфира не находила себе места от беспокойства. Пока она второпях собиралась и, крадучись, спешила на берег, чтобы спрятаться в трюме «Афалины», тревога на время покинула ее, однако позже, оставшись одна в темноте, девушка снова обнаружила, что находится во власти дурного, очень дурного предчувствия.
Теперь, видя перед собой пограничный катер, спешащий к отцовской шхуне, она вдруг поняла, что это происходит неспроста. В этом была некая предопределенность. Так подсказывало девушке сердце, а оно, как совершенно точно знала Земфира, зачастую оценивает ситуацию вернее, чем мозг. Именно там, в глубине души зарождается интуиция, словно подключая обладателя к некому сверхъестественному источнику информации. Вот почему интуитивные догадки могут быть вернее любых логических построений. В моменты опасности животные полагаются на чувства, а не на ум. Не зря крысы бегут с тонущего корабля, а кошки и собаки покидают места, которым грозят землетрясения или какие-нибудь другие стихийные бедствия.
Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Земфиры за мгновение до того, как она окликнула:
— Папа!
Он обернулся так резко, что было слышно, как щелкнули его шейные позвонки.
— Что, доча?
— Давай уплывем отсюда, — сказала Земфира. — Я боюсь.
— Не бойся, я с тобой.
— Все равно давай уплывем. Иначе…
— Что иначе? — насторожился Ринат.
Земфира хотела сказать, что иначе случится что-то очень плохое, но ее перебил Самсон, который не умел держать рот закрытым слишком долго.
— Я тоже с тобой, — заявил он, расправляя плечи.
Ринат уставился на него потемневшими от гнева глазами.
— А вам обоим сказано: цыц! — гаркнул он. — И убирались бы вы с палубы! Добром прошу!
Обращаясь к парням, Ринат не спускал глаз с трех пограничников, стоящих на носу катера, тогда как остальных видно не было. Сколько же всего их сейчас спешило на досмотр шхуны? Четверо? Пятеро? Еще больше? Кишечник Рината заурчал, сворачиваясь в тугой клубок. Желудок всегда подводил его в минуты опасности.
— Убирайтесь! — повторил он почти умоляющим тоном, вытирая взмокшее лицо то одним плечом, то другим.
— Нельзя, — возразил Руслан, глядя исподлобья на катер. — Поздно трепыхаться, Ринат. Погранцы нас засекли и решат, что мы прячемся. Уж лучше находиться у них на виду.
— Он прав, — кивнул Самсон.
А Земфира посмотрела на Руслана молча. Это был непередаваемый в своем немом отчаянии взгляд. Как будто девушка прощалась со своим возлюбленным.
— Все будет нормально, — подмигнул он ей. — Не дрейфь.
В этот момент стихло жужжание мотора, и катер, опустив нос, заскользил по морю бесшумно, отбрасывая золотистые блики мокрыми бортами. По мере того, как уменьшалась его скорость, пограничники принимали все более настороженные позы. Автоматы пока что не были направлены на пассажиров «Афалины», но для того, чтобы это произошло, потребовались бы доли секунды.
Один из пограничников носил погоны лейтенанта, его зеленый берет был сунут за пояс, ветерок ерошил ему чубчик, очень похожий на те, что отращивают маленькие мальчики, когда еще не выбирают себе причесок. Он был голубоглаз, высок и плечист, под его рукавами темнели влажные пятна, окаймленные белесыми разводами соли.
Его подчиненные были немногим моложе его. Один нацепил на переносицу синие солнцезащитные очки со стразами и наверняка был в восторге от собственного прикида. Второй был обут не в берцы, а почему-то в резиновые шлепанцы, именуемые в народе «вьетнамками».