Все считали естественным, если мужчина ставил карьеру превыше семьи. Но женщина?
Это было грязно, бездоказательно и основывалось на подтасовке фактов. Но сработало. Доктор Геббельс отдыхает — шептались и поклонники, и враги Таллимана после того, как женщина проиграла выборы с разницей более чем в три тысячи голосов. Именно тогда Говард решил, что пора брать Льюиса Блокера на постоянную работу. Да и для самого Льюиса это было как нельзя более кстати. Он отчаянно нуждался в деньгах, поскольку ему пришлось подать заявление об уходе из полиции, не заработав даже пенсии. Его и нескольких офицеров вызвали на место захвата заложников. Некий мужчина забаррикадировался в квартире, угрожая убить членов своей семьи. Из помещения уже донеслись выстрелы. А потом дверь распахнулась, и кто-то выскочил наружу. Льюис, притаившийся в конце коридора, спустил курок. На его беду, это оказался всего лишь шестнадцатилетний сын преступника, пытавшийся сбежать от свихнувшегося отца.
Уголовного дела возбуждать не стали, но карьера Льюиса Блокера в полиции в тот же день бесславно закончилась.
Иногда Говард Таллиман даже верил, что ничто в этом мире не происходит просто так. Если тому юноше суждено было умереть, чтобы Льюис Блокер мог полностью сосредоточиться на содействии политическому успеху великого человека… Что ж, кто такой Говард Таллиман, чтобы вмешиваться в Промысел Божий? Однако, размышлял он, разве могло быть угодно Богу то, что произошло в прошлом августе?
Акция, одобренная им тогда, мощный механизм, который по его приказу привел в движение Льюис Блокер, чтобы защитить Морриса Янгера, теперь грозили раздавить их самих.
Для Таллимана Янгер был чем-то гораздо большим, чем просто близким другом. Он служил для него пропуском в большую политику. Говард твердо знал, что после того как Янгер стал губернатором штата Нью-Йорк, его дальнейшее продвижение вверх по политической лестнице лишь вопрос времени. Янгер обладал индивидуальностью, импозантной внешностью, манерами опытного шоумена — словом, всеми данными, необходимыми для хозяина Белого дома, включая даже такую вроде бы мелочь, как великолепные зубы.
И Говард всерьез опасался, что лесбийская интрижка Бриджит с Эллисон Фитч, а особенно любая информация, какой, вероятно, располагала эта женщина относительно политических проблем Морриса, могли пустить все под откос. Поэтому он доверился инстинкту Льюиса относительно мер, которые следовало принять. Как доверился опыту бывшего копа, позволив ему выбрать человека, наилучшим образом способного привести план в исполнение.
Не то чтобы Говард ожидал, что решительный шаг не вызовет вообще никаких последствий. Когда молодую женщину убивают или она бесследно исчезает, это неизбежно должно привлечь внимание. Однако сначала появилась только небольшая публикация в «Таймс». Полиция объявила Эллисон Фитч в розыск, когда она перестала выходить на работу. Репортер сообщал, что родом девушка из Дейтона, и приводил слова ее матери о том, что ей ничего не известно о местонахождении дочери.
Была еще и вовсе крохотная заметка в «Нью-Йорк пост», зарытая глубоко в недрах газеты перед спортивным разделом. А из телевизионных каналов об Эллисон упомянул только один, продержав на экранах ее улыбающееся лицо менее пяти секунд.
А вскоре и вовсе наступила тишина. Пропажа человека с Манхэттена не становится новостью надолго. Какая-то девица из Огайо в один прекрасный день не явилась на работу? Из-за чего поднимать шум? Вероятно, еще одна покорительница Нью-Йорка из провинции поняла, что потерпела неудачу, и вернулась домой. Пока кто-нибудь не обнаружит труп, исчезнувший человек не удостоится пристального внимания средств информации.
А трупа никто и не обнаружил.
Причем это был тот случай, когда Говард Таллиман испытал бы большое облегчение, найди полиция мертвое тело. И пусть никто не ведал, что произошло с Эллисон Фитч, главное, что это было бы прекрасно известно ему. Однако он ничего не знал о ее судьбе. Как не знал и Льюис.
После того как Николь отправилась выполнять задание, Говарду позвонил Льюис:
— Она только что вышла на связь. Возникла проблема.
— Какая проблема?
Льюис пустился в объяснения, что обычно работавшая по ночам Эллисон Фитч днем отсыпалась дома, а ее соседка по квартире Кортни Уолмерс с утра отправлялась на службу. У Говарда Таллимана появилось недоброе предчувствие.
— Но так случилось, что именно в этот день произошло непредвиденное, — продолжил Льюис. — Женщиной в квартире оказалась не Эллисон Фитч. Мы ликвидировали не ту цель.
Говард, сидевший у себя в рабочем кабинете, изо всех сил старался сохранять хладнокровие. Боже милостивый, соседка по квартире! Мертва! Человек, вообще не представлявший ни малейшей угрозы. Женщина, о которой он прежде даже не слышал. Конечно, Говарду было хорошо знакомо понятие о побочных потерях. Его политические интриги порой заканчивались для противников не только загубленными репутациями. Потерпевшие поражение на выборах оппоненты лишались домов, вынужденные продать их, чтобы расплатиться с кредиторами, финансировавшими их кампании. Они бросали жен, или жены уходили от них. Один бедняга спился, а потом врезался на машине в опору моста и навсегда остался прикован к инвалидной коляске.
Но по крайней мере до сих пор никто не погиб.
Новость была неожиданной и шокирующей, но Говарда прежде всего заинтересовал вопрос, что сделала нанятая Льюисом убийца, обнаружив ошибку. Выполнила ли она все же работу, которую ей, собственно, и поручили? Добралась ли до своей настоящей мишени?
— А что с Фитч? — спросил он.
— Скрылась, — ответил Льюис. — Она вошла в самый неподходящий момент. Сообразила, что происходит, и сбежала оттуда сломя голову.
За все прошедшие с тех пор месяцы об Эллисон Фитч не было ни слуху ни духу. Насмерть перепуганная, она где-то затаилась, боясь даже нос высунуть наружу. И пока она находилась в бегах, Фитч оставалась для них подобием бомбы с заведенным часовым механизмом, готовой взорваться в любой момент.
Но в тот день, когда Льюис позвонил ему и сообщил об ошибке, Говард сам был способен взорваться от распиравших его гнева и непередаваемого ужаса.
— Господи Иисусе! Ну и вляпались же мы!
— И вы даже не представляете, до какой степени, — заметил Льюис.
Меня с самого начала терзала мысль, что Томас чересчур уж доверился мне. Он почему-то решил, будто я непременно вернусь из Нью-Йорка, полностью раскрыв «Дело о загадочной голове в окне». Я же не испытывал желания вообще появляться на Очард-стрит.
Предположим, я нашел то самое окно, увидел его собственными глазами. И что дальше? Как мне поступить? Оставалось надеяться, что голова все еще торчит там и это пенопластовая болванка для париков. В таком случае действительно стоило взглянуть на нее и поставить точку.
Но когда я уже шел по Очард в южном направлении, остановив такси на перекрестке с Ист-Хьюстон напротив «Пиццерии Рэя» и в двух шагах от «Деликатесной лавки Каца», я снова беспокоился о том, что головы там не увижу и окажусь в идиотском положении, не зная, что делать дальше. Значит, просто вернусь домой ни с чем.
Эта часть города не напоминала Гринвич-Виллидж или Сохо, но и в ней ощущался некий шарм. Старые доходные дома радовали глаз неброскими архитектурными изысками и, несомненно, много чего повидали на своем веку. Свой поход я начал от двухсотых номеров, миновав сувенирный магазин, ресторан и сразу несколько зданий, которые недавно подверглись реконструкции. На углу Стэнтон-стрит в нос мне вновь ударили ароматы пиццы из заведения под названием «Розариос».
Я продолжал двигаться к югу по западной стороне улицы. Мне попался магазин для путешественников, чья выставка чемоданов занимала половину тротуара, затем бутики модной одежды и музыкальный магазин с гитарами в витрине. Пока ничто не напоминало тот городской пейзаж, что был запечатлен на распечатке, сложенной и спрятанной мной в карман. Я достал ее и сообразил, что дом, выделенный Томасом, находился среди шестидесятых номеров. А значит, я уехал на такси далеко к северу. Чтобы попасть в нужный мне квартал, предстояло пересечь Деланси-стрит.
И я пошел дальше.
Уже через пару минут мне стало казаться, будто я почти у цели. Под окном третьего этажа, которое я разыскивал, должны были располагаться магазин, специализирующийся на шарфах, и табачная лавка, служившая также газетным киоском. Вход в квартиры наверху следовало искать как раз между этими двумя заведениями. Причем находился он на западной стороне. Мне тут же пришло в голову, что я гораздо быстрее увижу дом, если перейду на восточную сторону. И внезапно оно оказалось прямо передо мной. То самое окно. Я сверился с распечаткой, сделанной для меня Томасом, изучил расположение соседних окон, пожарной лестницы и витрин магазинчиков внизу. Ошибки быть не могло. Я нашел его. Но конечно же, никакой белой головы поверх кондиционера в окне не виднелось.
