И все. Я вышел наружу и чуть не попал под колеса торгового фургона, сдававшего задним ходом к дверям.
— Смотреть надо! — заорал водитель, который после будет проходить как свидетель.
Я направился было туда, где вышел из «Жигулей», но увидел, что машины там нет. Прошел влево, мимо детских площадок, вышел через арку, возвратился обратно, постоял немного… Нет. Мне ничего не оставалось, как идти на автобусную остановку.
Дома на коврике перед дверью меня ждал Рем. К своему стыду я о нем ни разу даже и не вспомнил, пока проводил операцию с саквояжем.
Так был сделан второй шаг, хотя и не запланированный мною, но и не бесполезный в том отношении, что привел меня к принятию решения: с этой неопределенностью нужно заканчивать и как можно быстрее. Не требовалось исключительной проницательности, чтобы определить, что за груз был в саквояже, взамен которого положили восемь полусотенных купюр. Запах черной икры ни с каким не спутаешь.
Третий шаг должен быть и последним — идти в милицию. Ничего, что сейчас уже восьмой час, там дежурят круглые сутки, а оставаться еще на одну ночь с неопределенностью и сомнительными дружками я не хотел.
Если бы я принял это решение минут пять раньше, или Мухомор не застал бы Дин Рида, когда заехал к нему после «Белого аиста», то наши пути не пересеклись бы, но этого не произошло…
Звонок в дверь. Рем с лаем бросается в коридор. Короткая нерешительность: открывать, или не открывать. Решил открыть (и правильно сделал, иначе Дин Рид открыл бы дверь с другой стороны). На площадке стояли Дин Рид и Мухомор. (Я предвижу возражение редактора: почему Дин Рид? Согласен, но ничего с собою не могу поделать: тот, за порогом, действительно был похож на Дин Рида).
Несмотря на жару, он был в кожаной куртке. Руки в карманах.
— Ты что темнишь? — сквозь зубы спросил Дин Рид, надвигаясь на меня. — Где чемодан?
Он так и спросил «чемодан», а не «саквояж».
— Там в комнате…
Дин Рид вошел в коридор. Мухомор за ним. Захлопнули дверь.
— Стой здесь! — приказал он Мухомору, а сам пошел в комнату.
— В чем дело? — спросил я Мухомора.
— А чего ты смылся…
Я понял, что по договоренности «Жигули» должны были ожидать меня в другом, определенном месте.
Появился Дин Рид. На лице недоумение, а в руках веером зеленые бумажки.
— Все правильно… Тогда чего же ты?
— Там какой-то тип околачивался, — нашелся я.
Мне показалось, что Дин Рид даже обрадовался.
— Я же говорил! — хлопнул он Мухомора по плечу. — А ты «удрал», «удрал».
— А что я по твоему должен был делать? — обиженно засопел Мухомор.
— А ничего, — засмеялся Дин Рид. — Вот тебе за службу, тебе за дружбу, а это мне и… Красной шапочке.
Он дал нам по сто рублей, остальные засунул во внутренний карман куртки.
— А что мы толчемся в этом коридоре, — наигранно возмутился Дин Рид, — выпить-то у тебя найдется?
Я вспомнил про начатую бутылку водки в холодильнике, достал ее, нарезал колбасу, Дин Рид взял с полки три кофейные чашки, но налил только две.
— Тебе еще сегодня мимо ГАИ ехать, — пояснил он Мухомору.
Выпили, Дин Рид сразу же разлил остаток водки.
— Когда следующую партию? — спросил он меня.
— В пятницу.
Дин Рид перестал жевать, задумался.
— Успеем, — сам себе ответил он.
«Поскорее бы вы уматывались», — с раздражением подумал я. Дин Рид будто угадал мои мысли.
— Ну а теперь поехали, — сказал он и добавил, — пока трамваи ходят.
Я не понял, обращался ли он только к Мухомору или к нам обоим.
— Прихвати на всякий случай веревку, — сказал Дин Рид мне, положив конец недосказанности.
— Да я и не знаю… где она у меня.
— Разве твоя бывшая баба не стирала белье? — спросил он и пошел в ванную.
— Годится, — услышали мы его голос и звук, какой издает бельевая веревка, когда ее срывают вместе с гвоздями.
Дин Рид вышел в коридор, сматывая веревку в клубок.
— Поехали!
— Куда? — спросил я и сразу же пожалел об этом.
— Как куда? — неподдельно удивился Дни Рид. — Ты что, уже забыл? Посмотри на него (это он Мухомору), натворил столько дел, что и двум прокурорам за год не разобраться, а еще спрашивает — куда! Да все туда же, дорогуша, на лоно природы. Не думаешь ли ты, что тюк так и будет лежать на даче до приезда хозяев? К нему и так уже, наверное, слетелись все мухи Спартановки.
Захлопываем дверь и, не дожидаясь лифта, спускаемся вниз. На площадке второго этажа екнуло сердце: навстречу с хозяйственной сумкой в руке подымалась моя дочь. Поздоровалась и пошла выше.
Едем снова по Второй продольной магистрали, но теперь уже в противоположную сторону. Мухомор за рулем, Дин Рид рядом. Тракторозаводской район, Спартановка, плотина. Сворачиваем к дачам, петляем по узким улочкам.
Меня что-то потянуло на сон и не столько от выпитой водки, сколько от всей этой колготы и недосыпаний. Я не заметил, во двор какого дачного домика мы заехали, и после, на следствии, не смог опознать его.
Сели под навес, когда-то выполнявший роль летней кухни, а сейчас захламленный трухлявыми кусками досок и деревянными ящиками. Мухомор ненадолго отлучился и возвратился с бутылкой водки.
— Хорошо работаешь! — одобрил Дин Рид и пошел по заросшим травой грядкам.
Пока он отыскал там с десяток мелких помидор, Мухомор принес из «Жигулей» пластмассовый складной стаканчик. В ящике кухонного стола обнаружилась окаменелая пачка соли. Я не привык потреблять алкоголь в таком темпе и в таких дозах, но я пил, чтобы, как мне казалось, не вызвать подозрения. Когда стало почти темно и когда угомонились пенсионеры на соседнем участке, Дин Рид сказал:
— Кончайте ночевать! Пора за работу.
Мы с трудом выволокли из неглубокой ямы парника тяжелый рулон ковровой дорожки, дотащили до «Жигулей» и затолкали на заднее сидение по диагонали (пришлось даже немного его согнуть, чтобы уместился). Снова сели на свои места. Мне пришлось даже поджать ноги почти до подбородка: мешал тюк.
— Давай к карьеру! — скомандовал Дин Рид.
Поехали. Уже стемнело, и я перестал ориентироваться, в какую сторону мы едем. Клонило ко сну. Минут через двадцать остановились на бровке старого карьера, используемого под свалку. Вытащили рулон.
— Обвязать нужно, — сказал Дин Рид и вытащил из кармана бельевую веревку, а я как бы в подтверждение того факта, что совершенно трезв, подумал о нем: какой он предусмотрительный, захватив веревку, ведь если сбросить вниз рулон, не обвязав его, то он размотается. А зачем его сбрасывать? — этот вопрос в то время не пришел мне в голову.
Когда Дин Рид обвязал тюк, мы столкнули его вниз на кучу бытового мусора.
— Пошли, — сказал Дин Рид и стал боком спускаться по осыпающемуся суглинку. Мы последовали за ним.
— Давай сюда, — указал наш председатель на шестиметровый кусок железобетонной трубы, какой обычно используют для ливнеспуска. Труба лежала на склоне под углом где-то градусов сорок, уткнувшись нижним торцом в темную лужу.
Мы подтащили тюк к трубе, и Дин Рид направил свой конец вовнутрь.
— Толкай! — скомандовал он, и мы толкнули.
Тюк соскользнул вниз. Сверху мы набросали в трубу несколько десятков пустых банок из-под краски и выбрались из карьера.
— Минералка есть? — спросил Дин Рид Мухомора, тот молча полез в кармашек за сидением и достал бутылку. Дин Рид открыл ее зубами и стал мыть руки, поливая сам себе.
— Поехали, — снова скомандовал, и мы тронулись с места, не включая фар.
Видимо я все-таки порядочно опьянел, иначе я не убедил бы себя, что в тюке, несмотря на его тяжесть, не мог быть завернут труп, хотя у меня и мелькнуло подозрение в самом начале. Я, как мне казалось тогда, нашел неопровержимое доказательство «от противного»: если бы в тюке был труп, то в такую жару к нему невозможно было бы подойти. Будь бы я трезв, то додумался бы до простой истины: целлофан не пропускает запах.
Средняя Ахтуба, Рыбачий, Бурковка — эти поселки промелькнули в течение каких-то двадцати пяти минут. Дальше Краснослободск, если они, конечно, не свернут перед мостом через Судомойку в пойму. Едем прямо, затем петляем по городу, не сбавляя скорости, меня бросает то к правой, то к левой дверце. Впереди сноп света выхватывает из темноты дощатые заборы, ворота гаражей, узорчатые ставни частных домов, стволы деревьев. Съезжаем с асфальта в заросший сорняками переулок. Останавливаемся против свежевыкрашенных зеленых ворот.
— Приехали, — сказал Дин Рид и вылез из машины. Я последовал за ним. Мухомор остался за баранкой. Значит, будет загонять машину во двор, подумал я.
Вошли через калитку, навстречу нам, гремя цепью, бросился волкодав.
— Тихо! — гаркнул на него Дин Рид, и пес успокоился.
Из дверей дома вышла молодая, загорелая, плотно сбитая женщина.
