— Ничего, — подтвердил он, — пока тихо. Радоваться преждевременно, конечно, но вдруг действительно повезет. Может, как-нибудь выпутаюсь.
— Выпутаемся, — поправил я. — Не забывай: хочешь не хочешь, а я уже соучастник.
— Знаешь, — помешкав, поведал он, — я отыскал у себя номер телефона ее подруги. Свой она не дала, но оставила для связи этот.
— Не дергайся, — сказал я недовольно. — Знаешь, тебе, пожалуй, стоило бы взять отпуск. Этак на пару недель. Махнул бы к своим.
— Сам об этом подумываю, — признался он. — Посмотрю, как выйдет. Наверное, так и сделаю.
Так бестолково и суетно прошел день, за ним еще два — и похожих, и непохожих. Ничего не происходило, никаких движений, связанных с нашей историей, не наблюдалось. Было, как сказал Борис, «пока тихо».
В четверг с утра было пасмурно и душно — назревал дождь. До полудня я проторчал в мэрии, пытаясь раздобыть кое-какую исходную информацию о таинственных метаморфозах в жилом и нежилом городских фондах. Объекты здесь странным образом перемещались — из одного в другой и обратно, и было любопытно покопаться в механике этих пертурбаций. Тема давно меня притягивала, и наконец-то я надумал заняться ею всерьез. Но затюканные чиновники смущенно отводили глаза и объясняли, что я выбрал не самое удачное время: мертвый сезон, август все-таки, время отпусков. Вконец раздосадованный безрезультатным шатанием по кабинетам, я решил махнуть рукой и вернуться в редакцию, где как следует обмозговать план зачинаемой кампании.
В комнатке давно уже так остро не пахло табаком. Я проветрил ее, упрекнув себя — в который раз — за то, что снова курю, и засел за работу. Прихлебывая горячий кофе, я выстраивал на бумаге вереницу вопросов, прикидывал возможные подступы и источники и мучился от непочатого объема предстоящего дела. Было ясно, что увязну надолго. Буду мотаться, выискивать, вынюхивать, выслушивать нелестные слова о себе и всей нашей братии, терзаться бессонницей — и для чего? Кто-то, злорадствуя, скажет: «Молодец, хорошо расчехвостил — так их!» Кто-то понервничает. Кому-то устроят выволочку. Ну и что? Наша жизнь настолько погрязла в дерьме, что вонь уже воспринимается как благовоние. А я — со своей критикой… Эти газетные уколы — как небольшие лужицы на раскаленном асфальте: испарятся, и не вспомнишь. Ничто, по сути, не изменится. Не улучшится, не сдвинется, даже не дрогнет. «Ай, Моська, знать она сильна…» Самолюбие свое потешишь разве только.
Дурацкие мысли. Я не люблю, когда на меня находит такое настроение. Оно расслабляет, размягчает мозги, начинаешь жалеть себя — а этого я не люблю еще больше. Я отбросил ручку, потянулся за еще одной чашкой кофе и закурил сигарету.
Из душещипательной задумчивости меня вывело тихое постукивание. И в приотворившуюся дверь просунулись рыжие кудряшки:
— Ой, вы здесь… Ой, извините, здравствуйте.
— Входи, входи, Ленусь, — сказал я, приподнимаясь. — Всегда тебе рад, курносая ты наша красавица.
— Будет вам, Григорий Сергеевич, — деланно засмущалось милое круглолицее создание, хлопая лучистыми глазами. — И вовсе не курносая. Вам с утра названивают, названивают. Вот телефон записала. Просили связаться, как объявитесь. Нервная какая-то особа.
— Нервная, говоришь? — Я глянул на карточку с номером, но в памяти ничего не шелохнулось. — Нервных не держим. Кофе хочешь?
— Ой, что вы! Я побегу. У Дим-Димыча люди, вдруг что-нибудь понадобится.
Какое-то время я рассматривал ничего не говорящие мне числа и силился пробудить потаенные ассоциации, потом нехотя отстучал их на кнопках телефона. Ответили тотчас же. Женский голос — низкий, гортанный — тоже был мне незнаком.
— Простите, — сказал я, — Рогов беспокоит. Меня просили позвонить.
— Да, да, — вдруг всполошился голос. — Мы ищем Бориса Семеновича. С самого утра.
— Кого? — не понял я. — Куда, извините, я звоню?
— Издательство. Это издательский дом «Артс». Ради бога, подскажите, где его…
— Погодите, — прервал я, — речь об Аркине? Борисе Аркине?
— Мы прямо-таки обыскались. На одиннадцать были назначены важные переговоры. С нашими иностранными партнерами. А он не пришел. И до сих пор не объявился. Нужно подписать договор, а он у него где-то в сейфе заперт. Прямо не знаем, что делать.
— Домой звонили? — задал я бессмысленный вопрос.
— Куда только не звонили! Осталось только — на дачу. Жене. Телефона только никто не знает. Вам он известен?
— Нет, — соврал я.
— Господи! Вся надежда была на вас. Думали, может, вы в курсе. Иностранцы нервничают. Директор тоже. Ну куда он мог запропаститься? Хоть бы позвонил…
— Я… — Мне вдруг стало душно, сжавшие трубку пальцы омертвели. — Я ничем не могу помочь. К сожалению. Но попробую что-нибудь выяснить.
— Ох, ох…
Я положил трубку — резко, невежливо, некрасиво оборвал разговор, но эти причитания внезапно стали мне в тягость.
Не знаю, сколько я просидел в бездействии, уставясь в никуда и вяло ворочая мозгами. Ну и что, говорил я себе, ну не вышел человек на работу. Мало ли почему. Однако… Борис был человеком крайне обязательным, тем более — в делах служебных. Только что-то чрезвычайное могло ему помешать дать о себе знать. Но что? «Мало ли что, — вслух тупо повторил я, — скажем, авария, несчастный случай…» Но разум отчего-то, не задерживаясь, скользил мимо этих лежащих на поверхности и, казалось бы, самых очевидных объяснений. Откуда-то из глубин подсознания возникло глухое подозрение, я гнал его прочь, а оно возвращалось, как назойливый овод. В голове мельтешили картины субботней ночи и пульсировало: связь… связь… связь… есть ли какая связь с той злополучной историей? Не хотелось об этом думать — решительно не хотелось.
Я встряхнулся, схватил трубку и принялся судорожно набирать номера, сначала — их семейный, потом — на Обручева. И, разумеется, безуспешно. Раз в микрофоне что-то хрястнуло, заставив меня встрепенуться мгновенной напрасной радостью, — очевидно, то были случайные помехи на линии. Потом меня обуяла лихорадочная жажда действия. Я вскочил, быстро собрал кейс и понесся к выходу.
По пути завернул в приемную шефа. Очевидно, вид у меня, как сказал бы Хрюн Моржов, внушал: глаза Леночки распахнулись в тревожном вопросе.
— Там еще гости, — кивнула она на дверь.
— Пусть, — сказал я, — просто передашь потом, что я ушел. И наверное, задержусь завтра.
— Что-нибудь случилось?
— Пока не знаю, — буркнул я и зачем-то невразумительно добавил: — Еду выяснять.
Выяснять? Что я мог выяснить? Начал я с Обручева. Добирался долго. Тягуче тащился в пробке, запрудившей центр; выбрался, чтобы затесаться в другую — уже на Ленинском; рискованно, корчась от напряжения и собственной смелости, втискивался в редкие просветы в потоке, кого-то обгоняя, кого-то подрезая — наверняка не одно убойное проклятие сыпалось мне вслед. И зачем? Я не сомневался в душе, что будет так: поднимусь, стану жать и жать на звонок, вслушиваясь в мелодичный перезвон, подергаю дверь, потопчусь на площадке и уйду несолоно хлебавши.
Так оно и вышло. Я посидел в машине и, немного остыв от своего ухарского марш-броска и задним числом испугавшись, двинулся на Мичуринский, где располагался их с Милой семейный очаг. Теперь я вел себя образцово — здесь уже двигалось много грузовиков, и всякая резвость была чревата непредсказуемым исходом. Моя «девятка» тащилась почти пешим ходом: трогалась и спотыкалась, замирала в густом рое автомобилей, потом опять дергалась и подолгу простаивала у светофоров. Та еще езда — изнуряющая, изматывающая, но неожиданно она ощутимо разрядила мое душевное напряжение и позволила здраво поразмыслить: я, кажется, придумал, как действовать на Мичуринском.
Выйдя из лифта, я не стал толкаться к Аркиным, а сразу же направился к двери напротив и надавил на кнопку звонка. Послышались неспешные шаги, потом затишье: меня явно изучали в глазок. Я встал так, чтобы можно было хорошо разглядеть лицо, и заговорил:
— Майя Гаевна, это друг Бориса и Милы. Помните, мы с вами у них встречались?
Щелкнул замок, клацнула цепочка. Дверь широко открылась, явив добро улыбающуюся старую женщину — видимо, ровесницу мамы — в вылинявшем, некогда бордовом махровом халате.
— Как же, как же, я вас узнала, — сказала она и отступила назад, приглашая войти. — Бориса нет дома, да?
— Знаю, — подтвердил я. — Я как раз по поручению Бориса. Понимаете, ему срочно пришлось отбыть в Калининград — какие-то проблемы с типографией. А по пути он вдруг встревожился: никак не мог вспомнить, погасил ли конфорку. Связался со мной по телефону и попросил побеспокоить вас. Сказал, что у вас хранятся их запасные ключи. Не могли ли вы проверить?
— Ох ты, господи! — всполошилась старушка. — Как же это… Такой всегда аккуратный. Сейчас-сейчас… Все сделаю.
