И тут вдруг Гленн Клоус заявила Майклу Дугласу, что она беременна, что декоратор напрочь раскурочил чей-то дом, а «Уэст Хэм»[1] вырвался в Блэкберне[2] вперед.
— Переключи обратно! — сказал я. — Хороший фильм!
— Он мне надоел, — ответила Дебби.
— А мне плевать! Включи фильм, я сказал!
— Я хочу пройтись, — заныла она.
— Иди, я тебя не держу! Только переключи канал и закрой за собой дверь.
— Крис! — начала она снова, но мое терпение лопнуло.
— Переключи канал! Живо!
Дебби неохотно подняла руку, нажала кнопку, надулась и замолчала. Хотя я знал, что это ненадолго.
Я уже говорил, что женщины, на мой взгляд, порочные и зловредные твари. Моя благоверная была наглядным воплощением этого тезиса. Дебора Уэллер — сокращенно Дебби — моя жена, партнерша и личная мучительница в течение последних девяти лет. Мы встретились в клубе, совладельцем которого был мой брат, в восьмидесятые годы. Она танцевала в клетке, демонстрируя свою плоть всем подонкам общества, а я частенько сиживал там, глазея на нее. Управляющий клубом Бенни как-то раз представил меня ей после закрытия заведения. Хотя это не совсем точно. Я должен был сказать так: управляющий клубом Бенни свел меня с ней, когда прослышал, что я хотел бы заработать в глазах Гевина пару очков в свою пользу. Не сказать, чтобы Дебби пришлось долго уламывать. Она знала, в каком месте работает и какие посетители ходят сюда по вечерам. Как только ей сказали, что я достаточно важный клиент, мне не пришлось даже звенеть монетой.
Говорю вам: с женщинами связываться опасно.
Самолюбию Дебби льстило, что она идет под ручку с местной знаменитостью, моему — что рядом со мной самая желанная женщина в клубе.
Хотя, если отбросить все это, я думаю, мы с ней созданы друг для друга. Видите ли, я парень не больно разговорчивый, а Дебби, как правило, очень трудно придумать, что бы такое сказать. Поэтому, когда мы определили границы наших отношений и поняли, что не обязаны надоедать друг другу до смерти мелкими сплетнями только для того, чтобы заполнить тишину, у нас все наладилось. Хороший секс, приятная жизнь и масса походов за покупками. Несколько лет мы были почти счастливы.
Однако вскоре после того, как Гевин сел, все пошло наперекосяк. Вообще-то я никогда не любил светскую жизнь. Клубы, ипподромы, рестораны навевают на меня скуку. Я ходил туда только для того, чтобы засветиться рядом с братом. Когда с ним случилась беда, они потеряли для меня всякую привлекательность. И в то же время я удвоил осторожность. Чтобы Гевин угодил за решетку на долгий срок — такое мне даже в страшном сне присниться не могло. Кто угодно, только не он! Я понял, что светский образ жизни не для нас. Конечно, вы делаете себе имя — только не забывайте при этом, что люди будут склонять его на всех углах.
Я решил свалить из страны и какое-то время спокойно погреться на солнышке. Мой брат вложил несколько штук в виллу и пару баров в Греции (точнее, на острове Корфу), так что мы с Дебби собрали вещички и дунули на несколько лет в Ионию.
Греция нравилась Дебби больше, чем мне. В основном эти четыре года она провела, занимаясь фотосинтезом у различных бассейнов, на пляжах и яхтах, в то время как я слонялся, сунув руки в карманы и пиная ногами гальку. Ну, может, и не совсем так, но порой мне казалось, будто я только этим и занимаюсь. Единственной отдушиной были поездки в Британию примерно раз в четыре месяца — на очередное дело. Видите ли, несмотря на то, что Гевина посадили на пятнадцать лет, мы с Винсом и Сидом объединились и стали самостоятельной командой. Винс назначил себя номером один, хотя на самом деле у нас было одинаковое право голоса при выборе работы.
Тем не менее поездки на родину не смягчали моей ностальгии, а скорее усиливали ее. Наконец четыре года спустя я решил, что сыт солнцем, морем и песком по горло, и вернулся в Британию. Звучит немного странно, я знаю, особенно если вы работаете в какой-нибудь скучной маленькой конторе или на фабрике, круглый год мечтая о двухнедельном отпуске на солнышке. Но попробуйте задержаться там подольше — и сами увидите, как у вас крыша поедет.
У меня, во всяком случае, поехала.
В конце концов, я северный европеец, понимаете? Я родился под пасмурными небесами Британии, они мне родные. Когда мне приходится прожить несколько недель без сплошной пелены облаков, затеняющих солнце, я чувствую себя неуютно.
Дебби восприняла мое решение в штыки, так что мне пришлось буквально волоком тащить ее в самолет, причем она отбивалась и вопила как резаная. Однако ее бесплатный талон на питание улетал, а поскольку работы в баре Дебби лишилась, выбора у нее не было. Когда я сказал Дебби, что мы не вернемся в обжитое лондонское гнездышко, а отправимся в глушь графства Кент, она, бедняга, совсем приуныла. Но мне не хотелось снова якшаться с Винсом, Бенни и прочими, поэтому я купил особняк с четырьмя спальнями в районе, где три года назад жили исключительно лисы и барсуки, и решил стать уважаемым членом общества.
Конечно, это был только фасад. Я намеревался продолжить работу с Винсом и компанией, чтобы не потерять форму, просто не хотел общаться с этой шайкой в свободное время.
Дебби ныла всю дорогу, жалуясь, что не сможет видеться с родственниками и друзьями (с которыми она не встречалась четыре года, пока жила в Греции, и это ее ничуть не волновало), хотя прекрасно знала, с какой стороны ее хлеб намазан маслом. Ей и в голову не приходило бросить меня. Меркантильная сучка умела блюсти свою выгоду!
Что до меня, я даже не знал, радоваться этому или нет. Мы так долго прожили вместе, что мне казалось, иначе и быть не может. Порой я не могу вспомнить, зачем мы вообще сошлись, а иногда не могу представить без нее свою жизнь. Видно, в этом смысле я не слишком отличаюсь от других мужиков. Не она, так другая. Какая разница?
— Мне скучно, — заявила она после пятиминутной паузы. — Пойдем куда-нибудь!
— Пожалуйста, Дебби, заткнись!
— Мы никуда больше не ходим! Давай прошвырнемся!
Она слегка преувеличивала. Мы никуда больше не ходили вместе. Вот уже много лет каждый из нас жил своей жизнью. Дебби делала, что хотела, и я тоже. Честно говоря, по-настоящему хотел я только одного — грабить банки. Все остальное меня мало волновало. В свободное время я читал, смотрел телевизор, хорошо питался, не скупился при желании на дорогие покупки — в общем, вел спокойную жизнь. Хотя по большому счету меня все это не волнует. Что касается Дебби, она любила дискотеки, магазины и достаточно непристойные развлечения, о которых, как она полагала, я не догадываюсь.
Вы думаете, мне следовало возмутиться и приструнить ее? Наверное, надо было, но меня это не трогало. Лишь бы не наградила меня какой-нибудь гнусной болезнью или недержанием мочи — а там пускай делает, что хочет.
— Крис!
Большинство налетчиков повязали, хотя двоим удалось улизнуть. Я минут пять размышлял о судьбе Ленни и только пришел к выводу, что его, очевидно, убили, как оказалось, что на экране уже другой канал.
— Крис!
Брюс и Райан, прикрываясь очаровательной заложницей, захватили патрульную машину и рванули вперед, дав тем самым сигнал к началу обязательной автомобильной погони. Эти киношные погони вызывают у меня искренний смех. В жизни, естественно, ничего подобного не бывает. На самом деле никто не может дать указания водителям, как ехать и куда свернуть, чтобы погоня длилась подольше. Большинство водителей — натуральные подонки. Да просто доехать до пивной, магазина или работы — это же кошмарный сон! Попытайтесь организовать погоню в центре города среди бела дня — и сами увидите, далеко ли вам удастся уехать.
— Крис!
Райан высунулся с пассажирского сиденья в окошко и прострелил шины первой паре полицейских машин, в то время как Брюс мчался в неположенном направлении по улице с односторонним движением в самый час пик.
Хрень собачья!
— Крис!
— Бога ради, Дебби, дай покой!
Она металась по комнате с побелевшими от ненависти глазами, визжа, как безумный мулла. Майкл Дуглас врезал ей и сбил с ног, какой-то гомик плел кружева, а команды в Блэкберне сравняли счет.
— Черт тебя побери! — рявкнул я на нее. — Дай мне пульт! Живо!
— Крис, мне надоело смотреть телик. Давай выйдем хоть на полчасика!
— Нет, — ответил я, сразу решив не уступать. — Брось мне пульт. Я не шучу!
Дебби прижала пульт к груди и покачала головой.
— Дай мне пульт, Дебби! — заорал я на нее.
Она лукаво улыбнулась.
— Нет. Подойди и возьми его сам.
Я уставился на нее, стараясь сообразить, как вывести ее из себя.
— Ладно, оставь его себе. Я пойду наверх и посмотрю телик в спальне, — сказал я, вставая.
Фокус удался. Дебби подскочила, готовая взорваться, но ее остановил звонок в дверь. Я думал, она по своему обыкновению спросит меня, кто там, однако Дебби вдруг засияла наподобие рождественской елки и устремилась к двери. Не знаю, что ее больше обрадовало — возможность с кем-то пообщаться или мое явное недовольство при мысли о вторжении незваных гостей. Скорее всего и то, и другое.
