Проводив мужа в Москву, Надежда предвкушала, как она будет вставать не очень рано, съедать стаканчик йогурта и садиться за компьютер. Поработать часа три-четыре — вполне хватит, ведь никто не будет мешать разговорами, отрывать по пустякам, а телефон можно на это время вообще отключить.
К часу примерно работу можно закончить. Затем — второй завтрак, или ленч — тарелочка овощного салата и стакан сока.
После ленча можно заняться хозяйством либо же (что гораздо предпочтительнее) своей внешностью, а именно — давно пора посетить парикмахерскую, заглянуть в косметический кабинет и прикупить кое-что из дамских мелочей. Кроме того, накопилась пара-тройка приятельниц, с которыми просто необходимо встретиться и поболтать, желательно — вне дома, чтобы никто не мешал. Погода сейчас отличная, можно прогуляться и совместить приятное с полезным и, если отважиться выпить где-то чашечку кофе, то можно посчитать это обедом. На ужин — классические два яблока, как советуют все без исключения диеты, немного почитать, а потом наступает глубокий и здоровый сон. :
«Разумеется, если сможешь заснуть, — говорил Надеждин ехидный внутренний голос, — не помешает ли урчание в животе?»
Так или иначе план выглядел превосходным, и Надежда уже предвкушала, как она расцветет и похорошеет от такого здорового образа жизни, но судьба немедленно внесла свои коррективы.
Проводив в воскресенье утром мужа в Москву — Сан Саныч предпочитал ездить дневным сидячим поездом, он плохо спал в дороге, — Надежда рассеянно бродила по квартире. Новую жизнь она решила начать с понедельника, а сейчас колебалась — позвонить близкой подруге Алке либо расположиться на диване с детективом и котом под боком.
Судьба потревожила телефонным звонком.
— Надя, — как-то неуверенно говорила на том конце линии мать, — тут мне принесли телеграмму.
— Телеграмму? — встревожилась Надежда. — Какую телеграмму, откуда?
— Из Нукуса, — ответила мать.
— Какого еще Нукуса, что это?
— Это такой город, — против обыкновения мать не пришла сразу же в ярость от непонятливости Надежды, а терпеливо отвечала на все вопросы, — это город такой, в Каракалпакии.
— Знать бы еще, где эта Каракалпакия, — проворчала Надежда. — Ну так что Нукус? От кого телеграмма-то?
— Подписана — В. Сперанская, — объяснила мать.
— А кто такая В. Сперанская? — спросила Надежда, потому что ей эта фамилия ни о чем не говорила.
— Понятия не имею, — честно ответила мать, но в ее тоне Надежда не услышала категоричности. — Вот послушай: "Буду в Ленинграде пятнадцатого, встречайте поезд шестьсот четырнадцать, вагон четвертый.
В. Сперанская".
— Все ясно, — Надежда облегченно вздохнула, — перепутали на почте адрес.
— Да нет, я уже звонила на почту, все правильно, — обреченно ответила мать.
— Значит, перепутали не у нас на почте, а в этом, как его... Укусе. — Надежда понемногу начинала раздражаться, потому что неведомая В. Сперанская грозила испортить будущую радостную неделю.
— Нукусе, — поправила мать, и снова Надежда поразилась ее терпению. — Знаешь, Надя, — продолжала мать задумчиво, — что-то такое брезжит в мозгу... Сперанская... Нукус.., но не могу вспомнить, склероз видимо, все-таки у меня есть.
— Что ты, мама. — Надежда забеспокоилась, не заболела ли мать, потому что у той всегда была отличная память, и ни о каком склерозе речи не заходило.
— Пятнадцатое — это сегодня, — продолжала мать, — и если окажется, что мы должны знать эту Сперанскую, получится очень неудобно. Человек едет из такой дали.., а мы даже встретить не можем.
— Ну, знаешь, — вскипела Надежда, — я лично уверена на двести процентов, что никогда в жизни не слышала этой фамилии — Сперанская! То есть слышала, — поправилась она, — это министр такой был в девятнадцатом веке при Александре Первом — Сперанский.
— При чем тут Александр Первый? — вскипела в свою очередь мать. — Надежда, не валяй дурака! — И, поскольку Надежда угрюмо молчала, она заговорила потише:
— Знаешь, надо бы ее встретить. Если выяснится, что это ошибка — ну, проводишь ее до нужного места, у кого-то же она остановится? Или в гостиницу...
— Так я и знала! — вскричала Надежда. — Так я и знала, что ты пошлешь меня туда, не знаю куда! Ну сама подумай, кого я должна встретить? И где, на каком вокзале?
Куда приходит поезд и когда? Может, од уже пришел? Где находится эта самая, как ты говоришь, Каракалпакия? На Кавказе?
— Кажется, да, — неуверенно пробормотала мать, — рядом с Адыгеей...
— Да ты что! Адыгея — это на Дальнем Востоке! — уверенно заявила Надежда, роман такой есть — «Последний из адыге».
Дерсу Узала его звали, я точно помню...
— Ага, — ехидно ответила мать, — Дерсу Узала, говоришь? Надежда, ты меня, конечно, извини, но это уже не склероз, это — маразм! Потому что роман называется «Последний из удэге», и этот самый Дерсу Узала к Адыгее не имеет ни малейшего отношения!
— Слушай, при чем тут вообще Адыгея? — не выдержала Надежда. — Мы же ищем Каракалпакию!
— И правда! — обрадовалась мать. — Значит, Бог с ней, с Адыгеей. А как ты думаешь, где может быть эта Каракалпакия?
— Ну, если Кавказ тебе не подходит, тогда, я думаю, она где-нибудь в низовьях Волги, там степи такие.., еще президент у них миллионер...
— Надежда, — закричала мать так громко, что кот Бейсик отпрыгнул от телефона, — ты ведь училась в школе гораздо позже меня!
Географию своей страны нужно знать! Там, в низовьях Волги, — Калмыкия, это у них президент Илюмжинов — миллионер!
— Ты точно знаешь? — расстроен(tm) переспросила Надежда. — Ну тогда я и не знаю, где ее искать, эту Каракалпакию.
— Значит, так, — строго сказала мать, — кончаем эту самодеятельность. Я сейчас достану карту Советского Союза и отыщу там Каракалпакию. А ты будь добра, позвони в справочную и выясни, когда и на какой вокзал прибывает поезд номер шестьсот четырнадцать.
«Больше мне делать нечего!» — хотела сказать Надежда, но промолчала — с матерью спорить, себе дороже обойдется.
Поезд номер 614 оказался московским и прибывал он на Московский, соответственно, вокзал ровно в двадцать три часа пятьдесят пять минут по московскому времени.
Чтобы выяснить это, Надежде понадобилось всего-то минут сорок повисеть на телефоне, чтобы пробиться в справочную. Как только она повесила трубку, позвонила мать.
— Слушай, Каракалпакия, оказывается, в Средней Азии! — обрадованно закричала она. — С одной стороны ее омывает Аральское море...
— Какое море? Его же нет давно, — перебила Надежда.
— А Каракалпакия — есть! — стояла на своем мать. — В общем, она входит в состав Узбекистана. Наверное, через Ташкент поезд идет... , — Да-да, я уже знаю.
Выслушав все про поезд, мать помолчала.
— Знаешь, я тут все думала, думала.., и вспомнила. У твоего отца была тетка.., нет, кажется, двоюродная сестра.., нет, все-таки это была тетка.., двоюродная, а может, троюродная.
— Никогда в жизни у отца в родне не было никаких Сперанских! — заявила Надежда. — Мы бы знали.
— А вот ее фамилия, кажется, была Сперанская, — гнула свое мать, — хотя замужем она вроде бы не была.., а может, была как-нибудь случайно и недолго, а фамилия так и прилипла.
— Мама, твои рассуждения притянуты за уши! — Надежда представила, как ей придется торчать поздно вечером на Московском вокзале, и была очень зла.
— Но ведь кто-то с такой фамилией едет к нам из Каракалпакии, — резонно возразила мать, — так я тебе скажу, что, кроме этой тетки, больше некому.
— Тетка отца... — протянула Надежда. — И сколько же ей может быть сейчас лет?
— За восемьдесят, — дипломатично ответила мать.
— Замечательно! Встречать полоумную старуху, которую я никогда в жизни не видела! Как она хоть выглядит?
— Откуда я знаю? — удивилась мать. — Я тоже никогда в жизни ее не видела. Дело в том, что ее сослали в Каракалпакию в пятьдесят втором году. А до этого она еще лет пять пребывала в местах отдаленных.
— Дальше Каракалпакии? — удивилась Надежда.
— На Севере, — отмахнулась мать, — и не спрашивай больше, ничего про это не знаю. Мы с твоим отцом поженились в пятидесятом, ты родилась в пятьдесят первом.
Сама посуди, откуда я могла ее знать?
— За что ее посадили и сослали?
— Ой, да какая теперь разница! — рассердилась мать. — Знаю только, что потом, когда можно было вернуться, она наотрез отказалась уезжать из своего Нукуса. Так и сказала: я, говорит, не желаю болтаться по всей стране, как цветок в проруби! То меня сюда, то теперь обратно туда! Знать ничего не знаю!
— Характер, — заметила Надежда.
— Вот-вот, отец рассказывал, что характер у нее всегда был скверный.
— В этом мы скоро будем иметь возможность убедиться, — зловеще проговорила Надежда и оказалась права.
К вечеру Надежда поехала к матери на Литейный — оттуда ближе было до вокзала.
