Майя – управляющий директор, но предпочитает, чтобы ее называли «наша главная начальница». Это прозвище она придумала себе сама, и всякий раз произносит его со смешком. На самом деле она лишь третья в иерархии руководства нашей компании. Лори как креативный директор обладает верховной властью. За ним с небольшим отставанием идет Раффи, финансовый директор. Оба тайком контролируют Майю, позволяя ей верить в то, что она и впрямь самая главная.
– Что это? – кивает она на карточку в моей руке.
Я снова смотрю на карточку и, наверное, в двадцатый раз читаю цифры.
2 1 4 9
7 8 0 3
4 0 9 8
0 6 2 0
Сетка, как сказала Тэмсин. Нет тут никакой сетки, поэтому вряд ли это судоку, хотя расположение цифр и правда напоминает сетку. Но как только клетки заполнили цифрами, а линии убрали…
– Попробуйте догадаться, – говорю я Майе. Я даже не думаю показывать ей карточку. Майя любит демонстрировать показное дружелюбие, особенно к нижестоящим работникам вроде меня, но на самом деле ей на всех наплевать, кроме себя, любимой. Она задает правильные вопросы – громко, чтобы все слышали, что вы ей небезразличны, – но если ей ответить, она лишь растерянно заморгает, как будто ее ввели в состоянии комы. Вот и сейчас она то и дело оглядывается через плечо, из чего я делаю вывод, что ей не терпится вернуться к своей зажженной сигарете, не иначе как десятой из тридцати, которые она выкуривает за день.
Иной раз, проходя мимо ее кабинета, Лори кричит: «Рак легких!» Остальные же делают вид, будто верят уверениям Майи, что она-де бросила курить несколько лет назад. Легенда гласит, что однажды она даже расплакалась и попыталась сделать вид, будто из ее кабинета струятся не клубы табачного дыма, а пар от чашки с горячим чаем.
Впрочем, никто из нас никогда не видел ее с сигаретой в руке.
– Я поняла, как ей это удается, – заявила на днях Тэмсин. – Она держит сигарету с пепельницей в нижнем ящике стола. Когда ей хочется затянуться, она засовывает голову полностью в ящик… – Видя мое скептическое отношение к ее гипотезе, Тэмсин добавила: – В чем дело? Самый нижний ящик в два раза больше двух верхних, туда легко можно сунуть голову. Не веришь? Тогда предлагаю тебе тайком пробраться в ее кабинет и…
– Уговорила! – оборвала я ее. – Мне не терпится совершить карьерное самоубийство, роясь в письменном столе управляющего директора.
– Тебе это ничем не грозит, – возразила Тэмсин. – Ты ведь ее малышка, или ты забыла? Можно сказать, фетиш. Она будет любить тебя, что бы ты ни натворила.
Однажды, без всякой иронии и в моем присутствии Майя назвала меня «малышкой нашей «Бинари Стар». Тогда-то я и начала беспокоиться о том, что она не воспринимает меня серьезно как продюсера. Теперь я знаю, что так оно и есть.
– Кому какое дело…
Тэмсин стонет всякий раз, стоит мне упомянуть об этом.
– Мне кажется, в наши дни мы придаем слишком большое значение тому, чтобы нас принимали серьезно.
Майя быстро теряет ко мне интерес и, ограничившись коротким «пока, куколка», удаляется в свое задымленное прокуренное логово. Меня это полностью устраивает. Я не напрашивалась в объект ее несостоявшихся материнских желаний.
Спешу по коридору к кабинету Лори. Стучу в дверь и одновременно вхожу. И застаю его за тем, как он правой ногой вращает глобус. Лори тотчас прекращает это занятие и моргает, как будто пытаясь вспомнить, кто я такая. Похоже, он уже мысленно проговорил все, что хотел обсудить со мной, я же согласилась со всем тем, с чем должна была согласиться, и, возможно, уже удалилась или умерла – не исключено, что разум Лори перенес меня в такое далекое будущее, в котором он даже не знаком со мной. Мозг у него работает быстрее, чем у других людей.
– Тэмсин сказала, что Хелен Ярдли убили. – Прекрасно, Флисс. Затронь тему, которую тебе меньше всего хочется обсуждать, почему бы нет?
– Ее застрелили, – бесстрастно произносит Лори и вновь начинает вращать ногой глобус, пиная его так, чтобы тот крутился быстрее.
– Какой кошмар, – говорю я. – Так оно еще тяжелее… То есть если бы она умерла сама… Было бы легче пережить, я имею в виду.
Пока говорю, я понимаю, что совершенно не знаю, как следует выражать соболезнования по поводу такого рода утраты. Лори общался с Хелен Ярдли каждый день, часто даже по несколько раз в день. Я знаю, насколько важна для него СНРО, но откуда мне знать, как он относился лично к Хелен… Переживает он ее смерть как товарищ по общему делу или же в его отношении есть нечто большее?
– Она умерла не сама. Ей было всего тридцать восемь. – Ярость в его глазах еще не нашла выхода в его голосе; голос звучит так, будто он цитирует заученные наизусть строки. – Кто бы ни был убийца – его вина частичная. Ее убила целая цепочка людей, в том числе Джудит Даффи.
Я не знаю, что на это сказать, поэтому кладу ему на стол карточку.
– Кто-то прислал мне вот это. Пришла по почте сегодня утром, в соответствующем конверте. Ни пояснительной записки, ни письма, ни указания на то, от кого это.
– На конверте тоже были цифры? – Каким-то волшебным образам у Лори проснулся интерес.
– Нет…
– Ты сказала про «соответствующий конверт».
– Да, дорогой на вид – слегка желтоватый и тисненый, как открытка. Адресован «Флисс Бенсон»; значит, он от кого-то, кто меня знает.
– С чего ты это взяла? – удивился Лори.
– Иначе пославший его человек написал бы «Фелисити».
– Твое имя Фелисити? – прищурившись, спрашивает он.
Это имя стоит в титрах каждой программы, которую я делаю. Это имя Лори видел в моей анкете и в сопроводительном письме, когда я обратилась в «Бинари Стар» в поисках работы. Видел, а потом забыл. В хороший день Лори заставляет меня чувствовать себя невидимкой, в плохой – будто меня вообще не существует.
Я делаю то, что всегда делаю, когда нахожусь в его кабинете и есть вероятность того, что я расстроюсь: я не свожу глаз с миниатюрной модели Солнечной системы, стоящей на полке, и списка планет: Меркурий, Земля, Венера, Марс…
Лори берет карточку и, пробормотав нечто невнятное, швыряет ее в корзину для мусора в дальнем углу. Карточка пролетает мимо моего уха, едва не задев меня.
– Это бумажный хлам, – поясняет он. – Рекламная листовка, на которую зря потратили древесину.
– Но цифры написаны от руки, – возражаю я.
– Забудь, – обрывает меня Лори. – Мне нужно поговорить с тобой кое о чем важном. – Затем, словно только что заметив меня, он ухмыляется и добавляет: – Через минуту ты полюбишь меня.
От неожиданности у меня едва не подкосились ноги. Он никогда еще в моем присутствии не произносил слова «любовь». Это я могу сказать с абсолютной уверенностью. Мы с Тэмсин как-то рассуждали о том, слышал он это слово когда-нибудь, любил ли кого-то и признает ли существование любви.
Через минуту ты полюбишь меня. Неужели он имеет в виду любовь в физическом смысле? Я представляю себе секс на столе и Лори, которому наплевать на огромное окно, в которое любой, у кого кабинет на другой стороне дворика, может увидеть нас. Представляю, как сама нервничаю по причине недостатка интима, но не протестую, так как не хочу его расстраивать… Стоп. Живо прекрати эту чушь. Я выбрасываю эту картину из головы, прежде чем она успевает там застрять. Не дай бог, я рассмеюсь или закричу, и Лори потребуют объяснить, что со мной.
– Ты хотела бы стать богатой? – спрашивает меня Лори.
* * *
Разговоры с Лори утомляют меня. Причина частично состоит в том, что я никогда не знаю, как ему отвечать. Всегда есть правильный ответ и неправильный – для Лори мир поделен на черный и белый, – но он никогда не даст вам ключик к разгадке. Кроме того, он пугающе непредсказуем в отношении буквально всего. Исключение составляет лишь то, что Лори называет «охотой на ведьм», имея в виду матерей, чьи дети умерли в колыбели. Тут он непоколебим, чего не скажешь о прочем.
Должно быть, это как-то связано с его блестящим оригинальным умом. С другой стороны, это делает адски трудной жизнь любого, кто тайно пытается порадовать его, стараясь угадать, чего, собственно, он от них ждет, но при этом выглядеть так, будто они сами себе хозяева и делают то, что захотят, и вообще им наплевать, что о них подумают. Однако, если хорошенько поразмыслить, вряд ли таких много. Возможно, только я одна.
– Не нуждаться в деньгах – да, хотела бы, – наконец, признаюсь я. – Про богатство не скажу, сумасшедшие деньги мне не нужны. Хотелось бы иметь побольше, чем у меня сейчас, но меньше чем… ну, ты сам знаешь.
Я несу чушь, потому что не готова к такому повороту разговора. Я его не предполагала. Я живу в Килберне, в темной квартире с низким потолком и одной спальней в цокольном этаже, под квартирами людей, у которых в каждой комнате звукоусиливающие деревянные полы. Потому что положи они на пол ковры, и это поставило бы под сомнение их принадлежность к верхнему слою среднего класса. Порой мне кажется, что они едва ли не каждый вечер прыгают по своим гостиным на тренажерах «кузнечик», изводя меня постоянным стуком. У меня нет никакого внешнего пространства, лишь прекрасный вид на безукоризненно ухоженную лужайку с розовыми кустами, принадлежащую владельцам тренажеров. Я же в моей квартирке, которую купила четыре года назад, не могу позволить себе даже влагоизоляцию. Звучит забавно, но при этом я не зациклена на богатстве.
