Таких одинаково безликих комнат насчитывалось в Тиходонской области около трехсот, по стране — тысячи. Они образовывали единую сеть, процеживающую через себя горе и боль одних людей, коварство и жестокость других. Истории, которые приходилось здесь выслушивать, не располагали к мечтательности и сантиментам, поэтому обитатели их отличались резкостью, решительностью, жесткостью и грубоватой прямолинейностью. Эти качества, старательно ретушируемые в книгах и фильмах про сыщиков, позволяли им успешно противостоять тем, кто затевал примитивно-кровавые «дела» в заплеванных притонах или на тюремных нарах, тем, кто строил хитроумно обдуманные планы в купленных на общак особняках, словом, всему не признаваемому пока официально, но от того не менее опасному преступному миру — от мелкой уголовной шелупени до авторитетных воров в законе.
Сизов прошел к своему столу, сел, вытащил из календарной подставки лист бумаги.
— Сразу за план? — с уважением спросил Фоменко, пристраиваясь на подоконнике. — Я докурю и тоже пойду…
Но идти работать ему не хотелось, и он озабоченно поинтересовался у задумавшегося Сизова:
— Как же вы его будете устанавливать? По пальцам? А если в картотеке ничего нет?
«Они ничего не поняли, — подумал Сизов. — Губарев по неопытности, Фоменко по глупости. Разве что Веселовский… Тоже вряд ли. Но ему-то шеф растолкует, что к чему…»
— Чего его устанавливать, — вслух произнес Сизов. — Это хозяин машины… — Он взялся за телефон.
Губарев перестал перекладывать в сейфе картонные папки оперативных материалов.
— Почему? Может, хозяин сидел за рулем? А может, машина угнана, а труп случайный?
— Если бы хозяин сидел за рулем, они не подняли бы сразу стрельбу, вначале попытались бы договориться. И потом — труп голый, уложен в специальный мешок, к ногам привязан камень — значит, готовились убить — и концы в воду!
— А чего, правильно, — горячо зашептал Фоменко. — Все сходится…
Губарев пожал плечами.
— Если так, то почему начальник поручил такую простую линию вам?
«Молодец, парень, в самую точку, — подумал Сизов. — Потому что настала пора показать: Сизов выработался и ни на что больше не годен».
— Не знаю, — ответил он, набирая код Красногорска.
Когда Веселовский остался с Мишуевым наедине, тот жестом предложил садиться поближе, тяжело вздохнул, ослабил узел галстука.
— Александр Павлович, в этом розыске я целиком полагаюсь на вас.
Веселовский смешался.
— На меня? Я, конечно… Но почему?
— Объясню. Фоменко не хватает цепкости и настойчивости. Губарев молод, работает в областном аппарате без году неделя. Кто остается? — Мишуев смотрел выжидающе, и чувствовалось, что он знает, каким будет ответ.
— Как — кто? А Сизов?
Мишуев опять тяжело вздохнул и развел руками.
— Да, Сизов… Громкие дела, блестящие результаты, феноменальная способность прогнозировать развитие событий, неумение допускать ошибки. В управлении его прозвали «сыскной машиной», его имя так обросло легендами, что разглядеть за ними реальность довольно трудно.
Мишуев поднялся, обошел стол и сел напротив Веселовского, создавая непринужденную обстановку товарищеской беседы.
— А реальность эта весьма печальна. Сизову пятьдесят три, пенсия на носу, и все, что было, в прошлом. Он хорошо работал, он взял Великана, ликвидировал группу Шебалина, но это уже история. Да, я стажировался у него зеленым юнцом пятнадцать лет назад, но сейчас я — начальник отдела, подполковник, а он так и остался старшим оперуполномоченным, майором. А почему? Отсутствие гибкости, неумение строить отношения с руководством, неумное ерничество. И вот результат — поезд ушел. Кстати, и прежних результатов в последние годы уже нет.
— А ровеньковская сберкасса?
Мишуев небрежно взмахнул рукой.
— Там больше сделали ребята из райотдела. Одним словом, Сизов выработал свой ресурс. Поэтому я и определил ему легкую линию розыска, пусть спокойно проводит время до пенсии. Мы же должны оберегать ветеранов!
Мишуев снова встал и возвратился на свое место.
— Самая перспективная линия работы — у вас. Если постараетесь, обязательно получите хороший результат. А успех поднимет на ступеньку выше других. В связи с моим отъездом в академию ожидаются некоторые перестановки. Я думаю рекомендовать вас начальником отдела.
Мишуев наклонился вперед и перешел на доверительный тон.
— Так что вы, как и я, заинтересованы в скорейшем завершении этого дела. И в том, что наши личные интересы совпадают со служебными, ничего плохого нет, скорее наоборот. Вы со мной согласны?
Веселовский ошарашенно молчал, потом, опомнившись, кивнул.
— Согласен. Постараюсь оправдать доверие.
Голос у него был несколько растерянным, но Мишуев не обратил на это внимания.
— Ну и отлично. А теперь запишите про запас секретный ход. Записывайте, записывайте, — доброжелательно поторопил подполковник замешкавшегося сотрудника. Он видел, что сделанное предложение выбило Веселовского из колеи, и был рад этому: значит, заглотнул наживку, теперь будет землю рыть…
Веселовский приготовил записную книжку.
— Сивухин Алексей Иванович, — неторопливо, со значением, продиктовал Мишуев. — Рабочий «Эмальпосуды». На днях грозил расстрелять из автомата оркестрантов в ресторане «Рыба». По пьянке, конечно. Но что у трезвого на уме… Может, у него есть из чего стрелять?
Веселовский записал, но на лице его отчетливо отразилось сомнение.
— Я поручил Центральному райотделу собрать материал и оформить его по двести шестой, второй. Проследите за этим. А потом мы с ним поработаем по автомату «сицилийцев»…
Сомнение на лице Веселовского не исчезло. Неужели шефу не ясно, что это заведомо дурная работа? Мало ли кто что болтает, когда напьется! Но, с другой стороны, Мишуев ничего не делает зря… Значит, у него свои резоны. Что ж, начальству видней!
— Понял, — медленно произнес он и громко, уже без колебаний повторил:
— Все понятно, товарищ подполковник!
— Имей в виду, что для райотдела это мелочевка, могут не захотеть возиться, а карты им раскрывать я не хочу. Поэтому контролируй лично, если надо — сам подключись, но добей до конца. Проверь, как ведет по месту жительства, да и в ресторане он наверняка не первый раз скандалит… В общем, надо собрать все что можно! Но это запасной ход. Главное, конечно, машина и место происшествия. Работай в контакте с Трембицким, если надо — давай поручения Фоменко. Сумеешь отличиться — назначу старшим группы. Ясно?
Веселовский встал и принял стойку «смирно». Раньше он никогда этого не делал.
— Все ясно, товарищ подполковник! Разрешите идти?
— Идите.
Веселовский четко, как на строевом смотре, повернулся через левое плечо и почти строевым шагом пошел к двери.
Мишуев проводил его внимательным взглядом.
Предположения Сизова подтвердились: машину ГАИ обнаружили в тот же день брошенной в районе узловой железнодорожной станции за сто километров от Тиходонска. А в багажнике «шестерки» находился ее владелец Сероштанов — официант одного из красногорских ресторанов.
— Ну дает, Игнат Филиппович! Как загадает, так и выходит! — блатным шепотом выразил свое восхищение Фоменко. — В получку ставлю бутылку, как обещано!
Сизов съездил в Красногорск, побывал в расположенном на острове некогда модном, а ныне впавшем в запустение ресторане, где количество ежедневных драк превосходило число блюд в меню, опросил коллег убитого, потом переговорил с его соседями, родственниками, зашел в горотдел. Перед отъездом купил две палки копченой колбасы — снабжение здесь было получше.
Тиходонск встретил обычными для лета пыльными бурями и отсутствием новостей. Тонкая пачечка протоколов, привезенная Сизовым в видавшей виды кожаной папке, тоже не содержала ничего интересного. И хотя это обычная ситуация для первого этапа розыска, факт оставался фактом: выполнив все что положено, старший опер Сизов доказательственной информации не добыл, а значит, оказался в тунике. Никого не интересует, что место в тупике предопределено с самого начала отведенной ему линией розыска, да и оправдываться, ссылаясь на это, глупо — получится, что «плохому танцору всегда что-то мешает». Но Сизов никогда не оправдывался. И никогда не оставался в положении, в которое его ставила чужая воля.
Сидя за своим столом, Старик меланхолично жевал бутерброд с привезенной колбасой и сквозь решетку смотрел во внутренний двор управления, где стоял серебристый «Мерседес», изъятый у крупного деловика, возглавлявшего подпольный пушной цех. Губарев, который лихо расправлялся с бутербродами и одновременно нагревал кипятильником воду для чая прямо в стаканах, считал, что старший товарищ обдумывает хитроумные планы поимки «сицилийцев».
На самом деле Старик думал, что какая-то сволочь ободрала с арестованного «Мерседеса» никелированные фирменные цацки, а поскольку посторонние здесь не бывают, значит, это дело рук своей, милицейской, сволочи, точнее, твари, маскирующейся милицейским мундиром под своего. Скорее всего кого-то из сержантов дежурной смены.
