– Я не хотела с тобой об этом говорить, – покачала она головой. – Не хотела, чтобы ты знал…
– Ты девушка умная, но желание твое, извини, глупое. Тюрьма – это подводная лодка, здесь такой же замкнутый мир. А куда, как говорится, денешься с подводной лодки… Рано или поздно я бы все узнал…
– Да, может, и глупое желание. Но держаться нам нужно врозь. Ты – за Теплицына, я против него…
– Несовпадение интересов?
– Что-то вроде того.
– Но ведь это служебные интересы. А еще есть интересы личные.
– Боюсь, что личные интересы могут пересечься со служебными.
– Ты так настроена против Теплицына, что достается и мне. А если он ни в чем не виновен?
– Я не просто следователь. Прежде всего я работник прокуратуры. А прокуратура будет выдвигать обвинение против Теплицына. Защищать его будет адвокат, а я буду доказывать его вину. По большому счету, ты его адвокат, а я его обвинитель, мы по разные стороны судебного барьера. Поэтому нам следует держаться подальше друг от друга…
Чувствовалось, что Вика сама не хочет играть по правилам, которые диктовала ей собственная чрезвычайная решимость довести порученное дело до конца. Но как бы то ни было, она уже подчинилась этим правилам, чего требовала и от Андрея.
Он бы и хотел отговорить ее, но при этом понимал, что его слова могут быть истолкованы как беспринципное нытье. К тому же не было способа лучше обескуражить женщину, чем беспрекословно согласиться с ней.
– Так и поступим, – кивнул он.
И посмотрел на Вику стылым взглядом, в котором не было места личным чувствам.
– Тогда мне бы хотелось встретиться с подследственным Теплицыным, – едва заметно дрогнувшим голосом сказала она.
– Пожалуйста, это ваше право. Предоставление следственного кабинета, доставка заключенного и охрана – все в соответствии с установленным порядком. Никто мешать вам не будет.
– А помогать?.. Дело в том, что в первой половине дня все следственные кабинеты заняты. А мне бы хотелось побыстрей допросить обвиняемого.
– Вы хотите, чтобы я в этом вам помог?.. Но вы же собирались обратиться за помощью к моему начальнику.
– Вы же сами сказали, что его нет.
– Но чем я могу вам помочь?
– Я могла бы провести допрос у вас в кабинете?
– Да, но я лицо заинтересованное. И у меня в кабинете может находиться прослушивающее устройство. А потом вы скажете, что я проявлял нездоровый интерес к ходу следствия. Или даже оказывал давление на него… Мы же с вами по разные стороны барьера, Виктория Михайловна.
– Извините.
Поджав губы, она поднялась, оправила юбку, независимо вскинула подбородок и вышла из кабинета.
Андрей ошибся в своих прогнозах – Каракулев не покидал пределов изолятора, вернулся в свой кабинет довольно скоро. Сначала Вика встретилась с ним, затем с подследственным, а к вечеру начальник вызвал Андрея к себе и сообщил, что в интересах следствия и по настойчивой рекомендации самого прокурора он должен передать Илью Теплицына в ведение другого оперативника.
– Понимаю, этот Теплицын для тебя не чужой, но… – затягивая паузу, развел руками Георгий Савельевич. – Переведешь его в камеру, которую ведет Лыпарев.
– Новая камера, новые проблемы. А Теплицын в этой камере хорошо устроился.
– Ничего, ему встряска полезна.
– А это как сказать… Может, мы с Лыпаревым камерами махнемся?
– Тебе проблем не хватает? – удивленно посмотрел на Андрея начальник.
Ежу понятно, что если Лыпарев согласится на обмен, то отдаст ему самую проблемную камеру с массой таких же проблемных заключенных. И пройдет немало времени, прежде чем Андрей во всем разберется, а сколько нервных клеток сгорит! И все ради одного Теплицына?.. Нет, уж лучше передать Лыпареву его одного и с тем, чтобы тот пристроил его в камеру получше.
– Да нет, проблем-то как раз выше крыши… Хорошо, я передам Теплицына Лыпареву.
– Передавай. Вместе с двести четвертой камерой. А он тебе двести сорок первую передаст.
– Так там же одна сплошная блатота.
– Ну, не сплошная, но в сущности да, спецконтингент не сахарный. Лыпарев не справляется, а ты справишься…
– А может, не надо? – Андрей просительно глянул на Каракулева.
– Сам же хотел камерами махнуться, – с мрачной иронией в глазах усмехнулся тот.
– Уже не хочу.
– Хочешь не хочешь, а надо… Заметь, я тебя за язык не тянул…
На этом разговор был закончен. Андрей сдал в общем-то благополучную камеру и взамен получил целую гору проблем вкупе с их личными делами. Этот обмен поднял настроение Лыпареву, поэтому он легко согласился исполнить одну небольшую просьбу Андрея.
Казалось бы, что нужно хохлу для счастья – шмат сала, головка цибули и краюха хлеба. Богдан Парасюк располагал таким богатством, но этого ему было мало, чтобы чувствовать себя комфортно. И даже деньги, которые передала ему заботливая жена, не радовали его. А их было немало, почти две тысячи рублей, для тюрьмы – целое богатство. Их могли отобрать при обыске, но прапорщик на пункте досмотра проявил солидарность, не стал измываться над бывшим лейтенантом милиции.
Сейчас Богдана вели в камеру, где он должен был находиться в ожидании суда за взятку. Поскольку он был лейтенантом милиции, его должны были определить в специальную камеру для бывших сотрудников правоохранительных органов. Но чутье заунывно накаркивало гораздо более мрачную будущность. Богдан чувствовал, что его ведут в обычную камеру. И когда он окончательно в том убедился, застопорил ход и двумя руками вцепился в прутья разделительной решетки.
– Я дальше не пойду! Вы не имеете права! – ощущая, как леденеет от страха сердце, завопил он.
– Пошел! Не задерживай движения!
Богдан заметил, как конвоир вознес над плечом дубинку, в страхе зажмурил глаза. Но удар не последовал.
– Ты чего, малохольный, с ума сошел? – хмыкнул тот. – Думал, бить тебя будут? У нас не бьют. А это жезл гаишный, не узнал?.. Я сказал, не загромождай проезжую часть!
Конвоир снова замахнулся своим «гаишным жезлом», и Богдан понял, что если он не сдвинется с места, то ему будет больно. В страхе перед расправой он разжал руки и, понукаемый конвоиром, двинулся дальше.
В конце концов его подвели к железной двери с двумя проемами – с большим для раздачи пищи и маленьким для наблюдения.
– Стоять! Лицом к стене!.. – лязг железного засова, скрип несмазанных петель, стук, с которым дверь ударилась о блокиратор в полу. – Пошел!..
Парасюк оказался в просторной и, главное, не забитой до отказа камере. Несколько зэков за столом, одни пьют чай, другие играют в домино, на койках отдыхают другие арестанты. Тишина, спокойствие, порядок. Богдан облегченно вздохнул. Все-таки он попал в камеру для бывших сотрудников милиции.
В проходе между спинкой лежака и бетонным возвышением с вмурованным в него унитазом прямо на полу сидел какой-то паренек с веселыми глазами. Другие обитатели камеры как будто не заметили, что к ним пожаловал новичок, а этот приветливо улыбнулся, поднялся со своего места, подошел к Богдану.
– Старший лейтенант милиции Петухов, – представился он. И тут же поправился: – Бывший старший лейтенант…
– Лейтенант милиции Парасюк, – расплылся в улыбке Богдан. – Тоже, считай, бывший…
А он боялся, что попадет в камеру к отъявленным уголовникам. А здесь все свои.
– Давай знакомиться! – Петухов подал ему руку, и тот крепко ее пожал.
– Как у вас здесь? Нормально? – глядя на обитателей камеры, что сидели за столом, спросил Парасюк.
Ему не нравилось, что те не обращают на него внимания.
– Нормально, – кивнул Петухов.
– Не обижают?
– А это смотря кого. Меня обижают.
– Почему?
– Потому что всего лишь старший лейтенант, – удрученно вздохнул арестант.
– Всего лишь?
– Да. У нас тут полковники и генералы. А мы с тобой всего лишь лейтенанты…
– Полковники?! Генералы?!!
Только сейчас Парасюк почуял подвох. Арестанты за столом держались важно, выглядели внушительно, но ни один из них не был похож на полковника, не говоря уж о генералах. Во-первых, молоды они для этого, а во-вторых, не были они похожи на сотрудников милиции, закваска не та.
– Ну, будущие генералы… В будущем генералы. А в настоящем петухов не любят… Ну, лагерных петухов… Слыхал о таких?
– Слыхал, – Богдан озадаченно почесал затылок.
– А у меня фамилия Петухов. Потому я здесь за петуха…
– Так у меня же другая фамилия.
– Какая у тебя фамилия? – неожиданно и резко спросил игравший в домино человек.
И, пристально взирая на Богдана, с оглушительным стуком присоединил костяшку к выстроенной на столе «рыбе».
– Парасюк, – в растерянности выдавил Богдан.
– Один петух, другой порося. Хорошая компания, – хохотнул один уголовник.
– Где ж мы для тебя хлев строить будем? – гоготнул другой.
– И хлев, и курятник в одном корыте, – хищно осклабился третий. – Ты, Парасюк, зашкварился. Знаешь, что это такое?
