Михаил Анисов - Превратности судьбы. Часть II

Остановившись посреди зала ожидания, Тарас Поликарпович внимательно осматривался, не оставил ли кто после себя кусок хлеба или огрызок яблока. Но даже в такой малости удача не улыбнулась ему.

Он заметил освободившееся место в конце зала и поспешил занять его. Мирошниченко решил немного вздремнуть, чтобы таким образом отвлечь себя от мыслей о еде. Но и во сне ему привиделась копченая курица и он почувствовал отчетливо ее запах. Словно убегая от наваждения, Тарас Поликарпович проснулся и продолжал сидеть с закрытыми глазами. Однако он поймал себя на мысли, что запах копченой курицы не испарился вместе с миражом. Он раскрыл глаза и увидел перед собой прямо на полу двух бомжей.

Вероятно им где-то обломилась шабашка и они пировали. На расстеленной газете лежали: наломанная копченая курица, нетронутый батон колбасы, соленые огурцы, хлеб и стояла початая бутылка водки. Мимо прошел милиционер, но даже не посмотрел в их сторону. Видимо, бомжи были «прописаны» на вокзале и ладили с блюстителями порядка. Тарас Поликарпович, сглотнув слюну, обратился к пирующим:

– Мужики, не угостите? Я три дня ничего не сл.

– И без тебя халявщиков полный вокзал, – отозвался один из них, наливая водку в бумажный стаканчик и не взглянув на просителя. Его напарник, наоборот, изучал Мирошниченко с любопытством. Внешность просителя и просьба, с которой тот обратился, не укладывались в голове бомжа в одно целое.

– Не торопись отказывать, Федя, – сказал он сотрапезнику. – Может у человека горе, а ты грубишь.

– Нам-то какое до него дело, Сидорыч, – недовольным тоном пробубнил бомж, который выглядел еще довольно молодо, но засаленная одежда, нечесаные волосы и немытое лицо, на первый взгляд, уравнивали его с пожилым напарником.

– Не скажи, – возразил Сидорыч. – Сегодня мы отнесемся к нему с пониманием, а завтра он с нами последним куском поделится, – и он жестом пригласил Тараса Поликарповича.

– Как же, дождешься от него, – ответил Федя и впервые посмотрел на просителя. – Да он просто с женой поругался. Завтра помирится и забудет о нашем существовании, – сделал он свой вывод.

– Бросила меня жена. – Мирошниченко пересел на пол. Мнение окружающих его в данный момент не волновало. – Полгода, как от хозяина вернулся, а до сих пор нет прописки.

– Врешь! – с недоверием отнесся к нему молодой. Тарас Поликарпович извлек из внутреннего кармана справку об освобождении и протянул Феде.

– Читай, если не веришь.

Пожилой налил в бумажный стакан водку и протянул новому знакомому:

– Угощайся, как говорится, чем богаты.

Мирошниченко одним глотком выпил сорокоградусную жидкость и набросился на съестное, набивая полный рот и с трудом проглатывая пищу большими кусками. Федя с недоумением просмотрел документы и, пожав плечами, передал их Сидорычу.

– Я и так ему верю, – сказал тот и протянул документы хозяину. – Если ты надумал вести бродяжнический образ жизни, то справку сожги, – посоветовал он голодному. – Она будет тебе лишь помехой.

– Но я не собираюсь бродяжничать. – Мирошниченко даже подавился.

– А у тебя есть место для постоянного проживания? – поинтересовался собеседник.

– Нет. – Тарас Поликарпович перестал жевать и уставился на бомжа.

– Я тоже когда-то думал, что побичую немного, а потом все образуется, – продолжил Сидорыч. – И вот уже одной ногой в могиле, а все… – и он лишь махнул рукой.

– И никогда не пытался вылезти из этого болота?

– Болото засасывает. Не веришь, спроси у Феди. Он моложе меня, а подтвердит.

– А зачем пытаться? – вмешался в разговор молодой бомж. Пренебрежительная маска слетела с него. – Кому это нужно? Таких, как мы, только называют бродягами. На самом деле, каждый из нас имеет постоянное место обитания. Вот мы с Сидорычем на железнодорожном вокзале тремся.

– Что ж тут хорошего? Ты еще очень молод и многое мог бы успеть. – Мирошниченко вытер засаленные руки о полу дорогого пальто.

– А у меня нет жизненных целей, – заявил Федя, наливая себе водки. После того, как выпил: продолжил: – Вид у меня, конечно, не аховый, но сыт, одет, обут. Что еще требуется человеку?

– И милиция нас не трогает, – добавил пожилой.

– Почему? – задал наивный вопрос Тарас Поликарпович.

– А что толку? Мы что за день сшибем – вечером проедим и пропьем. Сдавать в вытрезвитель нас не выгодно, карманы пустые. В отделение милиции нас уже много раз таскали, но ни фамилии, ни документов у нас нет. Одна морока с нами.

– Ну, есть же закон о принудительном труде.

– Нелегко заставить работать тунеядца, хлопот больше, чем пользы. Закон есть, но на нас он не распространяется. Властям удобнее не замечать нас, нет, мол, в стране бомжей и все тут.

– Удобная позиция, – наконец согласился Мирошниченко.

– Главное не воровать и не ввязываться в уголовщину, – сказал Федя. – Мы когда привокзальную площадь подметем, когда подсобим при загрузке в вагон-ресторан, где чемодан какой поднесем пассажиру. От нас даже людям выходит прямая польза. Кто ж откажется от дешевой рабочей силы, а нашему брату лишь бы на бутылку, да на ломоть хлеба за день заработать.

– Копченая курица, колбаса – это не засохший кусок хлеба, – заметил, икнув, новый знакомый.

– Угощают, – улыбнулся Федя, обнажив гнилые зубы. – Присоединяйся к нам, голодать больше не придется.

– Ладно, – кивнул бывший начальник колонии. – Пока не определюсь.

– Ну-ну. – Сидорыч выпил и налил Мирошниченко.

– А где вы спите? – спросил Тарас Поликарпович, принимая очередную дозу спиртного из рук Сидорыча. – По ночам я вас в зале ожидания не видел. – Снующие пассажиры, брезгливо поморщившись, отворачивались и проходили мимо.

– У нас свой дом имеется, – похвалился молодой бомж.

– Где? – Мирошниченко поставил на газету бумажный стаканчик и захрустел соленым огурцом.

– В тупике есть брошенный плацкартный вагон – там и живем.

– Но там должно быть холодно.

– У нас буржуйка имеется, – вставил Сидорыч.

– А чем топите? – сыпал вопросами захмелевший Тарас Поликарпович.

– Углем. Как товарняк какой на станции остановится, мы натаскаем ведрами сразу на неделю, – пояснил Сидорыч.

– А говорите не воруете, – поймал его на слове новый знакомый.

– А кто видел? – слишком громко рассмеялся Федя и остальные поддержали его.

Тарас Поликарпович и сам не заметил, как втянулся в бродяжнический образ жизни и превратился в самого настоящего бомжа.

К тому же спиртные напитки теперь были его неотъемлемой частью, без них он уже просто не мог существовать. И в плохие дни, когда не удавалось заработать хотя бы на бутылку водки, он тяжело переживал похмельный синдром. Одежда его даже отдаленно не напоминала ту, в которой он впервые встретил Сидорыча и Федора. Пальто он продал за литр водки, а норковую шапку за три бутылки. Но старая телогрейка и спортивная шапочка, неопределенного цвета уже не тяготили его.

Так он дотянул до теплых дней. Однажды, слоняясь без дела по залу ожидания, он подобрал около мусорной урны свежую, не совсем затоптанную газету и сунул ее в боковой карман пиджака. День выдался на редкость неудачным. Троица не заработала ни гроша. К своему теперешнему месту обитания Тарас Поликарпович возвращался с больной головой и голодный. Сидорыч, свернувшись калачиком, дремал на одной из откидных полок. Федя еще не вернулся.

Мирошниченко молча влез на верхнюю полку и развернул газету. На глаза попались стихи:

– Про меня написано, – подумал Тарас Поликарпович, прерывая чтение. Как раз в это время вернулся Федя в перепачканных в грязи ботинках. Он был явно не в духе. Без разрешения, вырвал у Мирошниченко газету и обтер ею ботинки.

– Совсем обнаглел, молодой! – Мирошниченко спрыгнул с полки и ударил Федю по лицу.

– Значит такая твоя благодарность, за то, что мы тебя приютили, – брызгал слюной молодой бомж, размазывая кровь по лицу из разбитого носа.

– Иди отсюда! – Тарас Поликарпович дал ему ногой под зад. – Будешь еще мне читать нравоучения. – Он нагнулся и хотел поднять газету.

– Сам катись! – Федя наступил ногой на газету, прищемив противнику палец. – Вообще выметайся из нашего вагона! – Бывший подполковник взвыл от боли и свободной рукой дернул бомжа за ногу. Тот упал и ударился головой. Мирошниченко оседлал обидчика, схватил его за волосы и четыре раза ударил головой о пол.