– Интересные байки ты мне тут рассказываешь, – сказал Артем Павлович. – Что планируешь предпринимать, гм?
Украинский заверил шефа, что в ближайшее время Вардюк наверняка выйдет на связь, и всему этому найдется какое-то вразумительное объяснение. Хоть, уже не очень в это верил.
– Надежные люди, говоришь? – с плохо скрываемым раздражением осведомился Поришайло. – Ну-ну, Сергей, ну-ну… – поскольку Украинский молчал, Артем Павлович продолжил:
– Милу Сергеевну нашел?
– Глухо, – вынужден был признать Украинский.
– Интересное кино, – сказал Поришайло. – Да ты, г-гм, хотя бы понимаешь, Сергей, что у нас с тобой на карте?!
– Понимаю, – глухо отвечал Украинский.
– Понимает он, видите ли! – вспылил Артем Павлович. – Нет, Сергей, ни черта ты не понимаешь!
Выслушав короткие гудки, Украинский связался с аэропортом Симферополя и выяснил, что самолет из столицы прибыл точно по расписанию.
– Черт знает что, – вздохнул он.
– Что-то не так? – насторожился Торба, не отрывая глаз от дороги.
– Проще сказать, что «так», – парировал Сергей Михайлович, отметив про себя, что из головы майора растут исключительно длинные уши. Особенно, в последнее время. Он решил, что пора связываться с Сан Санычем, старым товарищем из Ялты, который не раз выручал полковника в самых деликатных случаях. Делать этого не хотелось, как ни крути, долг платежом красен, но… Но, похоже, ничего другого не оставалось.
Однако, в любом случае, разговор с Сан Санычем следовало отложить до тех пор, пока не появится возможность беседовать без свидетелей. В первую очередь, таких, как Торба, уши которого, в последнее время, работали в чрезвычайно чутком режиме. В режиме военного времени.
* * *
то же время, Крым
– Вот! – с облегчением выдохнула Мила. Она уже стала побаиваться, что окончательно запутала и милиционеров, и себя. Что Гришу они никогда не разыщут. Нависающие над линией берега холмы казались близнецами, стоящими плечом к плечу, чтобы веками противостоять прибою. Ложбины между холмов были живописны, но отличались одна от другой, как автомобили на конвейере. Мила запаниковала, понимая, что это просто шалят нервы, но, не в состоянии их обуздать.
– Вот он! – повторила она, убирая со лба локон, показавшийся ей липким и неопрятным. Она отдернула руку, подумав о ванной или душе. Большую часть пути пришлось топать пешком, а обеденное солнце пригревало. Сопровождавшие Милу милиционеры переводили дух. Их потные, раскрасневшиеся лица, в свою очередь, склонились над краем глубокого оврага. Одинокая фигурка Любчика, далеко внизу, на самом дне, среди редких кустов, казалась крошечной с такой высоты. Старший лейтенант лежал совершенно неподвижно. У Милы защемило под сердцем.
– Так-с, – отдуваясь, сказал чернявый капитан, бросив на Милу подозрительный взгляд из-под черных бровей. – Тут вы, значит, наверх выкарабкались? – капитан покачал головой. – А крутая горка…
– Его надо скорее вытащить, – сказала Мила Сергеевна.
– Само собой. – Сделав знак следовать за ним, Чернявый двинулся вниз, ступая лесенкой, чтобы не загреметь. – Осторожней, – бросил он через плечо, – тут сорваться – раз плюнуть.
– Потом костей не соберешь, – согласился тучный старшина, и, кряхтя, последовал за капитаном. Мила спускалась третьей. Желторотый младший сержант замыкал процессию, шагая в арьергарде. Водитель остался сверху, охранять «УАЗ».
Пока они преодолевали спуск, показавшийся Миле Сергеевне еще отвратительнее подъема, Любчик не шелохнулся ни разу.
«Он потерял сознание, – как заклинание, твердила Мила. – Может, просто заснул».
Наконец, они очутились в зарослях, на самом дне балки. Под подошвами заскрипели отшлифованные морем камешки, на которые Мила в детстве любила перебивать картинки, когда бабушке случалось побаловать ими внучку. Осталось преодолеть последние десять метров. Но, Мила замешкалась, потому что ноги не хотели идти. Она уже все поняла. Она почувствовала, что надобность в спешке отпала. Любчик лежал в тенечке, там, где Мила его оставила, вытянувшись во весь богатырский рост и раскинув руки в разные стороны. Как статуя Христа из Рио,[41] если ее опустить на грунт. Веки старлея были плотно опущены, лицо отекло, напоминая гипсовую маску. Грудь не поднималась судорожно, как было, когда они ползли по берегу. Любчик не дышал.
– Непохоже, что живой, – протянул желторотый сержантик, и перевел взгляд на Милу. Она опустилась на колени и, путаясь непослушными пальцами, расстегнула ворот серо-синей милицейской рубашки. Прильнула ухом к густо поросшей шерстью груди, но услышала только шипение прибоя и крики чаек. Тогда Мила заплакала.
Чернявый капитан сделал знак тучному старшине. Тот отстранил Милу Сергеевну, запустив пальцы под подбородок Любчика.
– Готов, – сообщил старшина, разгибаясь. Чернявый капитан, казалось, только этого и ждал:
– Так-с, хорошо. Надевай на нее браслеты.
– На меня? – Мила отшатнулась.
– На вас, – подтвердил Чернявый, – не на него же, – он махнул в сторону умершего старшего лейтенанта.
– Спиной ко мне, руки за спину! – приказал желторотый младший сержант вполне зрелым милицейским голосом. Мила безропотно подчинилась, она словно провалилась в прострацию, и почти не почувствовала, как запястья сковала сталь. Оставив Любчика в зарослях, они взобрались обратно на гребень. На это ушло как минимум полчаса. Милу восхождение окончательно доконало. Она и без того еле держалась на ногах, и теперь двигалась, как сомнамбула. Она даже не пыталась оправдываться, и уж тем более, не помышляла о сопротивлении. На взгорье ее бесцеремонно затолкнули в машину через заднюю дверь, предназначенную для арестантов. Чернявый капитан взялся за рацию.
– Женщина у меня, – доложил он через минуту. – Какие будут распоряжения? – капитан взял паузу. Видимо, какие-то распоряжения были. – Того тоже нашел, – продолжал Чернявый, – только он готов… Труп, я говорю, оставил у моря… Забрать с собой?.. Да тут метров сто пятьдесят подъема… Иди вытяни… Что на стенку лезть…
Выслушав, очевидно, отповедь, Чернявый взял под козырек:
– Все понял, сделаем. – Он снова обратился вслух. – Куда доставить? Понял, хорошо. – Последовало долгое молчание. – Ногая завалил?! – Искреннее удивление в голосе. – Ни черта себе, дает?! В каком пансионате?.. Да, знаю, тот, что седьмой год недостроенным стоит, на самом отшибе… Добро, подъеду. Как труп из оврага вытянем, так минут через двадцать буду… Понял… Понял, добро.
Спрятав рацию, чернявый капитан обернулся к старшине:
– Приказано покойника с собой прихватить.
У старшины вытянулось лицо:
– Пойди, выволоки такого быка…
– Выволочешь, – посуровел Чернявый. – Бери давай, Славика, – он ткнул пальцем в желторотого сержанта, ноги в руки, и дуйте на берег. В темпе вальса.
Наблюдая, как старшина, сержант и водитель, «Три богатыря, бля», чертыхаясь, спускаются с откоса, чернявый капитан, сдвинув ушанку на затылок, полез в карман галифе за сине-белой пачкой «Ротманс».
– На х… им труп понадобился? – пробормотал он, засовывая в рот сигарету.
* * *
Едва они выехали на берег, Украинский увидел загадочную находку водолазов, о которой рассказывал майор. Машина сразу бросалась в глаза, нечего даже говорить. На фоне желтого речного песка, крытых шифером крыш и плакучих ив, дремлющих у самой воды, она казалась дорисованной. Она была пришельцем из другого мира. «Летучим голландцем», если хотите, явившимся, чтобы обезобразить мирную, полуденную картину.
Издали останки «УАЗа» были словно спрятаны под армейской маскировочной сеткой. Вблизи становилось очевидным, что это обман зрения, случившийся из-за большого количества ракушек, всевозможных водорослей и прочих придонных обитателей, облепивших ржавый металлический корпус. Преобразивших его до неузнаваемости.
– Точно, не разберешь, «УАЗик» это, или «Летучий голландец», – невольно понизив голос, сказал Украинский. Стоять возле машины было все равно, что у безымянной могилы.
Левая фара сохранилась, но позеленела изнутри, и походила на заплывший от катаракты глаз. Видимо, некогда на машине действительно был установлен тент, но, теперь от него остались жалкие лохмотья. Резина тоже не уцелела, остов машины стоял на ободах колес, оставивших глубокие следы на песке, когда «УАЗик» тянули волоком.
– Или коралловый риф, – добавил Сергей Михайлович, наклоняясь, чтобы убедиться, есть ли номерные знаки. Однако они отсутствовали.
– Что вы говорите? – переспросил майор Торба.
– Коралловый риф, говорю…
– Это как в передаче этого, как его… француза?
Кусто?[42] – механически уточнил Сергей Михайлович.
– Так точно. У меня сынишка ни одной его передачи не пропускает. По субботам, на «Первом канале» показывают. Я недавно смотрел. Они как раз в той бухте ныряли, где американцы японцев под орех разделали. Название из головы вылетело. Там на дне такое творится, я вам доложу… Транспорты с техникой лежат. Кораллами поросли.
