Начальник лагеря курил одну сигарету за другой. Семен сидел на больничной койке, а подполковник Сливенцов нервно мерил шагами палату.
– Ты, Купчинов, хоть понимаешь, чем это может для тебя обернуться?
– Что «это»?
У Семена перевязана нога, перебинтованная рука на подвязке. И на голове гематома чуть ли не с кулак величиной. Но главное, он жив. И еще важней, что победа за ним.
– Как что? Массовые беспорядки в промышленной зоне! Разве этого мало?
– Так а я здесь при чем?
– Вот только не надо ля-ля! Знаю я, как все было.
– И что?
– А то, что дров ты наломал, Купчинов!
– Ну, и что мне за это будет? Срок добавите?
– Может, и добавим!
– Не получится. Да и зачем вам сор из избы выносить?
– Это верно. Сор из избы мы выносить не станем. Мне до пенсии один год остался, и я не хочу, чтобы из-за тебя меня пнули со службы.
– Из-за меня?
– Из-за таких, как ты!
– Вы и Поливану это говорили? Или он хороший?
– Никто не говорит, что он хороший. И говорить я с ним не мог. Он сейчас в реанимации.
– Сочувствую.
На самом деле Семен сожалел, что Поливан выжил. Думал, что до смерти его забил, но не учел его кошачью живучесть. А жаль. Такого врага, как Поливан, у себя за спиной держать опасно.
– Не надо ерничать, Купчинов. Ситуация очень серьезная. Мне тут противостояния воров и бандитов не нужно...
– Мы не бандиты, мы спортсмены.
– Да, но ведете себя как бандиты!.. Короче, Купчинов, пиши ходатайство о переводе на химию. Я подпишу, проведем через суд, и поезжай ты на поселение. Там тебе полегче будет. А нам спокойней!
– Нет, мне и здесь хорошо, – покачал головой Семен.
– Ладно, твоя взяла! Будет тебе условно-досрочное освобождение.
– Зачем это мне? Как я пацанам в глаза смотреть буду, если по условно-досрочному выйду? Они будут думать, что я козел красноповязочный. А это мне надо?
Семен мог оставить свою команду на Волынка, но не было уверенности, что у того хватит ума справиться с ситуацией. Это сейчас Поливан в реанимации, но скоро он поправится и снова начнет рыть под спортсменов. А делает он это хитро...
Однозначно, с Поливаном нужно кончать. Но пойдет ли Волынок на мокрое? Хватит ли у него для этого духу?
Казалось бы, зачем Семену эти проблемы? Он выйдет на свободу, и у него начнется новая жизнь. И очень скоро он забудет о своей лагерной команде... Но сейчас он в зоне. И должен думать о ней и о своем авторитете. Поэтому пока не разрешится конфликт с Поливаном, никуда из лагеря Семен не уйдет. Во всяком случае, по своей воле...
Был еще один момент, который удерживал его за колючкой. Дома ждала его Джема. Он ничего против нее не имел, но не очень-то хотелось к ней возвращаться. А выбора не было. Она очень помогла ему в прошлом, и сейчас он получает через нее помощь с воли. Он очень благодарен девушке за ее верность. И еще она родила ему сына. Костику скоро два года, и он тоже ждет Семена домой.
Но при всех своих достоинствах Джема не мила ему. Может, потому и не очень тянет его домой. Хотя, конечно, когда выйдет срок, он не станет искать повода остаться в зоне. Лучше на воле с Джемой, чем здесь и без нее...
– Не нарывайся, Купчинов! Не надо со мной бодаться. Я же тебя в ШИЗО сгною!
– Ваша воля.
– Зима на носу! Зимой в кондее не забалуешь...
– Да мне в феврале уже выходить.
– За декабрь околеешь!
– Я подумаю, гражданин начальник.
Зимой в ШИЗО хуже, чем на каторге. Легче во дворе Снежной королевы перезимовать, чем там. И это верная смерть, если Семена отправят туда «через матрас». Это такое чередование, когда зэка сажают в карцер на пятнадцать суток, потом выпускают на одну ночь, а потом снова отправляют на долгий срок.
В общем, Семен не стал обострять ситуацию. Но и заявление на условно-досрочное освобождение писать отказался.
Михась не имел ничего общего с качками-мордоворотами. Открытый взгляд, добродушное лицо, черные волосы, намечающиеся залысины. И фигура у него не атлетическая, и рост не самый высокий. Ну, ничего устрашающего в облике. И говорил он спокойно, без напора. Но Нахрап чувствовал, как рубаха липнет к спине. Он знал, с кем имеет дело, поэтому сердце колотилось на повышенных частотах.
– Мы это, из Селяевки сами, – оправдывался он. – Чего там, через Киевское шоссе перешел, и уже Солнцево...
– И что с того? – усмехнулся Михась.
– Так это, мы же почти солнцевские...
– Ну, так бы и назывались, почти солнцевскими. «Вы кто такие, пацаны? Да мы почти солнцевские!» Что, не очень круто звучит?
Сидевшие рядом с Михасем «быки» весело оскалились. Нахрап же натянуто улыбнулся.
– Нет, не круто... И селяевские – тоже не звучит...
– Короче, не в тему вы себя солнцевской братвой называете.
– Ну, так вышло...
– Да нет, парень, ты в это дело уже вошел. Сейчас только знаешь, что выйти может? Дрын из дупла. Или перо из-под ребра... Братва, я смотрю, у тебя серьезная. Сколько штыков?
– Пятьдесят уже...
– Неплохо. Точки у вас свои...
– Да, банки есть, гостиницы, рестораны, ларьков куча...
– Фирма своя, – Михась обвел взглядом кабинет, в котором они находились.
Солнцевский авторитет нагрянул в офис внезапно, без предупреждения. Может, потому и нервничал Нахрап, что его застали врасплох. А офис у Нахрапа солидный, на первом этаже высотного здания, с отдельным входом. И просторно здесь, и ремонт в модном европейском стиле недавно закончили. Восемь комнат, директорский кабинет, а за стеной небольшой ресторанчик, который Нахрап легкой рукой взял под свою защиту.
– Да торгуем понемногу.
– Чем?
– Ну, лес там, цветные металлы... За кордон – сырье, обратно – технику, шмотки. Оптом сбываем, чтобы на розницу не заморачиваться.
– Что, и выходы на сырье есть? – заинтригованно спросил авторитет.
– Да. И по нормальной цене.
– И за бугром все налажено?
– Все тип-топ!
– И как ты до этого дошел?
– Голова на плечах есть.
– Может, кто-то из бизнеса помогает?
– Есть один толковый человек...
– Понятно. Это все правильно, Нахрап. Не все лохам бизнесом ворочать, надо и нормальным людям к этим делам подключаться. Плох тот боец, который не хочет быть бизнесменом. Плох. Или лох... Только зря ты солнцевским назвался.
– Я могу сменить вывеску.
– Поздно уже что-то менять. Назвался груздем, полезай в кузов. Ко мне в кузов...
– Это как?
– Работай себе дальше под нашей вывеской. Только плати за это. Ты же знаешь, за все в этой жизни надо платить.
– Да, знаю. Сколько?
– Ты же не лох, Нахрап. Я не могу вот так прямо рубануть по живому. Тридцать процентов, двадцать, десять... Подъедут люди, поговорят с тобой, пробьют ситуацию, а там посмотрим, сколько. Чтобы и нам выгодно было, и тебе внакладе не остаться...
– Ну а примерно?..
– В пределах десяти процентов... Только без балды, парень. Если кинуть попытаешься, мы с тебя не как с лоха спросим, а как с пацана. Ты меня понимаешь?
– Да, – кивнул Нахрап.
– Тогда удачи!
Михась пожал ему на прощание руку и ушел, оставив на душе неприятный осадок.
Бригада у Нахрапа действительно серьезная. И бойцы у него конкретные, и работать он с ними умеет. И с кооператорами не церемонится, и проститутки у него на выпасе, и с наркотой все на мази. Но смог бы он развернуться широко, если бы не назвал свою команду солнцевской братвой? Вряд ли. Вон как волынские шуганулись, когда он сказал им, с кем они имеют дело. Да и других подобных моментов хватало. А теперь за право работать под солнцевской вывеской с него требовали дань. Может, это и справедливо, но все равно на душе погано. И секретарша Лиза подвернулась под руку как нельзя кстати.
Красота на длинных ногах. Вьющиеся русые локоны, большие глаза с яркой бирюзой, изящный носик. И фигурка у нее шикарная. Грудь большая, высокая, а талия тонкая. И попка под стать стройным ножкам... Одно не очень хорошо. Ротик у нее чересчур маленький. Потому в фотомодельный бизнес ее не взяли. Но именно этот недостаток почему-то и прельстил Нахрапа, когда она пришла наниматься к нему на работу...
– Ну что ты можешь мне предложить, Лизунь?
– А что вы хотите? Чай, кофе?
– Да нет, чего-нибудь покрепче...
– Может, виски?
Губки у нее накрашены так, как будто не помада на них, а жирная смазка. Как будто она нарочно так сделала, чтобы рот пошире открывался.
– Да нет, Лизунь, мне бы телеграммку отбить. Можно устно, можно задним числом. Но лучше устно.
– Вадим Евгеньевич, ну мы же договаривались... – закатила она глазки.
Он сразу предложил ей секс, но Лиза отказалась. А он особо и не настаивал. Нет, отказываться от этого приятного дела не стал, просто отложил на потом. Тогда его Наташа устраивала на все сто пятьдесят процентов. А сейчас она ему надоела. И пора от нее избавляться.
– Тогда у меня настроение хорошее было, Лизунь. А сейчас хреновое. Ты видела людей, что ко мне заходили? Это очень серьезные люди. Такие же серьезные люди, как я. И что-то неспокойно у меня на душе. А успокоить некому. Может, ты меня успокоишь?
