- Патриотизм? Нет, разумеется, дело не в нем... Хотя желания уехать из России у меня никогда не возникало, но...
Алексей не находил слов. Грубо говоря, больше всего его резанули вот эта ее фраза: "наша любовь".
Он до сих пор избегал давать определение своему чувству к Майе. Оно несомненно было, это чувство, и даже достаточно острое, но...
То четвертое или какое-то там измерение, куда он случайно попал, никак не соотносилось с реальностью его жизни. Оно управлялось другими законами, в нем могло существовать и было дозволено то, что ни коим образом не могло произойти в жизни нормальной, каждодневной. Этот вояж в другое измерение должен был рано или поздно закончиться, а Алексей - вернуться. После чего, представлялось ему, невидимая щель между измерениями зарастала, закрывалась, исчезала бесследно... И он не то, чтобы забывал, что происходило в том странном измерении, - но сей отрезок прошлого получал статус сновидения, сказки... Майя в этой сказке существовала на правах эльфа или золотоволосой феи - прилетела, помахала прозрачными крылышками, голову закружила - и растворилась снова на странице детской книжки, в тенях нарисованного черного леса, под сводами зачарованного замка... У сказки всегда бывает конец, и конец - всегда хороший.
В реальной же жизни была Саша, и никаким волшебницам, эльфам, феям и прочей сказочной живности не было позволено претендовать на то пространство, где обитала Александра. Оно было неприкосновенным.
Майя настороженно вслушивалась в его молчание.
Ее ожидание тяготило Киса.
- Ты ошиблась, Майя, - произнес он, наконец. - Меня здесь многое держит.
- Этому "многому" имя - Александра, да?
- Да. Прости.
Она застыла в своей позе по-турецки. Потом медленно вытянулась рядом с ним.
- Значит, я проиграла?
- Проиграла? Что?
- Неважно.
Она повернулась к нему спиной.
Кис погладил ее по гладкой спинке. Майя не шелохнулась.
Он поцеловал ее в плечо. Она не ответила.
Он собрал ее волосы в кулак и легонько потянул к себе.
Майя повернула к нему злое лицо.
- Я всегда выигрываю, понял?
На глазах ее блестели слезы.
- Майя, милая, ты ведь с самого начала знала, что...
- Я тебя люблю, ты это понимаешь?
Она перевернулась, села на него верхом, обхватила его лицо ладонями и приблизила свои губы к его губам. И произнесла тихо: "И я тебя никому не отдам."
Остаток ночи Майя провела в подвале за компьютером, готовя статью. Кис обещал передать все материалы Александре назавтра.
***
Все утро Алексей пытался прогнать неприятный осадок, оставшийся после ночного разговора. Он в чем-то просчитался, он что-то недооценил в этой Майе, он думал, что она пустилась в авантюру, в которую вовлекла и его. Или, честнее, в которое он вовлекся сам, дал себя вовлечь.
Но оказалось, что они играли по разным правилам.
И теперь он спрашивал себя, где именно он сделал ошибку. Все представлялось вполне ясным: взбалмошная девчонка, привыкшая к исполнению своих прихотей, беззаветно и беззастенчиво любящая себя одну и ублажающая свои капризы, - эта девчонка придумала новую пикантную для себя игру: соблазнить детектива. Ей, судя по всему, хотелось бросить вызов Александре - свои профессиональные комплексы. Это заставило ее заинтересоваться детективом Кисановым, захотелось рассмотреть его поближе. Может даже, увидев в баре на экране Алексея, она именно в тот момент приняла решение рвануть на телевидение и влезть в эфир, потому что там уже находился предмет ее интереса. Собиралась ли она его похитить или ситуация уже на месте сложилась так, что у нее не осталось выбора? Это уже не столь важно...
Далее, Майя привыкла к поклонению, восхищению, а Алексей, старый брюзга, не воздал ей должное. И девушка решила силой взять причитающееся. Это тоже понятно, Алексей и такое видал, охотники и охотницы брать крепости штурмом ему уже встречались. Майя принялась соблазнять его и - преуспела. До сих пор все понятно, все нормально.
Ненормально другое: ненормальны слова "я люблю тебя". Она, по определению, любит только себя, о чем гордо и без малейшего смущения заявляет...
Кис не мог ее любить, - его душевные ресурсы ограничены, они заняты Александрой. Майя не могла его любить, - ее душевные ресурсы ограничены, они заняты ею самой. Так почему она говорит эти слова? Она лжет? Тогда зачем? Или в ней кричит задетое женское самолюбие? Впрочем, мужское тоже отлично задевается в таких ситуациях...
Конечно же, конечно, - ее самолюбие задето. И она теперь чувствует себя уязвленной. И даже, может быть, принимает свои эмоции за любовь.
Но задетое самолюбие - не более, чем другая сторона любви к себе.
Вот он и разобрался.
Ну что ж, он не будет ее обижать, он постарается ее утешить. Он ей объяснит, что он ее действительно любит...
Почти.
После обеда Алексей собрался ехать в Москву: ему нужно было оставить Александре материалы для публикации, подъехать к Сереге для дачи показаний и сдачи вещдоков, - после чего Лазаря весьма быстро задерживают, и Кис с Майей могут выходить из подполья. В конце концов, при наличии всех элементов, которые они соединят с Серегой, они быстро разберутся, кто кого убил в этой истории.
Пока что Кис голосовал за версию с Веней. Она очень стройно и логично объясняла все события, - ровно до его собственной смерти. Кроме того, с его телефона был сделан звонок убийце: совершенно ясно, что Веня вызвал киллера на дом, чтобы напугать Майю, как Кис и предполагал. Но тут вмешался Лазарь, который вдруг отдал себе отчет, что сестричка не пошутила, и убил самого Веню...
Майя спала после бессонной ночи, проведенной у компьютера. Кис очень нежно обнял ее, пообещал обернуться часа за четыре. Майя пробормотала, что собирается съездить в магазин, чтобы заправить холодильник продуктами. Она в очередной раз заверила Алексея, что никаких знакомцев Лазаря в поселке не проживает, после чего получила его согласие.
- Слишком много не покупай, - сказал он, - думаю, что надолго мы тут не застрянем. Как только выйдет твоя статья и задержат Лазаря, нам больше прятаться не понадобится...
В ее коротком, беглом взгляде из-под ресниц мелькнула печаль, но она тут же прикрыла глаза, отвернулась, обняла подушку и глухо пробубнила, что сначала она как следует выспится.
В Москве он зашел в редакцию, где работала Александра, и оставил на ее имя конверт. Встречаться с ней он пока избегал: он еще не вышел из запредельного измерения сказки, он еще жил в нем, и два мира пока никак не могли и не должны были соприкоснуться.
С Серегой он уговорился заранее, что оставит для него увесистый пакет, - но только при условии, что за руки его хватать никто не станет и тянуть за язык тоже. В пакете находились оба пистолета, муляж Вальтера, мобильник убийцы, его же сумочка со всеми причиндалами, цепочка с бриллиантовым кольцом, заявление от Алексея о покушении Лазаря на убийство гражданина Кисанова и группового изнасилования гражданки Щедринской, а также плотно исписанный листок бумаги с информацией разного рода и соображениями для Сереги. Кис сдал пакет и с чистой совестью отправился на свободу.
Он уложился в сроки и вернулся в Венин дом даже немного раньше обещанного времени.
На двери белела записка, набранная на компьютере: "Ушла в магазин, скоро буду".
Алексей вошел в дом. На двери в гостиную светлым прямоугольником выделялся другой листок: "Я вчера наговорила глупостей, не бери в голову".
Следующее послание висело на двери спальни - они облюбовали ту комнату, в которой раньше спал Кис: "Может, мне похитить тебя еще раз? У меня это неплохо получается, правда?"
Следующая лежала на столике для коктейлей: "Загвоздка только в том, что я не знаю, в каком качестве тебя задекларировать на границе! Как ценность или как запрещенный к вывозу товар?"
Последний сюрприз ожидал его в ванной. Поперек зеркала было размашисто написано губной помадой: "Я ЛюбЛю тебя".
Буква "Л" на голову превосходила остальные.
Когда он вышел из столбняка и обернулся, Майя стояла за его спиной. Она смотрела на него глазами, полными слез. И даже, кажется, отчаяния.
Он сделал над собой усилие и тихо произнес:
- Что-то случилось?
Майя покачала отрицательно головой и грустно улыбнулась:
- Знаешь, в конечном итоге, не так уж важно, насколько ты меня любишь. Ты ведь любишь меня, хоть немножко, да? Это уже счастье...
Алексей молча вглядывался в ее лицо. В голове его метались мысли, складываясь в яркие, внятные картины всего того, что случилось за последние десять дней. Майя стояла перед ним столь беззащитная, столь печальная, столь красивая, что он не в силах был произнести ни слова. Ему требовался тайм-аут.
Он с трудом взял себя в руки. Он притянул Майю к себе и долго гладил по волосам, пока она всхлипывала, уткнувшись в его грудь.
