— Ну, будь на страже, Гоша! А я к отцу двинула.
Она подъехала к проходной особняка, но ворота, как это бывало раньше, перед ней не открылись. Из проходной вышел охранник Витек, еще один старый кадр отца.
— Ну, чего уставился?! — сразу же напустилась на него Ирина. — Открывай ворота! Не узнал, что ли, меня?
Витек, явно испугавшись гнева олигарховой дочки, поспешил назад, в проходную, нажал на педальку, и в монолитной вроде бы стене образовался широкий проход.
Ирина газанула, но поехала не в сторону Розового дома, а к гаражу.
В помещении она обнаружила автомеханика Степана, покуривающего сигаретку и смотрящего телевизор.
— Моя тачка в порядке? — строго спросила она, кивнув на «Ауди».
Механик тут же вскочил, бросил на пол окурок, топча его ногой и при этом приговаривая:
— Конечно, Ирина Львовна! Все в лучшем виде. Полный бак, масло залито.
Она протянула ему ключи от машины:
— Отгони «Ауди» к главному входу в особняк. Ключи оставишь в замке зажигания.
И, усевшись на мотоцикл, девушка понеслась к Розовому дому.
У входа в особняк ее встретил очередной охранник. Этот пост учредили совсем недавно — когда началась заварушка с Вельтманом.
Секьюрити вежливо поздоровался с Ириной, она небрежно кивнула ему и направилась к кабинету отца. По дороге девушка спустила с предохранителя и «вальтер», и ТТ.
В приемной никого не оказалось — и не мудрено: ее хозяин сейчас на соседнем холме почивает вечным сном.
Ну что ж, войти ей сюда никто не помешал. А выйти?.. Очень может быть, что Витебскому будет доложено о ее прибытии в особняк, и тогда…
Впрочем, там видно будет.
— Привет, папуля! — прощебетала девушка, влетая в кабинет отца и повиснув у него на шее.
Долинский выглядел ошеломленным:
— Ирина!? Откуда ты взялась?
— Прилетела на дельтаплане, — с улыбкой ответила она.
— Но разве дельтаплан не…
— Да брось ты задавать какие-то пустяковые вопросы! — весело перебила его Ирина. — Ведь мы так с тобой давно не виделись! Неужели ты не соскучился обо мне?
— С тобой не соскучишься, — мрачно сказал олигарх, стряхивая дочку с шеи. — Что с тобой случилось, Ирина? — спросил он, пристально вглядываясь в лицо девушки. — Андрей мне рассказывал о тебе ужасные вещи.
— Андрей!? — возмущенно воскликнула Ирина. — Этот сексуальный маньяк, который пытался изнасиловать меня еще в тринадцатилетнем возрасте!? И который уже семь лет смотрит на меня да облизывается?!
Долинский явно опешил:
— Андрей пытался тебя изнасиловать!? А почему я никогда об этом от тебя не слышал?
— Потому что он у меня в ногах валялся, когда я дала ему отпор! Умолял ничего не говорить тебе о том случае. Мне его стало жалко. Я пообещала молчать и сдержала слово. И вот как он меня за мое благородство отблагодарил!
— Но Андрей представил доказательства!
— Какие еще доказательства!?
— Видеоматериалы, например.
— И где же они? Хотелось бы мне посмотреть на то фуфло, которое он тебе подсунул.
Растерявшийся под напором дочки олигарх направился в соседнюю комнату, где у него находился сейф, а Ирина не преминула последовать за ним.
Набрав комбинацию на кодовом замке, Долинский открыл сейф и вынул оттуда ворох одежды, которую девушка, конечно, узнала без труда, и видеокадры двух ее последних «коитусов».
Ирина взяла снимки в руки и, коротко просмотрев их, с выраженным недоумением воскликнула:
— Что это за гадость?! И причем здесь я?!
— Андрей сказал, что обнаружил все это в твоем личном сейфе.
— Да он просто наглый, патологический лгун! Этот Артюхов что-то задумал против тебя, но сначала решил убрать меня с дороги. Где он сейчас находится? Почему его нет в приемной? Вызови его немедленно! Посмотрим, что он скажет, глядя мне в лицо! — И тут же ей пришла в голову еще одна вдохновенная мысль: — А в меня, между прочим, в течение этой недели уже дважды стреляли! Чудом осталась цела! Понятно теперь, чья это работа! Сначала меня дискредитировать, а потом — убрать, чтобы я не могла оправдаться. Вот он, почерк твоего Артюхова!
— Подожди, не горячись, моя девочка, — нежно успокаивал свою разгневанную дочь Долинский. — Артюхов пошел искупаться на Волгу, скоро он вернется, и мы во всем разберемся.
— Постой-ка, папа, — вроде как задумалась девушка. — А в чем он был одет? Не в синий ли спортивный костюм? И не было ли при нем большой красной спортивной сумки?
— Да, — растерянно заморгал олигарх. Именно в таком виде заходил к нему секретарь, когда сообщил, что хотел бы искупаться в Волге, «пока вода еще не очень холодная».
— Значит, это я его видела на шоссе, когда ехала к Розовому дому, — понимающе кивнула девушка. — То-то, я думаю, мужик мне вроде бы знакомый! Но я гнала очень быстро и не могла его толком рассмотреть. Тем более Артюхов стоял, согнувшись к окошку остановленной им машины. Он о чем-то разговаривал с шофером.
Долинский при этих словах пришел в необычайное волнение.
— Какой марки была машина!? — почти заорал он.
— М-м… Дай подумать… Голубая… Да, простая голубая «шестерка».
— А номер?! Номер ты не запомнила?! — Олигарх настолько вышел из себя, что схватил Ирину за плечи и стал ее трясти, будто пытаясь вытрясти из нее этот самый номер.
— Да нет, конечно, папуля. Откуда же я знала…
Но Долинский ее уже не слушал. Он бросился назад, в кабинет, к селектору и заорал в него:
— Витебский! Артюхов ушел… Как! Как! Очень просто — проскочил под носом у этого олуха Гоши и взял частника… Известно из достоверных источников! Голубая «шестерка»… Ясное дело, что он катит в Москву! Поднять всех и перехватить подлеца! Задержать Артюхова в любом виде!
Девушка в это время рылась в сейфе. Бумаги, бумаги, опять бумаги, а вот и он, ключ! Точно, ключ от их общей ячейки в банке — она его уже пару раз видела в руках отца.
Ирина быстро вернулась в кабинет, пора брать быка за рога:
— Папа! А почему ты заблокировал мой счет в банке? У меня ведь ни копейки денег нет.
Долинский вздохнул и ответил осторожно:
— Мне еще во многом разобраться надо, дочка. Не все пока в этом деле понятно.
— В каком еще деле!? Мне надо в Москву! Я хочу, чтобы ты разблокировал мой счет!
Но Долинский уже взял себя в руки и спокойно отреагировал на требование Ирины:
— Побудь немного в особняке, дочка. Расслабься, отдохни. Расскажешь мне, что у тебя за дела в Москве. Тем более что, по твоим словам, на тебя было совершено покушение. В этом уж точно надо серьезно разобраться.
— Я сама разберусь, с кем мне надо. — Девушка неожиданно для Льва Михайловича тоже перешла на спокойный тон. — Не разблокируешь счет, хрен с тобой и с твоими деньгами — тоже. Я все равно уеду в Москву. — И она неспешно направилась к выходу из кабинета.
— Ирина! Вернись немедленно! — раздался требовательный окрик олигарха.
Она остановилась, развернулась к нему лицом и, четко разделяя слоги, коротко ответила:
— Ни-ког-да.
Ирина вновь пошла к дверям, оставляя отцу последний шанс — если только он ее отпустит в Москву. Но она уже мало сомневалась в том, что именно в этот момент ее атакует Жора.
Так оно и произошло. Слева от девушки возникла массивная мужская фигура и набросилась на нее.
Но Ирина была уже готова к нападению. Она мгновенно отскочила в сторону, выхватив при этом «вальтер»:
— Стой, сука, на месте! А ты, отец, отойди в сторону от стола! Не вздумай там что-нибудь нажать — сразу получишь желудь в лобешник.
Видимо, такое моментальное преображение милой девушки в хладнокровную стерву с пистолетом в руке произвело должное впечатление на обоих мужчин. Никто не просил их этого делать, но они оба подняли руки.
Ирина же, продолжая держать на мушке Жору, но поглядывая при этом и на отца, вытащила из своей дамской сумочки ТТ с глушителем, и, прежде чем кто-либо из присутствующих сообразил, что она задумала, последовали выстрелы: два — в Жору, два — в Льва Долинского.
Попала девушка не очень удачно, поскольку стреляла с левой руки, дабы использовать фактор неожиданности. Если бы она стала перекладывать глушак из одной руки в другую, оба мужика, которые сразу бы все поняли, наверняка одновременно набросились бы на нее. И кто знает, чем бы дело кончилось.
У Жоры, который получил ранение в плечо, появился в ладони пистолет, но Ирина уже успела, скинув на пол «вальтер», перехватить ТТ двумя руками и прицельным выстрелом в голову перевела громилу в горизонтальное положение.
Ее отец, держась за грудь, смог добраться до своего кресла и даже усесться в него. Сейчас он с ужасом и мольбой смотрел в такие когда-то родные, а сейчас хладнокровные и беспощадные, без следа снисхождения, глаза дочери.
