– А вы в Казань надолго? – поинтересовался у Долгорукова Энгельгардт.
– Пока еще не знаю, – ответил Сева. – Мне надо решить здесь кое-какие имущественные дела.
– Надеюсь, вы намерены посещать наш клуб как можно чаще? – спросил Вислоухов.
– Чтобы вы имели возможность отыграться? – рассмеялся Десобр.
– Вовсе нет, – посмурнел председатель клуба. – Мне просто симпатичен этот молодой человек.
– Да, – ответил Всеволод Аркадьевич. – Мне нравится у вас в клубе.
– У нас в клубе, – поправил его Вислоухов.
– У нас, – повторил Долгоруков и широко улыбнулся.
В следующую субботу Всеволод Аркадьевич снова был в Дворянском клубе. С Вислоуховым, Десобром и Энгельгардтом он поздоровался как уже со старыми знакомыми, а затем председатель клуба Вислоухов представил его остальным членам клуба, как действительным, так еще и нет.
Скалона еще не было. Сева послонялся по большой и малой гостиным клуба, зашел в библиотеку и потрогал корешки умных книг, выкурил сигару в курительной комнате.
Скалон определенно запаздывал.
В курительной два престарелых господина говорили о Всероссийской мануфактурной выставке, потерпевшей фиаско из-за частых переносов сроков, и сенсационном визите эскадры контр-адмирала Асланбекова в Австралию. Затем речь зашла о телефонах и разрешении использовать такие переговорные аппараты для частных надобностей.
– Вот попомните мое слово, Федор Иванович, – тряс розовыми щечками один из старцев, – скоро вместо того, чтобы общаться, так сказать, вживую, люди начнут телефонировать друг другу. По телефону будут звать друг друга в гости, договариваться о встречах и раутах, признаваться в чувствах, ругаться и посылать к чертовой бабушке. Исчезнет живое общение между людьми! Они еще больше замкнутся в себе и еще больше будут чувствовать себя одинокими в этом мире. Дети перестанут навещать своих родителей, ведь достаточно будет справиться об их здоровье по телефону. И по телефону же будут выражать соболезнования по поводу кончины «Иван Иваныча» родственники и знакомые. Вы, дражайший Федор Иванович, хотели бы, чтобы ваши дети вместо того, чтобы приехать к вам и повидаться с вами, просто телефонировали бы вам, находясь даже не в другом городе, а на другой улице?
– Не хотел бы, – растерянно ответил Федор Иванович.
– Вот и я не хотел бы! – Розовощекий возмущенно потрясал щечками. – А ведь именно так и будет!
Сева не стал слушать дальше про издержки прогресса, в частности, телефонизации, и, выйдя из курительной комнаты, чуть не столкнулся с генералом Скалоном. Александр Антонович был мрачен, как гранитный утес в осеннюю пору, и, едва поздоровавшись с Долгоруковым, прошел в курительную. Спичка, когда он прикуривал папиросу, дрожала в его руке.
– У вас что-то случилось? – спросил Всеволод Аркадьевич.
– Случилось, – коротко ответил Скалон и уселся в кресло в дальнем углу, давая понять Севе, что далее разговаривать не намерен.
Долгоруков пожал плечами и пошел играть в карты. Этот Скалон и в самом деле выглядел несимпатичным господином; что ж, оно и к лучшему, тем приятнее будет его разводить. Однако форсировать события не стоило, в спешке можно наделать массу ошибок. А этого допустить было нельзя…
Сева на сей раз проиграл – правда, самую малость. Оставшись за ломберным столом один на один с Вислоуховым, который так жаждал отыграться и вернуть себе славу первого игрока клуба, что аж подрагивал всеми конечностями и обильно потел, словно находился в крепко натопленной бане, – Долгоруков понтировал, а Вислоухов метал. Конечно, можно было искусно слукавить, применить пару-тройку наработанных изящных шулерских комбинаций и раздеть этого самодовольного индюка до исподнего. Однако зачем ему дразнить гусей? То бишь, индюка? Зачем восстанавливать против себя недалекого умом председателя клуба, который после очередного проигрыша, конечно же, просто возненавит его, Севу Долгорукова, а то еще хуже – начнет по-тихому мстить. Неумно это, господа. И совершенно не на руку для намеченного дела. Посему жульничать за ломберным столом Всеволод не стал и, более того, был для карточного игрока непростительно рассеян, что в конечном итоге и привело к проигрышу.
– Ваша дама убита! – с нескрываемым торжеством произнес Вислоухов, открывая очередную карту. И победно посмотрел сначала на Севу, а затем и на собравшихся вокруг стола членов Дворянского клуба. Банк в восемьдесят рублей перекочевал в карман председателя.
Это был триумф Вислоухова. Долгожданная победа, которую он лелеял и ждал целую неделю! И, главное, возвращение славы самого сильного игрока клуба. Чего Всеволод Аркадьевич абсолютно не собирался оспаривать. Пусть себе потешится!
– Поздравляю вас, – сухо произнес Долгоруков и протянул Вислоухову руку. – Вы были неподражаемы.
– Благодарю, благодарю, – почти по-театральному раскланивался председатель. Его глаза сияли, а улыбка растянулась до ушей. На Севу он смотрел теперь как на лучшего друга.
– Всеволод Аркадьевич, – услышал Долгоруков за своей спиной. Он оглянулся и увидел Скалона. Тот стоял, и на лице его – не может быть! – было заметно смущение. – Я прошу извинить меня за мой непозволительный тон. Ну, там, в курительной комнате.
– Пустое, – ответил Сева, у которого все же не получилось скрыть удивления. Человек, похитивший целое состояние у брошенной им женщины, как оказывается, умеет смущаться! И более того, приносит извинения за неуместно холодный тон!
– Нет, не пустое, – не согласился с Долгоруким Скалон. – Воспитанный человек не должен так поддаваться неприятностям, чтобы срывать свое худое расположение духа на ни в чем не повинных людях. Так что, еще раз прошу принять мои извинения.
– Хорошо, – улыбнулся Сева. И быстро посмотрел на генерала: – Извинения приняты. А что, большие у вас неприятности?
– Немаленькие, – ответил Скалон.
– По службе? – посмотрел в сторону Долгоруков.
– Нет.
– Простите, если я затрагиваю неприятную для вас тему, – произнес Всеволод Аркадьевич. – Просто я по себе знаю, что становится легче, когда выговоришься. Перед кем-либо, даже просто перед малознакомым или вовсе незнакомым человеком.
– Я это тоже знаю, – кисло усмехнулся генерал. – Исповедаться перед малознакомым или вовсе незнакомым человеком даже легче. – Скалон вздохнул. – Однако дело в том, что тема моя… – Он чуть помолчал. – Не подлежит широкой огласке. Это было бы неправильно. Это… личное.
– Женщина? – как бы догадался Долгоруков.
– Да, – просто ответил Скалон. И снова замолчал.
Что-то похожее на симпатию к генералу шевельнулось в душе Всеволода Аркадьевича, но он тут же отогнал ее прочь. Симпатизировать фигуранту? Цели? Какая нелепость…
– Тогда понятно…
– Как ваши имущественные дела? – первым нарушил молчание Скалон, которому действительно было неудобно перед Долгоруковым за свою выходку в курительной комнате.
– Движутся, – ответил Сева и вдруг почувствовал, что вот он, момент, которого он ждал. И в который надлежит ковать железо, покуда оно горячо, то бишь брать быка за рога, ибо подобного случая, созданного самим объектом, по его воле и хотению, может более и не представиться. Поэтому Долгоруков быстро добавил: – И, надо сказать, неплохо. На днях я стал обладателем целой кипы ценных бумаг, но, поскольку проживаю в гостинице, то собираюсь пристроить их в какой-нибудь надежный банк. Нет, – извиняющимся тоном добавил Всеволод Аркадьевич и посмотрел на генерала взглядом честного человека, которому нечего скрывать что-либо от кого-либо, – я не боюсь, что бумаги могут из нумера пропасть. Просто, было бы правильнее держать их в банке. Правда, не знаю, в каком…
– Я могу посоветовать вам один весьма надежный банк, – заявил Скалон, довольный, что может оказать услугу Долгорукову и тем самым загладить свою вину за некоторую грубость в курительной комнате. – Я знаком с его управляющим, господином Холодовским, и сам держу в этом банке свои ценные бумаги. И пока не жалуюсь, – с улыбкой добавил он. – У них там есть особая комната с сейфовыми ячейками.
– Вот как? Очень любопытно.
– Весьма! Вы арендуете ячейку, кладете туда свои ценные бумаги, и вам дают от нее ключ. Их только два: один у вас, другой – у управляющего. Надежный, хороший банк, – заключил генерал.
– Да? – поднял брови Сева. – Я был бы вам очень признателен. Как же он называется?
– Это Волжско-Камский коммерческий банк, – сказал Скалон. – Он располагается на Петропавловской улице, в собственном доме управляющего Холодовского. Управляющего зовут Павел Семенович.
– Что ж, благодарю вас, – раздумчиво произнес Долгоруков. – Я непременно воспользуюсь вашим советом.
Собственно, делать больше в клубе было нечего. Оставался сущий пустячок: изъять бумаги Ксении Михайловны из банковской ячейки Скалона в Волжско-Камском банке.
